Кастилия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Касти́лия (исп. Castilla) — исторический регион в Испании, состоит из двух исторических областей: Старой Кастилии в северо-западной Испании, и Новой Кастилии в центре страны.

Ранее восточная область королевства Леон, Кастилия в XI веке становится независимым государством со столицей в Бургосе, а позднее в Вальядолиде, и ведущей силой в 400-летней Реконкисте северноиберийских христианских государств против мусульманского правления, доминировавшего на полуострове с VIII века.

Захват Толедо в 1085 году добавил Новую Кастилию к территориям короны, и битва в Лас-Навас-де-Толоса (1212) ознаменовала потерю мусульманами большей части Юга. Леон объединился с Кастилией в 1230 году Последующие десятилетия принесли завоевание Кордовы (1236), Мурсии (1243) и Севильи (1248).

Династическое объединение королевств Кастилии и Арагона в 1469 году, когда Фердинанд Арагонский женился на Изабелле I Кастильской, привело к формальному созданию Испании как единого государства в 1516 году. Территория, традиционно считавшаяся кастильской, сейчас административно поделена на Испанские автономные сообщества Кастилия и Леон, Кастилия — Ла-Манча, Риоха и Мадрид.

Кастильский стал основным языком Испании — известный многим, кто говорит на нём, как кастельяно (исп. el castellano) или просто испанский язык.

См. также

• Список правителей Кастилии

Библиография

• González Arce, José Damián; El color como atributo simbólico del poder (Castilla en la baja Edad Media). Cuadernos de arte e iconografía, ISSN 0214-2821, Том 6, Nº. 11, 1993, страницы 103-108
• El condado de Castilla (711-1038): La historia frente a la leyenda (2 vols.), de Martínez Díez, Gonzalo. Ediciones de historia, S.A. Marcial Pons.- 912 стр.- ISBN 978-84-95379-94-8 1ª изд. 2005 Мадрид.

Отрывок, характеризующий Кастилия

В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.