Катакомбы Сан-Джованни

Катакомбы Сан-Джованни (итал. catacombe di San Giovanni) — раннехристианские катакомбы IV — VI веков в Сиракузах (Сицилия). Детально исследованы археологом Паоло Орси в 1893 — 1909 годах; в настоящее время единственные сиракузские катакомбы, открытые для публики.

История

Катакомбы Сан-Джованни являются самыми поздними из известных в настоящее время сиракузских катакомб. Подземное кладбище использовались христианской общиной Сиракуз в IV — VI веках, уже после прекращения гонений. В связи с этим катакомбы Сан-Джованни имеют чёткий план и являются наиболее украшенными. О первоначальном захоронении здесь какого-либо святого или о посвящении катакомб этому святому нет никаких сведений. Крипта, в которой был погребён первый епископ Сиракуз Маркиан (итал. Marziano di Siracusa), не является частью кладбища и лишь в настоящее время объединена с ним в единый музей.

Современное название катакомб связано с норманнской церковью в честь Иоанна Богослова, построенной над криптой святого Маркиана (Сан-Марчано). Церковь была изначально возведена в романском стиле, затем была перестроена с элементами готики и окончательно разрушена землетрясением 1693 года.

Находящиеся рядом с церковью катакомбы, хоть и заброшенные к VI веку, были известны в последующие столетия. В 1872 году археологом Саверио Каваллари в них был найден хорошо сохранившийся саркофаг V века (по сохранившейся эпитафии называется саркофагом Адельфии). Эта находка привлекла внимание исследователей к катакомбам; детальное же их исследование было осуществлено в 1893 — 1909 годах Паоло Орси. Во время Второй мировой войны катакомбы Сан-Джованни использовались местным населением в качестве бомбоубежища, вследствие чего большинство останков было перенесено на обычное кладбище.

В настоящее время развалины церкви Сан-Джованни, крипта Сан-Марчано и катакомбы Сан-Джованни находятся под управлением Папской комиссии по священной археологии и открыты для посещения.

Особенности катакомб Сан-Джованни

В отличие от большинства известных катакомб, возникших на основе каменоломен, катакомбы Сан-Джованни устроены на базе античного акведука. В связи с этим, катакомбы имеют чёткий план: имеется широкая центральная галерея (бывший decumanus maximus), от которой отходят второстепенные галереи; пересекающиеся галереи образуют круглые помещения — ротонды (бывшие цистерны для накопления воды). Катакомбы Сан-Джованни возникли уже после окончания гонений на христиан, в связи с чем они отличаются от других сиракузских катакомб гораздо большим разнообразием типов захоронений (в Санта-Лючия и Винья-Касия основными являются локулы). Характерной особенностью Сан-Джованни является отсутствие семейных захоронений в виде кубикул, их заменяют большие семейные аркосолии.

Название	Описание
Ниши (лат. Loculi, локулы)	Локулы (дословно «местечки») — самая распространённая форма захоронений, общая для всех известных катакомб. В Сан-Джованни встречаются в основном локулы, предназанченные для захоронения одного человека. Локулы для погребения двух, трёх и более тел (лат. loculi bisomi, trisomi…) не характерны. Выполнены в форме четырёхугольных продолговатых углублений в стенах коридоров катакомб.
Аркосолии (лат. Arcosolium)	Аркосолий — невысокая глухая арка в стене, под ней в гробнице помещали останки усопших. Таким образом, отверстие гробницы располагалось не сбоку, а сверху. Поскольку захоронений мучеников в Сан-Джованни нет, аркосолии предназначались в основном для погребения богатых или уважаемых членов общины.
Семейные аркосолии (лат. Arcosolium)	Свойственная только для катакомб Сан-Джованни форма захоронений: аркосолий представляет собой глубокую арку, под которой положены до 20 тел.
Саркофаги	Относится к римской традиции погребения, позднее заимствованной христианами. Захоронения в саркофагах в катакомбах Сан-Джованни встречаются достаточно часто; существует целая ротонда саркофагов. (см. ниже).
Захоронения в полу (лат. Forma — «канал, труба»)	Встречаются в полах галерей и ротонд, обычно использовались для погребения небогатых членов общины.

Описание

Крипта Сан-Марчано

В современном виде крипта является норманнской церковью XII века в форме греческого креста, впоследствии перестроенной. Свод церкви поддерживают четыре колонны, на капителях которых изображены символы евангелистов, вход в церковь украшен барельефом с геральдическим орлом императора Фридриха II.

В правой апсиде находятся два алтаря: на одном из них, как утверждается, совершал литургию апостол Павел во время трёхдневного пребывания в Сиракузах, в другом ранее покоились мощи святого Маркиана, первого епископа города (впоследствии перенесены в Гаэту). В крипте сохранились несколько фресок, от византийских до XVII века, изображающих Богородицу с Младенцем, Иоанна Крестителя, апостолов Петра и Павла и нескольких неопознанных святых.

Главная апсида с современным алтарём	Одна из четырёх капителей с изображением райского сада и орла	Сохранившиеся византийские фрески

Северные галереи

С точки зрения археологов наиболее примечательными являются:

• Аркосолий с тремя неглубокими выемками в менсе — горизонтальной плите. Предположительно, в эти выемки во время поминальных трапез наливались вино, елей и мёд для усопшего, что указывает на сохранение некоторых языческих погребальных традиций среди новообращённых христиан.
• Ротонда Антиохии (названа по имени в сохранившейся эпитафии) с саркофагом в центре представляет собой настоящий мавзолей, своды которого поддерживались рядом колонн с капителями.
• Аркосолий Деодаты — в верхней части усопшая в позе «оранта» изображена в райском саду (на который указывают цветы и павлин) с апостолами Петром и Павлом. О Христе напоминает монограмма с греческими буквами Χ и Ρ, помещённая между α и ω — апокалиптическим знаками, также указывающими на Спасителя.

Южные галереи

Наибольший археологический интерес представляют:

• Предполагаемый аркосолий епископа Сиракозия (о желании усопшего быть погребенным рядом с этим епископом сообщает эпитафия на соседнем аркосолии). Украшен монограммой Христа (ΧΡ) с буквами α и ω, а также изображениями двух лодок: большой и маленькой. Исследователи истолковывают лодки как символы вселенской (большая) и поместной (маленькая лодка) Церквей.
• Ротонда Адельфии — здесь в 1872 году был найден саркофаг жены одного из римских сановников V века. На саркофаге, помимо портретов супружеской четы, находятся многочисленные барельефные сцены на темы событий Ветхого и Нового заветов (в том числе поклонение волхвов, вход Господень в Иерусалим, первородный грех и т. д.). В настоящее время саркофаг перемещён в Региональный археологический музей Сиракуз имени Паоло Орси.
• Ротонда саркофагов. Сохранилось только две эпитафии в честь дев Фотины и Филомены, 80 и 84 лет от роду. Концентрация большого количества саркофагов в одной ротонде заставила исследователей предполагать, что здесь погребены члены одной (возможно, монашеской) женской общины.
• Гробница папы Евсевия, умершего в изгнании в Сиракузах. Впоследствии его тело было перенесено в римские катакомбы святого Каллиста.
• Эпитафия в честь некой Эвскии, датируемая примерно 400 годом, — первое упоминание о почитании в Сиракузах святой Луции.

Ротонда саркофагов	Аркосолий епископа Сиракозия	Гробница папы Евсевия

Источники

• Mariatta Sgarlata «The Catacombs of Siracusa»

Отрывок, характеризующий Катакомбы Сан-Джованни

Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.