Каталог Кёхеля
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена июнь 2010 года. |
Каталог Кёхеля — это полный список произведений Вольфганга Амадея Моцарта в хронологическом порядке. Обычно обозначается аббревиатурой K или KV.
- K. — нумерация, указанная в первом издании Хронологического и тематического каталога всех работ Вольфганга Амадея Моцарта Людвига фон Кёхеля, (Лейпциг, 1862)
- K6. — нумерация, указанная в шестом издании Хронологического и тематического каталога всех работ Вольфганга Амадея Моцарта Людвига фон Кёхеля (Висбаден, 1964)
- Название — as used on IMSLP
- Инструментовка — используемая в произведении инструментовка
- Тональность — основная тональность произведения
- Дата — год(ы) написания произведения или аранжировки, если известны
- Жанр — произведения сгруппированы по следующим категориям: Театральное, хоровое (для нескольких голосов), вокальное (для одного голоса), оркестровое, камерное и для клавишных
- Примечания — полнота произведения, авторство и прочие заметки
K | K6 | Название | Инструментовка | Тональность | Дата | Жанр | Примечания |
---|---|---|---|---|---|---|---|
— | 1a | Анданте | клав. | До мажор | 1761 | Для клавишных | |
— | 1b | Аллегро | клав. | До мажор | 1761 | Для клавишных | № 2 в нотной тетради Наннерль |
— | 1c | Аллегро | клав. | Фа мажор | 1761 | Для клавишных | № 3 в нотной тетради Наннерль |
— | 1d | Менуэт | клав. | Фа мажор | 1761 | Для клавишных | № 4 в нотной тетради Наннерль |
1 | 1e | Менуэт | клав. | Соль мажор | 1761–62 | Для клавишных | № 5 в нотной тетради Наннерль |
— | 1f | Менуэт | клав. | До мажор | 1761–62 | Для клавишных | № 6 в нотной тетради Наннерль |
2 | 2 | Менуэт | клав. | Фа мажор | 1762 | Для клавишных | № 7 в нотной тетради Наннерль |
3 | 3 | Аллегро | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1762 | Для клавишных | № 8 in Шаблон:LinkWилиkN |
4 | 4 | Менуэт | ф-п. | Фа мажор | 1762 | Для клавишных | № 9 in Шаблон:LinkWилиkN |
5 | 5 | Менуэт | ф-п. | Фа мажор | 1762 | Для клавишных | № 10 in Шаблон:LinkWилиkN |
9a | 5a | Аллегро | ф-п. | До мажор | 1763–64 | Для клавишных | № 11 in Шаблон:LinkWилиkN |
9b | 5b | Анданте | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1763–64 | Для клавишных | № 12 in Шаблон:LinkWилиkN; неоконченное |
6 | 6 | Соната для скрипки ("№ 1") | скр. ф-п. | До мажор | 1762–63 | Камерное | |
7 | 7 | Соната для скрипки ("№ 2") | скр. ф-п. | Ре мажор | 1763–64 | Камерное | |
8 | 8 | Соната для скрипки ("№ 3") | скр. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1763 | Камерное | |
9 | 9 | Соната для скрипки ("№ 4") | скр. ф-п. | Соль мажор | 1764 | Камерное | |
10 | 10 | Соната для скрипки ("№ 5") | скр./fl В-ль. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764 | Камерное | |
11 | 11 | Соната для скрипки ("№ 6") | скр./fl В-ль. ф-п. | Соль мажор | 1764 | Камерное | |
12 | 12 | Соната для скрипки ("№ 7") | скр./fl В-ль. ф-п. | Ля мажор | 1764 | Камерное | |
13 | 13 | Соната для скрипки ("№ 8") | скр./fl В-ль. ф-п. | Фа мажор | 1764 | Камерное | |
14 | 14 | Соната для скрипки ("№ 9") | скр./fl В-ль. ф-п. | До мажор | 1764 | Камерное | |
15 | 15 | Соната для скрипки ("№ 10") | скр./fl В-ль. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764 | Камерное | |
— | 15a | Аллегро | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15b | Андантино | ф-п. | До мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15c | Менуэт | ф-п. | Соль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15d | Рондо | ф-п. | Ре мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15e | Контрданс | ф-п. | Соль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15f | Менуэт | ф-п. | До мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15g | Прелюдия | орг. | Соль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15h | Контрданс | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15i | Менуэт | ф-п. | Ля мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15k | Minилиe | ф-п. | Ля минор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15l | Контрданс | ф-п. | Ля мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15m | Менуэт | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15n | Анданте | ф-п. | До мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15o | Анданте | ф-п. | Ре мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15p | Соната для фортепиано | ф-п. | Соль минор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15q | Анданте | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15r | Анданте | ф-п. | Соль минор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15s | Рондо | ф-п. | До мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15t | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15u | Сицилианы | ф-п. | Ре минор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15v | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15w | Аллеманда | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15x | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15y | Менуэт | ф-п. | Соль мажор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15z | Жиги | ф-п. | До минор | 1764 | Для клавишных | |
— | 15aa | Соната для фортепиано | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15bb | Соната для фортепиано | ф-п. | Ре мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15cc | Менуэт | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15dd | Анданте | ф-п. | Ля-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15ee | Менуэт | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15ff | Менуэт | ф-п. | Ля-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15gg | Контрданс | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15hh | Рондо | ф-п. | Фа мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15ii | Анданте | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15kk | Соната для фортепиано | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15ll | Престо | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15mm | Анданте | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15nn | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1764–65 | Для клавишных | неоконченное |
— | 15oo | Менуэт | ф-п. | Фа мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15pp | Менуэт | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15qq | Менуэт | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Для клавишных | |
— | 15rr | Менуэт | ф-п. | До мажор | 1764-65 | Для клавишных | неоконченное |
— | 15ss | Четырехголосная фуга | ф-п. | Ля минор | 1764–65 | Для клавишных | неоконченное |
16 | 16 | Симфония № 1 | орк. | Ми-бемоль мажор | 1764–65 | Оркестровое | |
Anh.220 | 16a | Симфония ("№ 1" или "Odense") | орк. | Ля минор | 1765? | Оркестровое | авторство Моцарта сомнительно |
19 | 19 | Симфония № 4 | орк. | Ре мажор | 1765–66 | Оркестровое | |
Anh.223 | 19a | Симфония | орк. | Фа мажор | 1765–66 | Оркестровое | |
21 | 19c | Va, dal furили pилиtata | v орк. | До мажор | 1765 | Вокальное | |
— | 19d | Соната | ф-п.4h | До мажор | 1765? | Для клавишных | авторство Моцарта сомнительно |
20 | 20 | God is Our Refuge | ch | Соль минор | 1765 | Для хора | |
Anh.206 | 21a | Вариации | ф-п. | Ля мажор | 1765? | Для клавишных | утеряно |
22 | 22 | Симфония № 5 | орк. | Си-бемоль мажор | 1765 | Оркестровое | |
23 | 23 | Conserальтti fedele | v орк. | Ля мажор | 1765–66 | Вокальное | |
24 | 24 | Вариации (8) on "Laat ons juichen" | ф-п. | Соль мажор | 1766 | Для клавишных | |
25 | 25 | Вариации (7) on "Willem von Nassau" | ф-п. | Ре мажор | 1766 | Для клавишных | |
26 | 26 | Соната для скрипки ("№ 11") | скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1766 | Камерное | |
27 | 27 | Соната для скрипки ("№ 12") | скр. ф-п. | Соль мажор | 1766 | Камерное | |
28 | 28 | Соната для скрипки ("№ 13") | скр. ф-п. | До мажор | 1766 | Камерное | |
29 | 29 | Соната для скрипки ("№ 14") | скр. ф-п. | Ре мажор | 1766 | Камерное | |
