Кастрильон, Мануэль

Мануэль Фернандес Кастрильон
Дата смерти	1836(1836)
Принадлежность	Мексика
Род войск	пехота
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Мексиканская война за независимость, Техасская революция Битва за Аламо Битва при Сан-Хасинто †

Мануэ́ль Ферна́ндес Кастрильо́н (исп. Manuel Fernández Castrillón (погиб 21 апреля 1836)) — мексиканский военачальник, генерал-майор мексиканской армии и близкий друг президента Мексики генерала Антонио Лопеса де Санта-Анны.

Ранние годы

Мануэль Фернандес Кастрильон родился на Кубе. Первоначально он служил в испанских войсках, направленных на подавление мексиканских повстанцев в ходе Мексиканской войны за независимость, но вскоре перешёл на сторону повстанцев. Санта-Анну он встретил впервые в 1822 году в ходе боёв у Веракруса. Сражаясь под знамёнами Санта-Анны, он был окружён правительственными войсками и попал в плен. Выйдя на свободу, служил как агент генерала в кампании против объединённых сил лоялистов и испанских солдат и в ходе мексиканской войны за независимость (1810—1821).

Техасская революция

Во время техасской революции Фернандес Кастрильон был адъютантом Санта-Анны. Он присоединился к мексиканским силам, осуществляющим вторжение в 1836 году. Войско направилось к Сан-Антонио-де-Бехар и осадило небольшой техасский гарнизон в миссии Аламо. Кастрильон часто оспаривал решение Санта-Анны о немедленном штурме Аламо, апеллируя к необходимости ожидания прихода более тяжёлых орудий, могущих сокрушить стены Аламо. 6 марта 1836 года в ходе финального штурма Аламо Кастрильон принял командование над батальоном из Толуки, после ранения полковника Франсиско Дуке. Эта колонна атаковала северную стену миссии. Согласно дневнику Хосе Энрике де ла Пеньи, после победы, одержанной мексиканцами над защитниками Аламо, Кастрильон привёл к Санта-Анне 6 из 7 выживших техасцев, которых он взял в плен во время штурма. Историк Эдмондсон предполагает, что эти люди были больны и были неспособны принять участие в битве. Кастрильон просил пощадить их жизни, однако Санта-Анна постановил, что в плен никто браться не будет и приказал казнить техасцев на месте. Неделями позже, в ходе Голиадской резни, Фернандес Кастрильон также протестовал, но тщетно — около 400 техасцев вместе с их лидером Джеймсом Фэннином были казнены.

После битвы за Аламо мексиканская армия двинулась на восток, в более густонаселённые области Техаса. Кастрильон не участвовал в дальнейших битвах вплоть до 21 апреля 1836 года, когда техасский генерал Сэм Хьюстон предпринял внезапную атаку на мексиканские силы. У отряда Санта-Анны не оказалось простора для манёвра или путей отступления, поскольку с мексиканского тыла и флангов была заболоченная местность. Несмотря на всеобщее замешательство Кастрильон командовал расчётом орудия «Золотой стандарт» и безуспешно пытался сплотить свои войска под градом техасских пуль. Техасский генерал и военный министр Томас Дж. Раск пытался спасти жизнь этому храброму и заслуженному генералу, умоляя своих людей не стрелять в него, однако Кастрильон всё же был подстрелен и скончался на поле боя. Через несколько дней после битвы старый друг Кастрильона Лоренцо де Савала отыскал тело генерала и похоронил его в ближайшем поместье. Санта-Анна позднее заявлял, что генерал Кастрильон не был героем, и что его некомпетентность внесла свой вклад в поражение мексиканцев при Сан-Хасинто.

Литература (на английском языке)

• J.R. Edmondson. The Alamo Story: From Early History to Current Conflicts. — Plano, TX: Republic of Texas Press, 2000. — 439 с. — ISBN 978-0585241067.
• Timothy J. Todish, Terry Todish, Ted Spring. Alamo Sourcebook, 1836: A Comprehensive Guide to the Battle of the Alamo and the Texas Revolution. — Austin, TX: Eakin Press, 1998. — 215 с. — ISBN 9781571681522.
• Stephen L. Hardin. Texian Iliad: A Military History of the Texas Revolution. — Austin, TX: University of Texas Press, 1994. — 373 с. — ISBN 978-0292731028.
• Randy Roberts, James Stuart Olson. A Line in the Sand: The Alamo in Blood and Memory. — New York: The Free Press, 2001. — 356 с. — ISBN 0684835444.
• C. M. Bustamante, Continuación del Cuadro Histórico de la Revolución Mexicana, Vol. 4 (Mexico City: Instituto Nacional de Antropología e Historia, 1963).
• Henry Stuart Foote, Texas and the Texans (2 vols., Philadelphia: Cowperthwait, 1841; rpt., Austin: Steck, 1935).
• Jeff Long, Duel of Eagles: The Mexican and U.S. Fight for the Alamo (New York: Morrow, 1990).
• José Enrique de la Peña, With Santa Anna in Texas (College Station: Texas A&M University Press, 1975).
• Antonio López de Santa Anna et al., The Mexican Side of the Texan Revolution, trans. Carlos E. Castañeda (Dallas: Turner, 1928; 2d ed., Austin: Graphic Ideas, 1970).
• Frank X. Tolbert, The Day of San Jacinto (New York: McGraw-Hill, 1959; 2d ed., Austin: Pemberton Press, 1969).

Гиперссылка

• [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/ffetr Биография на сайте Handbook of Texas Online]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кастрильон, Мануэль

Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.