Кастро, Рикардо

Рикардо Кастро

Рикардо Рафаэль де ла Сантисима Тринидад Кастро Эррера (исп. Ricardo Rafael de la Santísima Trinidad Castro Herrera; 7 февраля 1864, Дуранго, Мексика — 28 ноября 1907, Мехико) — мексиканский пианист и композитор.

Биография

Сын Висенте Кастро, адвоката и политика, многолетнего депутата, а в некоторые годы и председателя законодательного собрания штата Дуранго. Вырос в столице штата, в 1878 г. перебрался в Мехико вместе с отцом, избранным в мексиканский Генеральный Конгресс, и поступил в Национальную консерваторию, где сперва занимался у Хуана Сальватьеры (фортепиано) и Лауро Беристайна (гармония), а затем у более заметных педагогов Хулио Итуарте (фортепиано) и Мелесио Моралеса (гармония и композиция). Окончил консерваторию в 1883 году, годом раньше приступив к активной концертной деятельности. Получил несколько музыкальных премий на универсальных выставках в соседних штатах. В 1883 году закончил также работу над Симфонией № 1 до минор «Сакральной» (премьера состоялась спустя более чем столетие, в 1988 году). Международная карьера Кастро началась в 1884 году с выступления в Новом Орлеане в рамках культурной программы Международной ярмарки хлопка, за которым последовали гастроли по США, включавшие Филадельфию, Чикаго, Нью-Йорк и Вашингтон.

В Мексике Кастро наряду с собственной концертной деятельностью принимал активное участие в организации различных институций: он, в частности, был соучредителем Музыкального института Густаво Кампы и Хуана Асеведо (1886), где преподавал фортепиано, а в 1895 г. стал одним из основателей Мексиканского филармонического общества, предназначенного для развития и поддержки камерного музицирования. В 1896 г. выступил (соло и в составе трио с Луисом Салома и Рафаэлем Галиндо) с инаугурационным концертом при открытии нового концертного зала, построенного фирмой «Casa Wagner y Levien» — первым в Мексике музыкальным издательством, в том же году на сцене столичного Театра Возрождения была представлена опера Кастро «Ацимба» (исп. Atzimba) на сюжет из истории конкисты в Мичоакане (до настоящего времени сохранился только первый акт). В 1902 г. совершил национальный гастрольный тур по 30 городам Мексики.

В 1903—1906 гг. Кастро, получив благодаря покровительству Хусто Сьерры правительственную стипендию, жил и работал в Европе, выступив с концертами в Париже, Берлине, Лондоне, Брюсселе, Риме, Милане и Лейпциге. Он также воспользовался возможностью для совершенствования своего исполнительского мастерства, взяв серию уроков у Тересы Карреньо; ей посвящена фортепианная пьеса «У ручья» (фр. Près du Ruisseau) Op. 16. Вернувшись на родину, он по инициативе того же Сьерры с 1 января 1907 года возглавил Национальную консерваторию, однако в том же году скончался от воспаления лёгких.

Брат Кастро, Висенте Кастро Эррера, также выступал как пианист.

Творчество

Помимо «Ацимбы», Кастро, как считается, написал ещё четыре оперы: «Легенда о Рюделе» (исп. La Leyenda de Rudel), «Хуан Австрийский» (исп. Don Juan de Austria, о принце Хуане), «Побеждённый Сатана» (исп. Satán vencido) и «Поцелуй русалки» (исп. El beso de la Rousalka), — однако поставлена была только первая из них, а три другие известны лишь по упоминаниям. Ему принадлежат также два инструментальных концерта, написанных в Европе, — виолончельный (1903, посвящён Мари Лёвенсону и им же впервые исполнен) и фортепианный (1904), — и симфоническая поэма «Ойтона» (по мотивам одноимённой легенды из «Песен Оссиана»). Среди немногочисленных ансамблевых сочинений Кастро выделяется Романс для скрипки и фортепиано Op. 21, посвящённый Жозефу Уайту. Основной корпус сочинений Кастро составляет фортепианная музыка — вальсы, каприсы, мазурки, полонезы (последнее отражает увлечение Кастро музыкой Фредерика Шопена).

В современной Мексике Кастро расценивается как первый крупный национальный композитор. Так, дирижёр Хосе Мирамонтес Сапата называет симфоническую поэму «Ойтона» эпохальной для мексиканской музыки.

Память

Именем Кастро в 1934 году, по случаю 70-летия со дня его рождения, назван театр в Дуранго (построен в 1900 г., ранее назывался Театр Виктории в честь первого президента Мексики Гуадалупе Виктории). В 2007 г. был проведён ряд торжественных мероприятий, приуроченных к столетию смерти музыканта.

Литература

• Javier Guerrero Romero. Ricardo Castro: el primer gran concertista mexicano. — Durango: Gobierno del Estado, 1990. ISBN 9789686396089
• José Ramón Aguirre Aguilera. Ricardo Castro: semblanza de la obra musical. — Durango: Secretaría de Educación, Cultura y Deporte, 1994.

Отрывок, характеризующий Кастро, Рикардо

– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»