30 | 30 | Соната для скрипки ("№ 15") | скр. ф-п. | Фа мажор | 1766 | Камерное | |
31 | 31 | Соната для скрипки ("№ 16" или "№
10") |
скр. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1766 | Камерное | |
32 | 32 | Galimathias musicum | hpd орк. | Ре мажор | 1766 | Оркестровое | |
33 | 33 | Kyrie | ch орк. | Фа мажор | 1766 | Для хора | |
— | 33b | Пьеса | ф-п. | Фа мажор | 1766 | Для клавишных | |
36 | 33i | или che il dover ("Tali e cotanti sono") | v орк. | До мажор | 1766 | Вокальное | |
34 | 34 | Scandi coeli limina | ch орк. | До мажор | 1766–67 | Для хора | |
35 | 35 | Die Schuldigkeit des ersten Gebotes | vv ch орк. | До мажор | 1766–67 | Для хора | |
42 | 35a | Grabmusik | vv ch орк. | До мажор | 1772? | Для хора | |
37 | 37 | Концерт для фортепиано с оркестром № 1 | ф-п. орк. | Фа мажор | 1767 | Оркестровое | |
38 | 38 | Apollo et Hyacinthus | vv орк. | 1767 | Stage | ||
39 | 39 | Концерт для фортепиано с оркестром № 2 | ф-п. орк. | Си-бемоль мажор | 1767 | Оркестровое | |
40 | 40 | Концерт для фортепиано с оркестром № 3 | ф-п. орк. | Ре мажор | 1767 | Оркестровое | |
41 | 41 | Концерт для фортепиано с оркестром № 4 | ф-п. орк. | Соль мажор | 1767 | Оркестровое | |
67 | 41h | Церковная соната ("№ 1") | 2скр. орг. bc | Ми-бемоль мажор | 1767 | Камерное | |
68 | 41i | Церковная соната ("№ 2") | 2скр. орг. bc | Си-бемоль мажор | 1767 | Камерное | |
69 | 41k | Церковная соната ("№ 3") | 2скр. орг. bc | Ре мажор | 1767 | Камерное | |
76 | 42a | Симфония № 43 | орк. | Фа мажор | 1767 | Оркестровое | |
43 | 43 | Симфония № 6 | орк. | Фа мажор | 1767 | Оркестровое | |
45 | 45 | Симфония № 7 | орк. | Ре мажор | 1768 | Оркестровое | |
Anh.221 | 45a | Симфония ("Lambach") | орк. | Соль мажор | 1767 | Оркестровое | |
Anh.214 | 45b | Симфония № 55 | орк. | Си-бемоль мажор | 1768? | Оркестровое | |
51 | 46a | La finta semplice | vv ch орк. | 1768 | Stage | ||
50 | 46b | Bastien und Bastienne | vv ch орк. | 1768 | Stage | ||
52 | 46c | Daphne, deine Rosenwangen | v ф-п. | Ля мажор | 1768 | Вокальное | |
— | 46d | Соната для скрипки | скр. ф-п. | До мажор | 1768 | Камерное | |
— | 46e | Соната для скрипки | скр. ф-п. | Фа мажор | 1768 | Камерное | |
47 | 47 | Veni Sancte Spiritus | 4vv орк. | До мажор | 1768 | Вокальное | |
139 | 47a | Missa solemnis ("Mass № 4" или
"Waisenhaus") |
vv ch орк. | До минор | 1768 | Для хора | |
49 | 47d | Missa brevis ("Mass № 1") | vv ch орк. | Соль мажор | 1768 | Для хора | |
53 | 47e | An die Freude | v ф-п. | Фа мажор | 1768 | Вокальное | |
48 | 48 | Симфония № 8 | орк. | Ре мажор | 1768 | Оркестровое | |
65 | 61a | Missa brevis ("Mass № 2") | vv ch орк. | Ре минор | 1769 | Для хора | |
— | 61b | Менуэтs (7) | орк. | 1769 | Оркестровое | ||
70 | 61c | A Berenice | v орк. | 1767? | Вокальное | ||
103 | 61d | Менуэтs (19) | орк. | 1772 | Оркестровое | ||
104 | 61e | Менуэтs (6) | орк. | 1770–71 | Оркестровое | ||
— | 61g | Менуэтs (2) | орк. | 1770 | Оркестровое | ||
62 | 62 | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1769 | Оркестровое | |
100 | 62a | Кассация ("Серенада № 1") | орк. | Ре мажор | 1769 | Оркестровое | |
63 | 63 | Кассация | орк. | Соль мажор | 1769 | Оркестровое | |
99 | 63a | Кассация | орк. | Си-бемоль мажор | 1769 | Оркестровое | |
66 | 66 | Mass ("Dominicus") ("№ 3") | 4vv ch орк. | До мажор | 1769 | Для хора | |
117 | 66a | Benedictus sit Deus | v ch орк. | До мажор | 1769 | Для хора | |
141 | 66b | Te Deum | ch орк. | До мажор | 1769 | Для хора | |
Anh.215 | 66c | Симфония | орк. | Ре мажор | 1769 | Оркестровое | |
Anh.217 | 66d | Симфония | орк. | Си-бемоль мажор | 1769 | Оркестровое | |
Anh.218 | 66e | Симфония | орк. | Си-бемоль мажор | 1769 | Оркестровое | |
71 | 71 | Ah, più tremar non voglio | v орк. | Фа мажор | 1769 | Вокальное | |
— | 72a | Аллегро | ф-п. | Соль мажор | 1769–70 | Для клавишных | неоконченное; авторство Моцарта сомнительно |
73 | 73 | Симфония № 9 | орк. | До мажор | 1769–72 | Оркестровое | |
143 | 73a | Ergo interest ("Quaere superna") | v орк. | Соль мажор | 1772–73 | Вокальное | |
78 | 73b | Per pietà, bell'idol mio | v орк. | Ми-бемоль мажор | 1766 | Вокальное | |
88 | 73c | Fra cento affanni | v орк. | До мажор | 1770 | Вокальное | |
79 | 73d | O temerario Arbace | v орк. | Ми-бемоль мажор | 1766 | Вокальное | |
77 | 73e | Misero me ("Misero pargoletto") | v орк. | Си-бемоль мажор | 1770 | Вокальное | |
80 | 73f | Струнный квартет № 1 | 2скр. альт В-ль. | Соль мажор | 1770–73 | Камерное | |
123 | 73g | Контрданс | орк. | Си-бемоль мажор | 1770 | Оркестровое | |
94 | 73h | Менуэт | ф-п. | Ре мажор | 1769–70 | Для клавишных | |
— | 73i | Канон | 5vv | Ля мажор | 1772 | Вокальное | |
89 | 73k | Kyrie | 5sop | Соль мажор | 1772 | Вокальное | |
81 | 73l | Симфония № 44 | орк. | Ре мажор | 1770 | Оркестровое | |
97 | 73m | Симфония № 47 | орк. | Ре мажор | 1770 | Оркестровое | |
95 | 73n | Симфония № 45 | орк. | Ре мажор | 1770 | Оркестровое | |
82 | 73o | Se ardire, e speranza | v орк. | Фа мажор | 1770 | Вокальное | |
83 | 73p | Se tutti i mali miei | v орк. | Ми-бемоль мажор | 1770 | Вокальное | |
84 | 73q | Симфония № 11 | орк. | Ре мажор | 1770 | Оркестровое | |
— | 73r | Puzzle Канонs (4) | vv | 1772–74? | Вокальное | ||
85 | 73s | Miserere | vv bc | Ля минор | 1772–74? | Вокальное | |
122 | 73t | Менуэт | орк. | Ми-бемоль мажор | 1770 | Оркестровое | |
44 | 73u | Cibavit eos | ch орг. | Ля минор | 1770 | Для хора | |
86 | 73v | Quaerite primum regnum Dei | ch | Ре минор | 1770 | Для хора | |
— | 73w | Фуга | ф-п. | Ре мажор | 1773 | Для клавишных | |
— | 73x | Канонic Studies (14) | 1772–74 | Вокальное? | |||
74 | 74 | Симфония № 10 | орк. | Соль мажор | 1770 | Оркестровое | |
87 | 74a | Митридат, царь Понтийский | vv ch орк. | 1770 | Stage | ||
— | 74b | Non curo l'affetto | v орк. | Ми мажор | 1771 | Вокальное | |
118 | 74c | La Betulia Liberata | vv орк. | 1771 | Stage | ||
108 | 74d | Regina coeli | v ch орк. | До мажор | 1771 | Для хора | |
109 | 74e | Litaniae Lauretanae | vv ch орк. | Си-бемоль мажор | 1771 | Для хора | |
72 | 74f | Inter natos mulierum | ch орк. | Соль мажор | 1777–80? | Для хора | |
75 | 75 | Симфония № 42 | орк. | Фа мажор | 1771 | Оркестровое | |
110 | 75b | Симфония № 12 | орк. | Соль мажор | 1771 | Оркестровое | |
116 | 90a | Missa brevis | ch орг. | Фа мажор | — | Для хора | ложное (by Шаблон:LinkComp) |
107 | 107 | Концерт для фортепиано с оркестромs (3) | ф-п. орк. | 1771–72 | Оркестровое | based on Сонатаs by Шаблон:LinkComp | |
111 | 111 | Ascanio in Alba | vv ch орк. | 1771 | Stage | ||
120 | 111a | Симфония № 48 | орк. | Ре мажор | 1771 | Оркестровое | |
96 | 111b | Симфония № 46 | орк. | До мажор | 1771? | Оркестровое | |
112 | 112 | Симфония № 13 | орк. | Фа мажор | 1771 | Оркестровое | |
113 | 113 | Дивертисмент ("№ 1") | орк. | Ми-бемоль мажор | 1771 | Оркестровое | |
114 | 114 | Симфония № 14 | орк. | Ля мажор | 1771 | Оркестровое | |
381 | 123a | Соната | ф-п.4h | Ре мажор | 1773–74 | Для клавишных | |
124 | 124 | Симфония № 15 | орк. | Соль мажор | 1772 | Оркестровое | |
144 | 124a | Церковная соната ("№ 4") | 2скр. орг. bc | Ре мажор | 1774 | Камерное | |
145 | 124b | Церковная соната ("№ 5") | 2скр. орг. bc | Фа мажор | 1774 | Камерное | |
125 | 125 | Litaniae de venerabili altaris sacramento | vv ch орк. | Си-бемоль мажор | 1772 | Для хора | |
136 | 125a | Дивертисмент ("Salzburg Симфония № 1") | 2скр. альт В-ль. | Ре мажор | 1772 | Камерное | |
137 | 125b | Дивертисмент ("Salzburg Симфония № 2") | 2скр. альт В-ль. | Си-бемоль мажор | 1772 | Камерное | |
138 | 125c | Дивертисмент ("Salzburg Симфония № 3") | 2скр. альт В-ль. | Фа мажор | 1772 | Камерное | |
149 | 125d | Die grossmütige Gelassenheit | v ф-п. | Си-бемоль мажор | — | Вокальное | ложное (by Шаблон:LinkComp) |
150 | 125e | Geheime Liebe | v ф-п. | Соль мажор | — | Вокальное | ложное (by Шаблон:LinkComp) |
151 | 125f | Die Zufriedenheit im niedrigen Stande
