Кастель-Нуово
Кастель-Нуово (Castel Nuovo; собств. «новый замок»), также Маскио Анджоино (Maschio Angioino), — замок, возведённый королём Карлом Анжуйским на взморье в Неаполе в связи с переносом столицы его владений из Палермо. Строительство началось под присмотром французских военных инженеров в 1279 году и продолжалось три года.
Сицилийская вечерня так и не позволила основателю вселиться в замок. Первым монархом, который разместился в Кастель-Нуово со всем своим двором, был его сын Карл II. При нём и его преемниках Кастель-Нуово оставался средоточием политической жизни Южной Италии. Здесь отрёкся от тиары Целестин V и был избран его преемник Бонифаций VIII.
После различных улучшений, произведённых при короле Роберте, замок был разорён войсками Людовика Венгерского. Королева Джованна отстроила укрепления и выдержала в замке осаду венгерской армии. После ещё нескольких осад король Альфонс V велел укрепить замок на случай пушечного обстрела. При нём же над воротами появилась триумфальная арка с изображением его вступления в город — первое произведение ренессансной архитектуры в Южной Италии.
В 1494 году Кастель-Нуово вновь осаждали неприятельские армии (на этот раз французские). После перехода неаполитанской короны к испанским Габсбургам те бывали в Неаполе только наездами и, как правило, останавливались в этом замке. 1 октября 1805 года замком овладела русская эскадра под предводительством Дмитрия Сенявина. Городской совет Неаполя продолжал заседать в средневековом Зале баронов (где был изобличён заговор баронов) до 2006 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кастель-Нуово"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Кастель-Нуово
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кастель-Нуово
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
