Каталани, Анджелика

Андже́лика Катала́ни
Анджелика Каталани
Основная информация
Дата рождения	10 мая 1780(1780-05-10)
Место рождения	Сенигаллия
Дата смерти	12 июля 1849(1849-07-12) (69 лет)
Место смерти	Париж
Страна	Италия Италия
Профессии	оперная певица
Певческий голос	сопрано

Андже́лика Катала́ни (итал. Angelica Catalani, по мужу Valabrègue; 10 мая 1780, Сенигаллия — 12 июня 1849, Париж) — итальянская певица.

Биография

Дебютировала в Венеции в 1795 году. Её выступления проходили с громадным успехом во всей Европе, причиной его был феноменальный голос (сопрано) чрезвычайно красивого и чистого тембра, доходившего до редкой высоты (соль в третьей октаве).

Колоратурное пение Каталани отличалось большой легкостью, уверенностью, чистотой. В виртуозных пьесах бравурного характера Каталани не имела соперниц. Громадный успех Каталани имела в Париже и в особенности в Лондоне, где её гонорар за один сезон в театре достиг в 1806 г. 180 тысяч франков — цифры небывалой для того времени. При Людовике XVIII и позднее Каталани управляла итальянской оперой в Париже. Концертировала, среди прочих мест, и в России в 1820, 1824 и 1825 годах. Член Шведской Королевской Академии Искусств с 1827 года. Завершила карьеру в 1828 году. Поселилась во Флоренции в 1830. Здесь основала певческую школу для девочек.

Упоминается у Пушкина в стихах «Княгине З. А. Волконской» (1827):

Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
Цыганке внемлет кочевой.

Стендаль писал в своем дневнике:

Суждение единодушное: у Каталани лучший голос из всех, что запомнились публике, намного лучше, чем у Банти, у Биллингтон, у Корреа, у Маркези, у Кривелли. Кажется, что даже самые живые вещи г-жа Каталани поет словно под нависшей скалой: её голос все время дает какой-то серебристый отзвук.

Какое впечатление производила бы она, если бы природа наделила её душой! Все свои арии она пела одинаково. …Госпожа Каталани исполняет обычно не более дюжины арий, с которыми и разъезжает по Европе. Достаточно услышать её один раз, чтобы вечно сожалеть о том, что природа не вложила в этот изумительный инструмент хоть немного души. …Как бы ни звался композитор, Каталани исполняет всегда одно и то же: целый ряд фиоритур, большей частью дурного вкуса. За пределами Италии она нашла лишь плохих учителей. Вот какие речи велись вокруг меня. Всё это верно, но, быть может, за всю свою жизнь мы не услышим ничего хоть сколько-нибудь похожего на это…

… Освещенная огнями рампы, госпожа Каталани, которой года 34 или 35, ещё очень хороша собой. В опере-буфф контраст благородных черт её лица и необычайного голоса с весёлым характером роли должен создавать удивительный эффект, но что касается оперы seria (серьёзной), то в ней Каталани никогда ничего не поймет. Душа у неё слишком чёрствая. В общем, я разочарован…

Литература

• Соловьёв Н. Ф. Каталани // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Andrea Della Corte e Guido Maggiorino Gatti, Dizionario di Musica, Torino, 1925
• G.Radiciotti, Angelica Catalani, pubbl. su Il Pianoforte, marzo 1924

Rome, Naples et Florence En 1817 Par M. de Stendhal

Отрывок, характеризующий Каталани, Анджелика

Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.