("Ich trachte nicht") |
v ф-п. | Фа мажор | 1772 | Вокальное | |
147 | 125g | Wie unglucklich bin ich nit | v ф-п. | Фа мажор | 1772 | Вокальное | |
148 | 125h | Lobegesang auf die feierliche Johannisloge | v ф-п. | Ре мажор | 1774–76? | Вокальное | |
126 | 126 | Il sogno di Scipione | vv ch орк. | 1771 | Stage | ||
127 | 127 | Regina coeli | v ch орк. | Си-бемоль мажор | 1772 | Для хора | |
128 | 128 | Симфония № 16 | орк. | До мажор | 1772 | Оркестровое | |
129 | 129 | Симфония № 17 | орк. | Соль мажор | 1772 | Оркестровое | |
130 | 130 | Симфония № 18 | орк. | Фа мажор | 1772 | Оркестровое | |
164 | 130a | Менуэтs (6) | орк. | 1772 | Оркестровое | ||
131 | 131 | Дивертисмент ("№ 2") | орк. | Ре мажор | 1772 | Оркестровое | |
132 | 132 | Симфония № 19 | орк. | Ми-бемоль мажор | 1772 | Оркестровое | |
133 | 133 | Симфония № 20 | орк. | Ре мажор | 1772 | Оркестровое | |
134 | 134 | Симфония № 21 | орк. | Ля мажор | 1772 | Оркестровое | |
155 | 134a | Струнный квартет № 2 ("Дивертисмент") | 2скр. альт В-ль. | Ре мажор | 1772 | Камерное | |
156 | 134b | Струнный квартет № 3 | 2скр. альт В-ль. | Соль мажор | 1772 | Камерное | |
135 | 135 | Луций Сулла | vv ch орк. | Ре мажор | 1772 | Stage | |
161/163 | 141a | Симфония № 50 | орк. | Ре мажор | 1774 | Оркестровое | |
157 | 157 | Струнный квартет № 4 | 2скр. альт В-ль. | До мажор | 1772 | Камерное | |
158 | 158 | Струнный квартет № 5 ("Дивертисмент") | 2скр. альт В-ль. | Фа мажор | 1773 | Камерное | |
165 | 158a | Exsultate, jubilate | v орк. | Фа мажор | 1773 | Вокальное | |
159 | 159 | Струнный квартет № 6 ("Дивертисмент") | 2скр. альт В-ль. | Си-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
160 | 159a | Струнный квартет № 7 | 2скр. альт В-ль. | Ми-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
186 | 159b | Дивертисмент ("№ 4") | 2ob 2eh 2cl 2bn 2hn | Си-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
166 | 159d | Дивертисмент ("№ 3") | 2ob 2eh 2cl 2bn 2hn | Ми-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
184 | 161a | Симфония № 26 | орк. | Ми-бемоль мажор | 1773 | Оркестровое | |
199 | 161b | Симфония № 27 | орк. | Соль мажор | 1773 | Оркестровое | |
162 | 162 | Симфония № 22 | орк. | До мажор | 1773 | Оркестровое | |
181 | 162b | Симфония № 23 | орк. | Ре мажор | 1773 | Оркестровое | |
167 | 167 | Missa ("№ 7" или "Trinitatis") | ch орк. | До мажор | 1773 | Для хора | |
205 | 167A | Дивертисмент ("№ 7") | орк. | Ре мажор | 1773 | Оркестровое | |
290 | 167AB | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1772 | Оркестровое | |
185 | 167a | Серенада ("№ 3" или "Antretter") | орк. | Ре мажор | 1773 | Оркестровое | |
189 | 167b | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1773 | Оркестровое | |
168 | 168 | Струнный квартет № 8 | 2скр. альт В-ль. | Фа мажор | 1773 | Камерное | |
169 | 169 | Струнный квартет № 9 | 2скр. альт В-ль. | Ля мажор | 1773 | Камерное | |
170 | 170 | Струнный квартет № 10 | 2скр. альт В-ль. | До мажор | 1773 | Камерное | |
171 | 171 | Струнный квартет № 11 | 2скр. альт В-ль. | Ми-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
172 | 172 | Струнный квартет № 12 | 2скр. альт В-ль. | Си-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
173 | 173 | Струнный квартет № 13 | 2скр. альт В-ль. | Ре минор | 1773 | Камерное | |
180 | 173c | Вариации (6) on "Mio caro adone" | ф-п. | Соль мажор | 1773 | Для клавишных | |
182 | 173dA | Симфония № 24 | орк. | Си-бемоль мажор | 1773 | Оркестровое | |
183 | 173 dB | Симфония № 25 | орк. | Соль минор | 1773 | Оркестровое | |
174 | 174 | String Квинтет № 1 | 2скр. 2альт В-ль. | Си-бемоль мажор | 1773 | Камерное | |
175 | 175 | Концерт для фортепиано с оркестром № 5 | ф-п. орк. | Ре мажор | 1773 | Оркестровое | |
176 | 176 | Менуэтs (16) | орк. | 1773 | Оркестровое | ||
201 | 186a | Симфония № 29 | орк. | Ля мажор | 1774 | Оркестровое | |
202 | 186b | Симфония № 30 | орк. | Ре мажор | 1774 | Оркестровое | |
358 | 186c | Соната | ф-п.4h | Си-бемоль мажор | 1773–74 | Для клавишных | |
195 | 186d | Litaniae Lauretanae | vv ch орк. | Ре мажор | 1774 | Для хора | |
190 | 186E | Concertone | 2скр. орк. | До мажор | 1774 | Оркестровое | |
191 | 186e | Bassoon Concerto | bn орк. | Си-бемоль мажор | 1774 | Оркестровое | |
192 | 186f | Missa brevis ("Mass № 6") | vv ch орк. | Фа мажор | 1774 | Для хора | |
193 | 186g | Dixit Dominus and Magnificat | 2vv ch орк. | До мажор | 1774 | Для хора | |
194 | 186h | Missa brevis ("Mass № 8") | vv ch орк. | Ре мажор | 1774 | Для хора | |
91 | 186i | Kyrie | ch орк. | Ре мажор | 1774 | Для хора | неоконченное |
179 | 189a | Вариации (12) on a Менуэт by Fischer | ф-п. | До мажор | 1774 | Для клавишных | |
203 | 189b | Серенада ("№ 4" или "Collилиedo") | орк. | Ре мажор | 1774 | Оркестровое | |
237 | 189c | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1774 | Оркестровое | |
279 | 189d | Соната для фортепиано № 1 | ф-п. | До мажор | 1775 | Для клавишных | |
280 | 189e | Соната для фортепиано № 2 | ф-п. | Фа мажор | 1775 | Для клавишных | |
281 | 189f | Соната для фортепиано № 3 | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1775 | Для клавишных | |
282 | 189g | Соната для фортепиано № 4 | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1775 | Для клавишных | |
283 | 189h | Соната для фортепиано № 5 | ф-п. | Соль мажор | 1775 | Для клавишных | |
200 | 189k | Симфония № 28 | орк. | До мажор | 1774 | Оркестровое | |
196 | 196 | La finta giardiniera | vv ch орк. | 1775 | Stage | ||
220 | 196b | Missa brevis ("Mass № 9" или
"Spatzen") |
vv ch орк. | До мажор | 1775–76 | Для хора | |
292 | 196c | Соната | bn В-ль. | Си-бемоль мажор | 1775 | Камерное | |
222 | 205a | Misericилиdias Domini | ch орк. | Ре минор | 1775 | Для хора | |
284 | 205b | Соната для фортепиано № 6
("Durnitz") |
ф-п. | Ре мажор | 1775 | Для клавишных | |
207 | 207 | Violin Concerto № 1 | скр. орк. | Си-бемоль мажор | 1773 | Оркестровое | |
121 | 207a | Аллегро ("Симфония № 51") | орк. | Ре мажор | 1775 | Оркестровое | |
208 | 208 | Il re pastore (Царь-пастух) | vv ch орк. | 1775 | Stage | ||
209 | 209 | Si mostra la sилиte | v орк. | Ре мажор | 1775 | Вокальное | |
210 | 210 | Con ossequio, con rispetto | v орк. | До мажор | 1775 | Вокальное | |
152 | 210a | Ridente la calma | v ф-п. | Фа мажор | — | Вокальное | ложное (by Шаблон:LinkComp) |
211 | 211 | Violin Concerto № 2 | скр. орк. | Ре мажор | 1775 | Оркестровое | |
212 | 212 | Церковная соната ("№ 6") | 2скр. орг. bc | Си-бемоль мажор | 1775 | Камерное | |
213 | 213 | Дивертисмент ("№ 8") | 2ob 2bn 2hn | Фа мажор | 1775 | Камерное | |
204 | 213a | Серенада ("№ 5") | орк. | Ре мажор | 1775 | Оркестровое | |
215 | 213b | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1775 | Оркестровое | |
102 | 213c | Симфония № 52 | орк. | До мажор | 1775–76 | Оркестровое | |
214 | 214 | Оркестровое | орк. | До мажор | 1775 | Оркестровое | |
216 | 216 | Violin Concerto № 3 ("Strassburg") | скр. орк. | Соль мажор | 1775 | Оркестровое | |
217 | 217 | Voi avete un сили fedele | v орк. | Соль мажор | 1775 | Вокальное | |
218 | 218 | Violin Concerto № 4 | скр. орк. | Ре мажор | 1775 | Оркестровое | |
219 | 219 | Violin Concerto № 5 ("Turkish") | скр. орк. | Ля мажор | 1775 | Оркестровое | |
238 | 238 | Концерт для фортепиано с оркестром № 6 | ф-п. орк. | Си-бемоль мажор | 1776 | Оркестровое | |
239 | 239 | Серенада ("№ 6" или "Serenata notturna") | орк. | Ре мажор | 1776 | Оркестровое | |
240 | 240 | Дивертисмент ("№ 9") | 2ob 2bn 2hn | Си-бемоль мажор | 1776 | Камерное | |
252 | 240a | Дивертисмент ("№ 12") | 2ob 2bn 2hn | Ми-бемоль мажор | 1776 | Камерное | |
188 | 240b | Дивертисмент ("№ 6") | 2fl 5tpt timp | До мажор | 1773 | Камерное | |
241 | 241 | Церковная соната ("№ 7" или "№ 9") | 2скр. орг. bc | Соль мажор | 1776 | Камерное | |
224 | 241a | Церковная соната ("№ 15" или "№
7") |
2скр. орг. bc | Фа мажор | 1780 | Камерное | |
225 | 241b | Церковная соната ("№ 16" или "№
8") |
2скр. орг. bc | Ля мажор | 1780 | Камерное | |
242 | 242 | Концерт для фортепиано с оркестром № 7
("Lodron") |
3ф-п. орк. | Фа мажор | 1779? | Оркестровое | |
243 | 243 | Litaniae de venerabili altaris sacramento | vv ch орк. | Ми-бемоль мажор | 1776 | Для хора | |
244 | 244 | Церковная соната ("№ 8") | 2скр. орг. bc | Фа мажор | 1776 | Камерное | |
245 | 245 | Церковная соната ("№ 9" или "№ 11") | 2скр. орг. bc | Ре мажор | 1776 | Камерное | |
246 | 246 | Концерт для фортепиано с оркестром № 8
("Lutzow") |
ф-п. орк. | До мажор | 1776 | Оркестровое | |
262 | 246a | Mass ("№ 13" или "Missa longa") | vv ch орк. | До мажор | 1776 | Для хора | |
288 | 246c | Дивертисмент | орк. | Фа мажор | — | Оркестровое | неоконченное |
247 | 247 | Дивертисмент ("№ 10" или "Lodronische
Nachtmusik") |
орк. | Фа мажор | 1776 | Оркестровое | |
248 | 248 | Оркестровое | орк. | Фа мажор | 1776 | Оркестровое | |
260 | 248a | Venite populi | 2ch орк. | Ре мажор | 1776 | Для хора | |
250 | 248b | Серенада ("№ 7" или "Haffner") | орк. | Ре мажор | 1776 | Оркестровое | |
249 | 249 | Оркестровое ("Haffner") | орк. | Ре мажор | 1776 | Оркестровое | |
101 | 250a | Контрдансs (4) ("Серенада") | орк. | 1776 | Оркестровое | ||
251 | 251 | Дивертисмент ("№ 11") | орк. | Ре мажор | 1776 | Оркестровое | |
253 | 253 | Дивертисмент ("№ 13") | 2ob 2bn 2hn | Фа мажор | 1776 | Камерное | |
254 | 254 | Дивертисмент ("Piano Trio № 1") | скр. В-ль. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1776 | Камерное | |
255 | 255 | Ombra felice ("Io ti lascio") | v орк. | Фа мажор | 1776 | Вокальное | |
256 | 256 | Clarice cara mia sposa | v орк. | Ре мажор | 1776 | Вокальное | |
257 | 257 | Mass ("№ 10" или "Credo") | vv ch орк. | До мажор | 1776–77? | Для хора | |
258 | 258 | Missa brevis ("Mass № 11" или "Spaur") | vv ch орк. | До мажор | 1775–76 | Для хора | |
259 | 259 | Missa brevis ("Mass № 12" или ("орг.an
Solo") |
vv ch орк. | До мажор | 1775–76 | Для хора | |
261 | 261 | Adagio | скр. орк. | Ми мажор | 1776 | Оркестровое | |
269 | 261a | Рондо | скр. орк. | Си-бемоль мажор | 1776 | Оркестровое | |
263 | 263 | Церковная соната ("№ 10" или "№ 12") | 2tpt 2скр. орг. bc | До мажор | 1776 | Камерное | |
286 | 269a | Notturno | 4орк. | Ре мажор | 1776 | Оркестровое | |
— | 269b | Контрдансs (4) | орк. | 1777 | Оркестровое | ||
270 | 270 | Дивертисмент ("№ 14") | 2ob 2bn 2hn | Си-бемоль мажор | 1777 | Камерное | |
271 | 271 | Концерт для фортепиано с оркестром № 9 ("Jeunehomme" или "Jenamy") | ф-п. орк. | Ми-бемоль мажор | 1777 | Оркестровое | |
267 | 271c | Контрдансs (4) | орк. | 1777 | Оркестровое | ||
274 | 271d | Церковная соната ("№ 11" или "№
13") |
2скр. орг. bc | Соль мажор | 1777 | Камерное | |
278 | 271e | Церковная соната ("№ 12" или "№
14") |
орк. | До мажор | 1777 | Оркестровое | |
266 | 271f | Trio | 2скр. В-ль. | Си-бемоль мажор | 1777 | Камерное | |
289 | 271g | Дивертисмент ("№ 16") | 2ob 2bn 2hn | Ми-бемоль мажор | 1777 | Камерное | |
287 | 271h | Дивертисмент | орк. | Си-бемоль мажор | 1777 | Оркестровое | |
— | 271i | Violin Concerto | скр. орк. | Ре мажор | 1777 | Оркестровое | |
314 | 271k | Oboe Concerto | ob орк. | До мажор | 1775–77? | Оркестровое | revised as K.314/285d |
272 | 272 | Ah, lo previdi | v орк. | До минор | 1777 | Вокальное | |
277 | 272a | Alma Dei creatилиis | ch орк. | Фа мажор | 1777 | Для хора | |
275 | 272b | Missa brevis ("Mass № 14") | vv ch орк. | Си-бемоль мажор | 1772 или 1777 | Для хора | |
273 | 273 | Sancta Maria, mater Dei | vv ch орк. | Фа мажор | 1777 | Для хора | |
309 | 284b | Соната для фортепиано № 7 | ф-п. | До мажор | 1777 | Для клавишных | |
311 | 284c | Соната для фортепиано № 9 | ф-п. | Ре мажор | 1777 | Для клавишных | |
307 | 284d | Oiseaux, si tous les ans | v орк. | До мажор | 1777 | Вокальное | |
285 | 285 | Квартет для флейты ("№ 1") | fl скр. альт В-ль. | Ре мажор | 1777 | Камерное | |
— | 285a | Квартет для флейты ("№ 2") | fl скр. альт В-ль. | Соль мажор | 1778 | Камерное | |
Anh.171 | 285b | Квартет для флейты ("№ 3") | fl скр. альт В-ль. | До мажор | 1778 | Камерное | |
313 | 285c | Концерт для флейты с оркестром
("№ 1") |
fl орк. | Соль мажор | 1778 | Оркестровое | based on K.314/271k |
314 | 285d | Концерт для флейты с оркестром ("№
2") |
fl орк. | Ре мажор | 1777 | Оркестровое | |
315 | 285e | Анданте | fl орк. | До мажор | 1778 | Оркестровое | |
301 | 293a | Соната для скрипки ("№ 18") | скр. ф-п. | Соль мажор | 1778 | Камерное | |
302 | 293b | Соната для скрипки ("№ 19") | скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1778 | Камерное | |
303 | 293c | Соната для скрипки ("№ 20") | скр. ф-п. | До мажор | 1778 | Камерное | |
305 | 293d | Соната для скрипки ("№ 22") | скр. ф-п. | Ля мажор | 1778 | Камерное | |
294 | 294 | Alcandro, lo confesso | v орк. | 1778 | Вокальное | ||
295 | 295 | Se al labbro mio non credi ("Il сили dolente") | v орк. | Си-бемоль мажор | 1778 | Вокальное | |
— | 295a | Basta, vincesti | v орк. | Ми-бемоль мажор | 1778 | Вокальное | |
308 | 295b | Dans un bois solitaire | v орк. | Ля-бемоль мажор | 1778 | Вокальное | |
296 | 296 | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 17") | скр. ф-п. | До мажор | 1778 | Камерное | |
322 | 296a | Kyrie | хор орк. | Ми-бемоль мажор | 1778 | Для хора | неоконченное |
Anh. | 9297B | Sinfonia concertante | ob cl bn hn орк. | Ми-бемоль мажор | 1778 | Камерное | |
299 | 297c | Концерт для флейты и арфы с оркестром | Фл. Арфа орк. | До мажор | 1778 | Оркестровое | |
298 | 298 | Квартет для флейты, скрипки, альта и виолончели ("№ 4") | Фл. скр. альт В-ль. | Ля мажор | 1786? | Камерное | |
354 | 299a | 12 Вариаций на "Je suis Lindor" | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1778 | Для клавишных | |
Anh. | 10299b | Les petits riens | орк. | 1778 | Оркестровое | ||
Anh.103 | 299d | La chasse | орк. | Ля мажор | 1778 | Оркестровое | неоконченное |
300 | 300 | Гавот | орк. | Си-бемоль мажор | 1778 | Оркестровое | |
297 | 300a | Симфония № 31 ("Парижская") | орк. | Ре мажор | 1778 | Оркестровое | |
316 | 300b | Popoli di Tessaglia! – Io non chiedo, eterni Dei ("Народы Фессалии! - Я не прошу, вечные боги;) | сол. орк. | До мажор | 1779 | Вокальное | |
304 | 300c | Соната для скрипки ("№ 21") | скр. ф-п. | Ми минор | 1778 | Камерное | |
310 | 300d | Соната для фортепиано № 8 | ф-п. | Ля минор | 1778 | Для клавишных | |
265 | 300e | 12 Вариаций на тему "Ah, vous dirai-je maman" | ф-п. | До мажор | 1781–82? | Для клавишных | |
353 | 300f | 12 Вариаций на тему "La belle françoise" | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1781–82? | Для клавишных | |
395 | 300g | Каприччо | ф-п. | До мажор | 1777 | Для клавишных | |
330 | 300h | Соната для фортепиано № 10 | ф-п. | До мажор | 1783 | Для клавишных | |
331 | 300i | Соната для фортепиано № 11 ("Alla Turca") | ф-п. | Ля мажор | 1783 | Для клавишных | |
332 | 300k | Соната для фортепиано № 12 | ф-п. | Фа мажор | 1783 | Для клавишных | |
306 | 300l | Соната для скрипки ("№ 23") | скр. ф-п. | Ре мажор | 1778 | Камерное | |
333 | 315c | Соната для фортепиано № 13 ("Линц") | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1783 | Для клавишных | |
264 | 315d | 9 Вариаций на тему "Lison dormait" | ф-п. | До мажор | 1778 | Для клавишных | |
Anh. 56 |
315f | Концерт для скрипки и фортепиано с оркестром | скр. ф-п. орк. | Ре мажор | 1778 | Оркестровое | неоконченное |
— | 315g | 8 Менуэтов | ф-п. | 1773 | Для клавишных | ||
365 | 316a | Концерт для 2-х фортепиано с оркестром № 10 | 2 ф-п. орк. | Ми-бемоль мажор | 1779–81? | Оркестровое | |
317 | 317 | Месса ("№ 15" или "Коронационная") | солисты хор орк. | До мажор | 1779 | Для хора | |
329 | 317a | Церковная соната ("№ 13" или "№ 16") | орк. | До мажор | 1779 | Оркестровое | |
146 | 317b | Kommet her, ihr frechen Sünder | сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1779 | Вокальное | |
328 | 317c | Церковная соната ("№ 14" или "№ 15") | 2 скр. орг. конт. | До мажор | 1779 | Камерное | |
378 | 317d | Соната для скрипки ("№ 26") | скр. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1779 | Камерное | |
318 | 318 | Симфония № 32 | орк. | Соль мажор | 1779, 1782–83 | Оркестровое | |
319 | 319 | Симфония № 33 | орк. | Си-бемоль мажор | 1779, 1785 | Оркестровое | |
320 | 320 | Серенада ("№ 9" или "Почтовый рожок") | орк. | Ре мажор | 1779 | Оркестровое | |
335 | 320a | 2 Оркестровоеа | орк. | Ре мажор | 1779 | Оркестровое | |
— | 320B | Дивертисмент | орк. | Ре мажор | 1772–73 | Оркестровое | неоконченное |
334 | 320b | Дивертисмент | орк. | Ре мажор | 1779 | Оркестровое | |
445 | 320c | Оркестровое | орк. | Ре мажор | 1780 | Оркестровое | |
364 | 320d | Концертная симфония | скр. альт орк. | Ми-бемоль мажор | 1779 | Оркестровое | |
Anh.104 | 320e | Концертная симфония | скр. альт В-ль. орк. | Ля мажор | 1779 | Оркестровое | неоконченное |
321 | 321 | Vesperae de Dominica | солисты хор орк. | До мажор | 1779 | Для хора | |
276 | 321b | Regina coeli | сол. хор орк. | До мажор | 1779 | Для хора | |
Anh.15 | 323 | Kyrie | хор орк. | До мажор | 1779 | Для хора | неоконченное |
345 | 336a | Томас, царь египетский | солисты хор орк. | 1779 | Опера | ||
344 | 336b | Заида | солисты орк. | 1780 | Опера | ||
343 | 336c | 2 Гимна | сол. ф-п. | 1780 | Вокальное | ||
336 | 336d | Церковная соната ("№ 17") | 2скр. орг. конт. | До мажор | 1780 | Камерное | |
337 | 337 | Missa solemnis ("Mass № 16") | солисты хор орк. | До мажор | 1780 | Для хора | |
338 | 338 | Симфония № 34 | орк. | До мажор | 1780 | Оркестровое | |
339 | 339 | Vesperae solennes de confessore | солисты хор орк. | До мажор | 1780 | Для хора | |
392 | 340a | Verdankt sei es dem Glanz | сол. ф-п. | Фа мажор | 1780 | Вокальное | |
391 | 340b | An die Einsamkeit ("Sei du mein trost") | сол. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1780 | Вокальное | |
390 | 340c | An die Hoffnung ("Ich würd auf meinem pfad") | сол. ф-п. | Ре минор | 1780 | Вокальное | |
363 | 363 | 3 Менуэта | орк. | 1783? | Танец | ||
366 | 366 | Идоменей, царь Критский | солисты хор орк. | 1781 | Опера | ||
367 | 367 | Идоменей, царь Критский (музыка для балета) | орк. | 1781 | Танец | ||
349 | 367a | Die Zufriedenheit | сол. манд./ф-п. | Соль мажор | 1780 | Вокальное | |
351 | 367b | Komm, liebe Zither komm | сол. манд. | До мажор | 1781 | Вокальное | |
368 | 368 | Ma che vi fece | сол. орк. | Фа мажор | 1781 | Вокальное | |
341 | 368a | Kyrie | хор орк. | Ре минор | 1781 | Для хора | |
370 | 368b | Квартет для гобоя, скрипки, альта и виолончели | гоб. скр. альт В-ль. | Фа мажор | 1781 | Квартет | |
369 | 369 | Misera, dove son! ("Ah! non son io") | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1781 | Вокальное | |
361 | 370a | Серенада ("№ 10" или "Gran partita") | 2 гоб. 2 кл. 2 б.г-н. 2 фаг. к-б. 4 валт. | Си-бемоль мажор | 1781 | Камерное | |
— | 370b | Концерт для валторны с оркестром | валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1781 | Оркестровое | неоконченное |
371 | 371 | Рондо | валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1781 | Оркестровое | неоконченное |
372 | 372 | Аллегро | скр. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1781 | Камерное | неоконченное |
400 | 372a | Аллегро | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
373 | 373 | Рондо | скр. орк. | До мажор | 1781 | Оркестровое | |
379 | 373a | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 27") | скр. ф-п. | Соль мажор | 1781 | Камерное | |
374 | 374 | A questo seno deh vieni ("или che il cielo") | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1781 | Вокальное | |
359 | 374a | 12 Вариаций на тему "La bergère Célimene" | скр. ф-п. | Соль мажор | 1781 | Камерное | |
360 | 374b | 6 Вариаций на тему "Hélas, j'ai perdu mon amant" | скр. ф-п. | Соль мажор | 1781 | Камерное | |
352 | 374c | 8 Вариаций на тему "Dieu d'amour" | ф-п. | Фа мажор | 1781 | Для клавишных | |
376 | 374d | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 24") | скр. ф-п. | Фа мажор | 1781 | Соната | |
377 | 374e | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 25") | скр. ф-п. | Фа мажор | 1781 | Соната | |
380 | 374f | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 28") | скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1781 | Соната | |
Anh. | 46374g | Андантино | В-ль. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1782–83 | Камерное | неоконченное |
375 | 375 | Серенада ("№ 11") | орк. | Ми-бемоль мажор | 1781, 1782 | Оркестровое | |
448 | 375a | Соната для 2-х фортепиано | 2 ф-п. | Ре мажор | 1781 | Для клавишных | |
Anh. | 42375b | Соната для 2-х фортепиано | 2 ф-п. | Си-бемоль мажор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 43375c | Соната для 2-х фортепиано | 2 ф-п. | Ре мажор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 45375d | Фуга | 2 ф-п. | Соль мажор | 1785–86 | Для клавишных | неоконченное |
401 | 375e | Фуга | орг. | Соль минор | 1773? | Для клавишных | неоконченное |
153 | 375f | Фуга | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 41375g | Фуга | ф-п. | Соль мажор | 1777 | Для клавишных | неоконченное |
— | 375h | Фуга | ф-п. | Фа мажор | 1782/83 | Для клавишных | неоконченное |
382 | 382 | Рондо | ф-п. орк. | Ре мажор | 1782 | Оркестровое | |
229 | 382a | Канон для 3-х голосов | 3 сол. | До минор | 1782 | Для солистов | |
230 | 382b | Канон для 2-х голосов | 2 сол. | До минор | 1782 | Для солистов | |
231 | 382c | Канон для 6-ти голосов ("Leck mich im Arsch") | 6 сол. | Си-бемоль мажор | 1782 | Для хора | |
233 | 382d | Канон для 3-х голосов ("Leck mir den Arsch fein recht schön sauber") | 3 сол. | Си-бемоль мажор | 1782 | Для солистов | |
234 | 382e | Канон для 3-х голосов ("Bei der Hitz im Sommer ess ich") | 3 сол. | Соль мажор | 1782 | Для солистов | |
347 | 382f | Канон для 6-ти голосов | 6 сол. | Ре мажор | 1784–85 | Для хора | |
348 | 382g | Канон для 12-ти голосов ("V'amo di core teneramente") | 12 сол. | Соль мажор | 1783 | Для хора | |
119 | 382h | Der Liebe himmlisches Gefühl | сол. орк. | Ля мажор | 1784? | Вокальное | |
383 | 383 | Nehmt meinen Dank, ihr holden Gönner! | сол. орк. | 1782 | Вокальное | ||
394 | 383a | Прелюдия и фуга | ф-п. | До мажор | 1782 | Для клавишных | |
Anh. | 33 & 40383b | Фуга | ф-п. | Фа мажор | 1787–89 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 32383C | Фантазия | ф-п. | Фа минор | 1790 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 38383c | Тема и вариации | орг. | До мажор | 1783? | Для клавишных | неоконченное |
408/1 | 383e | 3 Оркестровоеа | орк. | До мажор | 1782 | Оркестровое | |
408/3 | 383F | 3 Оркестровоеа | орк. | До мажор | 1782 | Оркестровое | |
409 | 383f | Менуэт | орк. | До мажор | 1782 | Танец | |
440 | 383h | In te spero, o sposo amato | сол. орк. | До мажор | 1782 | Вокальное | неоконченное |
384 | 384 | Похищение из Сераля | солисты хор орк. | 1782 | Опера | ||
389 | 384A | Welch ängstliches Beben | 2 сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1781–82 | Вокальное | |
388 | 384a | Серенада ("№ 12" или "Nacht musique") | 2 гоб. 2 кл. 2 фаг. 2 валт. | До минор | 1782 | Камерное | |
— | 384B | Анданте | 2 гоб. 2 кл. 2 фаг. 2 валт. | Си-бемоль мажор | 1782? | Камерное | неоконченное |
— | 384b | Оркестровое | 2 гоб. 2 кл. 2 фаг. 2 валт. | Си-бемоль мажор | 1782? | Камерное | неоконченное |
385 | 385 | Симфония № 35 ("Хаффнер") | орк. | Ре мажор | 1782 | Симфония | |
408/2 | 385a | 3 Оркестровоеа | орк. | Ре мажор | 1782 | Оркестровое | |
393 | 385b | 5 Сольфеджио | сол. | 1782 | Вокальное | ||
403 | 385c | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 30") | скр. ф-п. | До мажор | 1784 | Соната | неоконченное |
404 | 385d | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 31") | скр. ф-п. | До мажор | 1785–86? | Камерное | неоконченное |
402 | 385e | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 29") | скр. ф-п. | Ля мажор | 1781–82? | Камерное | неоконченное |
396 | 385f | Фантазия("№ 2") | скр. ф-п. | До минор | 1782 | Камерное | неоконченное |
397 | 385g | Фантазия ("№ 3") | ф-п. | Ре минор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 34385h | Адажио и менуэт | ф-п. | Ре минор | 1786? | Для клавишных | неоконченное |
399 | 385i | Сюита | ф-п. | До мажор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
154 | 385k | Фуга | ф-п. | Соль минор | 1782 | Для клавишных | неоконченное |
414 | 385p | Концерт для фортепиано с оркестром № 12 | ф-п. орк. | Ля мажор | 1782 | Оркестровое | |
386 | 386 | Рондо | ф-п. орк. | Ля мажор | 1782 | Оркестровое | |
412/514 | 386b | Концерт для валторны с оркестром ("№ 1") | валт. орк. | Ре мажор | 1791 | Оркестровое | |
407 | 386c | Квинтет для Валторны и струнных | валт. скр. 2 альта в-ль. | Ми-бемоль мажор | 1782 | Камерное | |
Anh. | 25386d | Denis' Bardengesang auf Gibraltar ("O Calpe! dir donnerts am Fuße") | сол. ф-п. | Ре мажор | 1782 | Вокальное | неоконченное |
387 | 387 | Струнный квартет № 14 | 2 скр. альт в-ль. | Соль мажор | 1782 | Камерное | |
413 | 387a | Концерт для фортепиано с оркестром № 11 | ф-п. орк. | Фа мажор | 1783 | Оркестровое | |
415 | 387b | Концерт для фортепиано с оркестром № 13 | ф-п. орк. | До мажор | 1783 | Оркестровое | |
— | 404a | 6 Фуг для 3 голосов | скр. альт конт. | 1782 | Камерное | написано на основе работ И. С. Баха и Вильгельма Фридемана Баха | |
443 | 404b | Фуга | скр. альт в-ль. | Соль мажор | 1782 | Камерное | неоконченное |
405 | 405 | 5 Фуг для 4 голосов | 2 скр. альт в-ль. | 1782 | Камерное | написано на основе работ И. С. Баха | |
416 | 416 | Mia speranza adилиata ("Ah, non sai qual pena") | сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1783 | Вокальное | |
435 | 416b | Müsst' ich auch durch tausend Drachen | сол. орк. | Ре мажор | 1783 | Вокальное | неоконченное |
433 | 416c | Warnung ("Männer suchen stets zu naschen") | сол. орк. | Фа мажор | 1783 | Вокальное | неоконченное |
446 | 416d | Музыка к пантомиме | струн. | 1783 | Театральное | неоконченное | |
398 | 416e | 5 Вариаций на тему "Salve tu Domine" | ф-п. | 1783 | Для клавишных | ||
293 | 416f | Концерт для Гобоя с оркестром | гоб. орк. | Фа мажор | 1783 | Оркестровое | неоконченное |
417 | 417 | Концерт для Валторны с оркестром ("№ 2") | валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1783 | Оркестровое | |
427 | 417a | Mass ("№ 17" или "Большая Месса") | сол. хор орк. | До минор | 1783 | Для хора | неоконченное |
421 | 417b | Струнный квартет № 15 | 2 скр. альт в-ль. | Ре минор | 1783 | Камерное | |
178 | 417e | Ah, spiegarti, oh Dio | сол. ф-п. | Ля мажор | 1783 | Вокальное | |
418 | 418 | Vилиrei spiegarvi, oh Dio | сол. орк. | Ля мажор | 1783 | Вокальное | |
419 | 419 | No, no, che non sei capace | сол. орк. | До мажор | 1783 | Вокальное | |
420 | 420 | Per pietà, non ricercate | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1783 | Вокальное | |
432 | 421a | Così dunque tradisci ("Aspri rimилиsi atroci") | сол. орк. | Фа минор | 1783? | Вокальное | |
428 | 421b | Струнный квартет № 16 | 2 скр. альт в-ль. | Ми-бемоль мажор | 1783 | Камерное | |
422 | 422 | L'oca del Cairo ("Каирский гусь") | сол. хор. орк. | 1784 | Опера | неоконченное | |
423 | 423 | 2 Дуэта | скр. альт | Соль мажор | 1783 | Камерное | |
424 | 424 | 2 Дуэта | скр. альт | Си-бемоль мажор | 1783 | Камерное | |
430 | 424a | Lo sposo deluso | сол. хор. орк. | 1784 | Stage | неоконченное | |
425 | 425 | Симфония № 36 ("Линцская") | орк. | До мажор | 1783 | Оркестровое | |
444 | 425a | Симфония № 37 | орк. | Соль мажор | 1784 | Оркестровое | Вступление к симфонии Михаэля Гайдна |
431 | 425b | Misero! O sogno! ("Aura, che intorno spiri") | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1783 | Вокальное | |
426 | 426 | Фуга | 2 ф-п. | До минор | 1783 | Для клавишных | |
Anh. | 44426a | Аллегро | 2 ф-п. | До минор | 1785–86 | Для клавишных | неоконченное |
436 | 436 | Ecco quel fiero istante ("La partenza") | 3 сол. 3 б.горна | Фа мажор | 1787? | Вокальное | |
437 | 437 | Mi lagnerò tacendo | 3 сол. 2кл/2 б.горна | Соль мажор | 1783 | Вокальное | |
438 | 438 | Se lontan ben mio, tu sei | 3 сол. 2кл/2б.горна | Ми-бемоль мажор | 1783 | Вокальное | |
439 | 439 | Due pupille amabili | 3 сол. 3 б.горна | Фа мажор | 1783 | Вокальное | |
346 | 439a | Luci care, luci belle | 3 сол. 3 б.горна | Фа мажор | 1783 | Вокальное | |
Anh.229 | 439b | 5 Дивертисментов | 3 б.горна | Си-бемоль мажор | 1783 | Камерное | |
441 | 441 | Das Bandel ("Liebes Mandel, wo is's Bandel?") | 3 сол. орк. | Соль мажор | 1783? | Вокальное | |
442 | 442 | Фортепианное трио | скр. в-ль. ф-п. | Ре мажор | 1785–87? | Камерное | неоконченное |
447 | 447 | Концерт для Валторны с оркестром ("№ 3") | валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1787 | Оркестровое | |
461 | 448a | 6 Менуэтов | орк. | 1784 | Оркестровое | ||
462 | 448b | 6 Контрдансев | орк. | 1784 | Оркестровое | ||
463 | 448c | 2 Менуэта (Контрдансы) | орк. | 1784 | Оркестровое | ||
449 | 449 | Концерт для фортепиано с оркестром № 14 | ф-п. орк. | Ми-бемоль мажор | 1782–84 | Оркестровое | |
450 | 450 | Концерт для фортепиано с оркестром № 15 | ф-п. орк. | Си-бемоль мажор | 1784 | Оркестровое | |
451 | 451 | Концерт для фортепиано с оркестром № 16 | ф-п. орк. | Ре мажор | 1784 | Оркестровое | |
452 | 452 | Квинтет | гоб. кл. фаг. валт. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1784 | Камерное | |
Anh. | 54452a | Квинтет | гоб. кл. фаг. валт. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1784 | Камерное | неоконченное |
453 | 453 | Концерт для фортепиано с оркестром № 17 | ф-п. орк. | Соль мажор | 1784 | Оркестровое | |
— | 453a | Kleiner Trauermarsch ("Маленький похоронный марш") | ф-п. | До минор | 1784 | Для клавишных | |
454 | 454 | Соната для скрипки и фортепиано ("№ 32") | скр. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1784 | Камерное | |
Anh. 163 | — | 3 Струнных трио | скр. альт в-ль. | Ми-бемоль мажор | — | Камерное | Аранжировано из K.454, K.481 and K.533. Сочинено не Моцартом |
460 | 454a | 8 Вариаций на тему "Come un agnello" | ф-п. | Ля мажор | 1784 | Для клавишных | |
455 | 455 | 10 Вариаций на тему "Unser dummer Pöbel meint" | ф-п. | Соль мажор | 1784 | Для клавишных | |
456 | 456 | Концерт для фортепиано с оркестром № 18 | ф-п. орк. | Си-бемоль мажор | 1784 | Оркестровое | |
457 | 457 | Соната для фортепиано № 14 | ф-п. | До минор | 1784 | Для клавишных | |
458 | 458 | Струнный квартет № 17 ("Охота") | 2 скр. альт в-ль. | Си-бемоль мажор | 1784 | Камерное | |
459 | 459 | Концерт для фортепиано с оркестром № 19 | ф-п. орк. | Фа мажор | 1784 | Оркестровое | |
464 | 464 | Струнный квартет № 18 | 2 скр. альт в-ль. | Ля мажор | 1785 | Камерное | |
Anh. | 72464a | Струнный квартет | 2 скр. альт в-ль. | Ля мажор | 1785 | Камерное | неоконченное |
465 | 465 | Струнный квартет ("№ 19 Диссонанс") | 2 скр. альт в-ль. | До мажор | 1785 | Камерное | |
466 | 466 | Концерт для фортепиано с оркестром № 20 | ф-п. орк. | Ре минор | 1785 | Оркестровое | |
467 | 467 | Концерт для фортепиано с оркестром № 21 | ф-п. орк. | До мажор | 1785 | Оркестровое | |
468 | 468 | Gesellenreise ("Die ihr einem neuen Grad") | сол. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1785 | Вокальное | |
429 | 468a | Dir, Seele des Weltfalls | сол. муж.хор. орк. | Ми-бемоль мажор | 1791 | Для хора | неоконченное |
469 | 469 | Davidde penitente ("Каящийся давид") | 3 сол. хор. орк. | До минор | 1785 | Для хора | |
— | 470a | Концерт для скрипки с оркестром № 16 | скр. орк. | Ми минор | 1785 | Оркестровое | ре-оркестровка работы Дждованни Баттиста Виотти |
471 | 471 | Die Mauererfreude | тен. муж. хор орк. | Ми-бемоль мажор | 1785 | Для хора | |
472 | 472 | Der Zauberer | сол. ф-п. | Соль минор | 1785 | Вокальное | |
473 | 473 | Die Zufriedenheit | сол. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1785 | Вокальное | |
474 | 474 | Die betrogene Welt | сол. ф-п. | Соль мажор | 1785 | Вокальное | |
475 | 475 | Фантазия | ф-п. | До минор | 1785 | Для клавишных | |
Anh. | 26475a | Einsam bin ich, meine Liebe | сол. ф-п. | Ре минор | 1785 | Вокальное | неоконченное |
476 | 476 | Das Veilchen | сол. ф-п. | Соль мажор | 1785 | Вокальное | |
478 | 478 | Квартет для фортепиано и струнных ("№ 1") | скр. альт В-ль. ф-п. | Соль минор | 1785 | Камерное | |
479 | 479 | Dite almeno, in che mancai | 4 сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1785 | Вокальное | |
477 | 479a | Maurerische Trauermusik ("Погребальная масонская музыка") | орк. | До минор | 1785 | Оркестровое | |
480 | 480 | Mandina amabile | 3 сол. орк. | Ля мажор | 1785 | Вокальное | |
434 | 480b | Del gran regno delle amazoni | 3 сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1785–86 | Вокальное | |
481 | 481 | Соната для скрипки ("№ 33") | скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1785 | Камерное | |
482 | 482 | Концерт для фортепиано с оркестром № 22 | ф-п. орк. | Ми-бемоль мажор | 1785 | Оркестровое | |
483 | 483 | Zerfliesset heut', geliebte Brüder | сол. муж. хор ф-п. | Си-бемоль мажор | 1785 | Для хора | |
484 | 484 | Ihr unsre neuen Leiter | сол. муж. хор ф-п. | Соль мажор | 1785 | Для хора | |
411 | 484a | Адажио | 2 кл. 3 б.горн. | Си-бемоль мажор | 1783–84 | Камерное | |
Anh. | 95484b | Аллегро ассай | 2 кл. 3 б.горн. | Си-бемоль мажор | 1786? | Камерное | неоконченное |
Anh. | 93484c | Адажио | кл. 3 б.горн. | Фа мажор | 1787–89? | Камерное | неоконченное |
410 | 484d | Адажио | 2 б.горн. фаг. | Фа мажор | 1785? | Камерное | |
485 | 485 | Рондо ("№ 1") | ф-п. | Ре мажор | 1786 | Для клавишных | |
486 | 486 | Der Schauspieldirektor ("Директор театра") | сол. орк. | 1786 | Опера | ||
488 | 488 | Концерт для фортепиано с оркестром № 23 | ф-п. орк. | Ля мажор | 1784–86? | Оркестровое | |
489 | 489 | Spiegarti non poss'io | 2 сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1786 | Вокальное | |
490 | 490 | Non più, tutti ascoltai | сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1786 | Вокальное | |
491 | 491 | Концерт для фортепиано с оркестром № 24 | ф-п. орк. | До минор | 1786 | Оркестровое | |
492 | 492 | Le nozze di Figaro ("Женитьба Фигаро") | сол. хор. орк. | 1786 | Опера | ||
493 | 493 | Квартет для фортепиано и струнных ("№ 2") | скр. альт в-ль. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1786 | Камерное | |
494 | 494 | Рондо ("№ 2") | ф-п. | Фа мажор | 1786 | Для клавишных | пересмотрено в K.533 |
— | 494a | Концерт для Валторны с оркестром | валт. орк. | Ми минор | 1786 | Оркестровое | неоконченное |
495 | 495 | Концерт для Валторны с оркестром ("№ 4") | валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1786 | Оркестровое | |
496 | 496 | Фортепианное трио ("№ 2") | скр. в-ль. ф-п. | Соль мажор | 1786 | Камерное | |
487 | 496a | 12 Дуэтов для бассетгорна | 2 б.горна | 1786 | Камерное | ||
497 | 497 | Соната | ф-п. 4 рук. | Фа мажор | 1786 | Для клавишных | |
357 | 497a | Соната | ф-п. 4 рук. | Соль мажор | 1787? | Для клавишных | неоконченное |
498 | 498 | Trio ("Кегельштат") | кл. скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1786 | Камерное | |
499 | 499 | Струнный квартет ("№ 20 Хоффмайстер") | 2 скр. альт в-ль. | Ре мажор | 1786 | Камерное | |
500 | 500 | 12 Вариаций | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1786 | Для клавишных | |
357 | 500a | Вариации | ф-п. 4 рук. | Соль мажор | 1791 | Для клавишных | неоконченное |
501 | 501 | 5 Вариаций | ф-п. 4 рук. | Соль мажор | 1786 | Для клавишных | |
502 | 502 | Фортепианное трио ("№ 3") | скр. в-ль. ф-п. | Си-бемоль мажор | 1786 | Камерное | |
Anh. | 60502a | Концерт для фортепиано с оркестром | ф-п. орк. | До мажор | 1784–85 | Оркестровое | неоконченное |
503 | 503 | Концерт для фортепиано с оркестром № 25 | ф-п. орк. | До мажор | 1784–86 | Оркестровое | |
504 | 504 | Симфония № 38 ("Пражская") | орк. | Ре мажор | 1786 | Оркестровое | |
505 | 505 | Ch'io mi scилиdi di te? ("Non temer, amato bene") | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1786 | Вокальное | |
506 | 506 | Lied der Freiheit ("Wer unter eines Mädchens Hand") | сол. ф-п. | Фа мажор | 1786 | Вокальное | |
507 | 507 | Канон ("Heiterkeit und leichtes") | 3сол. | Фа мажор | 1786 | Вокальное | |
508 | 508 | Канон ("Auf das Wohl aller Freunde") | 3 сол. | Фа мажор | 1786 | Вокальное | |
— | 508a | 8 канонов для 2-х или 3-х голосов | 2сол./3сол. | 1786 | Вокальное | ||
509 | 509 | 6 немецких танцев | орк. | 1787 | Оркестровое | ||
232 | 509a | Канон ("Lieber Freistädtler, lieber Gaulimauli") | 4 сол. | Соль мажор | 1787 | Вокальное | |
511 | 511 | Рондо ("№ 3") | ф-п. | Ля минор | 1787 | Для клавишных | |
512 | 512 | Alcandro, Io confesso ("Non só d'onde viene") | сол. орк. | Фа мажор | 1787 | Вокальное | |
513 | 513 | Mentre ti lascio, o figlia | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1787 | Вокальное | |
Anh. | 80514a | Струнный Квинтет | 2 скр. 2 альт в-ль. | Си-бемоль мажор | 1787 | Камерное | неоконченное |
515 | 515 | Струнный Квинтет № 3 | 2 скр. 2 альт в-ль. | До мажор | 1787 | Камерное | |
228 | 515b | Двойной канон для 4-х голосов | 4 сол. | Фа мажор | 1787 | Вокальное | |
Anh. | 70515c | Струнный Квинтет | 2 скр. 2 альт в-ль. | Соль минор | 1787 | Камерное | неоконченное |
516 | 516 | Струнный Квинтет № 4 | 2 скр. 2 альт в-ль. | Соль минор | 1787 | Камерное | |
406 | 516b | Струнный Квинтет № 2 | 2 скр. 2 альт в-ль. | До минор | 1787–88? | Камерное | |
Anh. | 91516c | Квинтет для кларнета и струнных | кл. 2 скр. альт в-ль. | Си-бемоль мажор | 1788–91? | Камерное | неоконченное |
— | 516f | Musikalische Würfelspiel ("Музыкальная игра") | До мажор | 1787 | Камерное | ||
517 | 517 | Die Alte ("Zu meiner Zeit") | сол. ф-п. | Ми минор | 1787 | Вокальное | |
518 | 518 | Die Verschweigung ("Sobald Damötas Chloen sieht") | сол. ф-п. | Фа мажор | 1787 | Вокальное | |
519 | 519 | Das Lied der Trennung ("Die Engel Gottes weinen") | сол. ф-п. | Фа минор | 1787 | Вокальное | |
520 | 520 | Als Luise die Briefe ("Erzeugt von heisser Phantasie") | сол. ф-п. | До минор | 1787 | Вокальное | |
521 | 521 | Соната для фортепиано | ф-п.4 рук. | До мажор | 1787 | Для клавишных | |
522 | 522 | Ein musikalischer Spaß ("Музыкальная шутка") | орк. | Фа мажор | 1785–87? | Оркестровое | |
523 | 523 | Abendempfindung ("Abend ist's") | сол. ф-п. | Фа мажор | 1787 | Вокальное | |
524 | 524 | An Chloe]] ("Wenn die Lieb'") | сол. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1787 | Вокальное | |
525 | 525 | Маленькая ночная серенада ("Серенада № 13") | струн. | Соль мажор | 1787 | Оркестровое | |
526 | 526 | Соната для скрипки ("№ 35") | скр. ф-п. | Ля мажор | 1787 | Камерное | |
527 | 527 | Don Giovanni("Дон Жуан") | сол. хор орк. | 1787 | Опера | ||
528 | 528 | Bella mia fiamma ("Resta, o cara!") | сол. орк. | До мажор | 1787 | Вокальное | |
529 | 529 | Des kleinen Friedrichs Geburtstag ("Es war einmal") | сол. ф-п. | Фа мажор | 1787 | Вокальное | |
530 | 530 | Das Traumbild ("Wo bist du, Bild") | сол. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1787 | Вокальное | |
531 | 531 | Die kleine Spinnerin ("Was spinnst du?") | сол. ф-п. | До мажор | 1787 | Вокальное | |
532 | 532 | Grazie agl'inganni tuoi | 3 сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1784–85 | Вокальное | неоконченное |
533 | 533 | Соната для фортепиано № 15 | ф-п. | Фа мажор | 1788 | Для клавишных | содержит вторую версию K.494 |
534 | 534 | Контрданс ("Das Donnerwetter" или "Гроза") | орк. | Ре мажор | 1788 | Оркестровое | |
535 | 535 | Контрданс ("La Bataille") | орк. | До мажор | 1788 | Оркестровое | |
— | 535a | 3 Контрданса | орк. | 1788 | Оркестровое | ||
Anh.107 | 535b | Контрданс | орк. | Си-бемоль мажор | 1788 | Оркестровое | неоконченное |
536 | 536 | 6 Немецких танцев | орк. | 1788 | Оркестровое | ||
537 | 537 | Концерт для фортепиано с оркестром № 26 ("Коронационный") | ф-п. орк. | Ре мажор | 1787–88 | Оркестровое | |
— | 537d | Ich folge dir, verklärter Held | сол. орк. | Ре мажор | 1788 | Вокальное | ре-оркестровка работы К. Ф. Э. Баха |
538 | 538 | Ah se in ciel | сол. орк. | Фа мажор | 1788 | Вокальное | |
539 | 539 | Ein deutsches Kriegslied ("Ich möchte wohl der Kaiser sein") | сол. ф-п. | Ля мажор | 1788 | Вокальное | |
540 | 540 | Adagio | ф-п. | Си минор | 1788 | Для клавишных | |
— | 540a | Dalla sua pace | сол. орк. | Соль мажор | 1788 | Вокальное | |
— | 540b | Per queste tue manine | 2 сол. орк. | До мажор | 1788 | Вокальное | |
— | 540c | In quali eccesi | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1788 | Вокальное | |
541 | 541 | Un bacio di mano | сол. орк. | Фа мажор | 1788 | Вокальное | |
542 | 542 | Фортепианное трио ("№ 4") | скр. в-ль. ф-п. | Ми мажор | 1788 | Камерное | |
543 | 543 | Симфония № 39 | орк. | Ми-бемоль мажор | 1788 | Оркестровое | |
545 | 545 | Соната для фортепиано № 16 ("Простая") | ф-п. | До мажор | 1788 | Для клавишных | |
546 | 546 | Адажио и фуга | 2 скр. альт в-ль. | До минор | 1788 | Камерное | |
Anh. | 47546a | Соната для скрипки | скр. ф-п. | Соль мажор | 1788–91? | Камерное | неоконченное |
547 | 547 | Соната для скрипки ("№ 32" или "Для начинающих ") | скр. ф-п. | Фа мажор | 1788 | Камерное | |
Anh.135 | 547a | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1788 | Для клавишных | Иногда встречается как K.627 |
54 | 547b | 6 Вариаций | ф-п. | Фа мажор | 1788 | Для клавишных | |
548 | 548 | Фортепианное трио ("№ 5") | скр. в-ль. ф-п. | До мажор | 1788 | Камерное | |
549 | 549 | Piú non si trovano | 2 соп. бас 3 б.горн. | Си-бемоль мажор | 1788 | Вокальное | |
550 | 550 | Симфония № 40 | орк. | Соль минор | 1788 | Оркестровое | |
551 | 551 | Симфония № 41 ("Юпитер") | орк. | До мажор | 1788 | Оркестровое | |
552 | 552 | Beim Auszug in das Feld | сол. ф-п. | Ля мажор | 1788 | Вокальное | |
553 | 553 | Канон ("Alleluia") | 3 сол. | До мажор | 1788 | Вокальное | |
554 | 554 | Канон ("Ave Maria") | 4 сол. | Фа мажор | 1788 | Вокальное | |
555 | 555 | Канон ("Lacrimoso son'io") | 4 сол. | Ля минор | 1788 | Вокальное | |
556 | 556 | Канон ("G'rechtelt's enk") | 4 сол. | Соль мажор | 1788 | Вокальное | |
557 | 557 | Канон ("Nascoso è il mio sol") | 4 сол. | Фа минор | 1788 | Вокальное | |
558 | 558 | Канон ("Gehn wir im Prater") | 4 сол. | Си-бемоль мажор | 1788 | Вокальное | |
559 | 559 | Канон ("Difficile lectu mihi mars") | 3 сол. | Фа мажор | 1788 | Вокальное | |
— | 559a | Канон ("O du eselhafter Peierl") | 4 сол. | Фа мажор | 1785 | Вокальное | |
560 | 560 | Канон ("O du eselhafter Martin") | 4 сол. | Фа мажор | 1783? | Вокальное | |
561 | 561 | Caro bell'idol mio ("Bona nox, bist a rechta Ox") | 4 сол. | Ля мажор | 1788 | Вокальное | |
562 | 562 | Канон ("Caro bell'idol mio") | 3 сол. | Ля мажор | 1788 | Вокальное | |
— | 562a | Канон | 4 сол. | Си-бемоль мажор | 1785? | Вокальное | |
Anh.191 | 562c | Канон | 4 сол. | До мажор | 1782 | Вокальное | |
Anh. | 66562e | Струнное трио | скр. альт в-ль. | Соль мажор | 1789–91? | Камерное | неоконченное |
563 | 563 | Дивертисмент | скр. альт в-ль. | Ми-бемоль мажор | 1788 | Камерное | |
564 | 564 | Фортепианное трио ("№ 6") | скр. в-ль. ф-п. | Соль мажор | 1788 | Камерное | |
566 | 566 | Acis und Galathea | сол. хор орк. | 1788 | Для хора | ре-оркестровка работы Генделя | |
567 | 567 | 6 немецких танцев | орк. | 1788 | Оркестровое | ||
568 | 568 | 12 Менуэтов | орк. | 1788 | Оркестровое | ||
Anh. | 31569a | Соната для фортепиано | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1789 | Для клавишных | неоконченное |
570 | 570 | Соната для фортепиано № 17 | ф-п. | Си-бемоль мажор | 1789 | Для клавишных | |
571 | 571 | 6 немецких танцев | орк. | 1789 | Оркестровое | ||
Anh. | 5571a | Caro mio Druck und Schluck ("Scherzhaftes") | 4 сол. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1789 | Вокальное | |
572 | 572 | Мессия | 5 сол. хор. орк. | 1789 | Для хора | ре-оркестровка работы Генделя | |
573 | 573 | 9 Вариаций на Менуэт Дюпора | ф-п. | Ре мажор | 1789 | Для клавишных | |
574 | 574 | Жига ("Eine kleine Gigue") | ф-п. | Соль мажор | 1789 | Для клавишных | |
575 | 575 | Струнный квартет № 21 ("Первый Прусский квартет") | 2 скр. альт в-ль. | Ре мажор | 1789 | Камерное | |
576 | 576 | Соната для фортепиано № 18 | ф-п. | Ре мажор | 1789 | Для клавишных | |
Anh. | 34576a | Менуэт | ф-п. | Ре мажор | 1789 | Для клавишных | неоконченное |
355 | 576b | Менуэт | ф-п. | Ре мажор | 1789 | Для клавишных | |
577 | 577 | Al desio, di chi t'adora | сол. орк. | Фа мажор | 1789 | Вокальное | |
578 | 578 | Alma grande e nobil core | сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1789 | Вокальное | |
579 | 579 | Un moto di gioia mi sento | сол. орк. | Соль мажор | 1789 | Вокальное | |
580 | 580 | Schon lacht der holde Frühling | сол. орк. | Си-бемоль мажор | 1789 | Вокальное | |
Anh. | 94580a | Adagio | англ. рож. фаг. 2 валт. | До мажор | 1783–85? | Камерное | неоконченное |
Anh. | 90580b | Квинтет | кл. б.горн 2 скр. альт в-ль. | Фа мажор | 1789? | Камерное | неоконченное |
581 | 581 | Квинтет для кларнета и струнных | кл. 2 скр. альт в-ль. | Ля мажор | 1789 | Камерное | |
Anh. | 88581a | Квинтет для кларнета и струнных | кл. 2 скр. альт в-ль. | Ля мажор | 1789 | Камерное | неоконченное |
582 | 582 | Chi sà, chi sà, qual sia | сол. орк. | До мажор | 1789 | Вокальное | |
583 | 583 | Vado, ma dove? | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1789 | Вокальное | |
584 | 584 | Rivolgete a lui lo sguardo | сол. орк. | Ре мажор | 1789 | Вокальное | |
585 | 585 | 12 Менуэтов | орк. | 1789 | Оркестровое | ||
586 | 586 | 12 немецких танцев | орк. | 1789 | Оркестровое | ||
587 | 587 | Контрданс ("Der Sieg vom Helden Koburg") | орк. | До мажор | 1789 | Оркестровое | |
Anh. | 74587a | Струнный квартет | 2 скр. альт в-ль. | Соль минор | 1789 | Камерное | неоконченное |
588 | 588 | Così fan tutte ("Так поступают все") | 1790 | Опера | |||
106 | 588a | Увертюра и 3 Контрданса | орк. | 1790 | Оркестровое | ||
236 | 588b | Андантино | ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1783 | Для клавишных | |
589 | 589 | Струнный квартет № 22 ("Второй Прусский квартет") | 2 скр. альт в-ль. | Си-бемоль мажор | 1790 | Камерное | |
Anh. | 68589a | Allegretto | 2скр. альт В-ль. | Си-бемоль мажор | 1790 | Камерное | неоконченное |
590 | 590 | Струнный квартет № 23 ("Третий Прусский квартет") | 2 скр. альт в-ль. | Фа мажор | 1790 | Камерное | |
Anh. | 29590a | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1789 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 30590b | Соната для фортепиано | ф-п. | Фа мажор | 1789 | Для клавишных | неоконченное |
Anh. | 37590c | Рондо | ф-п. | Фа мажор | 1789 | Для клавишных | неоконченное |
312 | 590d | Аллегро | 2 скр. альт в-ль. | Фа мажор | 1790 | Камерное | |
591 | 591 | Александров день | сол. хор. орк. | 1790 | Для хора | ре-оркестровка работы Генделя | |
592 | 592 | Ода на день Св. Сесилии | 2 сол. хор. орк. | 1790 | Для хора | ре-оркестровка работы Генделя | |
625 | 592a | Nun liebes Weibchen, ziehst mit mir | 2 сол. орк. | Ре мажор | 1790 | Вокальное | |
593 | 593 | Струнный квинтет № 5 | 2 скр. 2 альт в-ль. | Ре мажор | 1790 | Камерное | |
Anh. | 35593a | Adagio | мех. орг. | Ре минор | 1790 | Для клавишных | неоконченное |
594 | 594 | Адажио и Аллегро | мех. орг. | Фа минор | 1790 | Для клавишных | |
595 | 595 | Концерт для фортепиано с оркестром № 27 | ф-п. орк. | Си-бемоль мажор | 1791 | Оркестровое | |
596 | 596 | Sehnsucht nach dem Frühling ("Komm, lieber Mai") | сол. ф-п. | Фа мажор | 1791 | Вокальное | |
597 | 597 | Im Frühlingsanfang | сол. ф-п. | Ми-бемоль мажор | 1791 | Вокальное | |
598 | 598 | Das Kinderspiel | сол. ф-п. | Ля мажор | 1791 | Вокальное | |
599 | 599 | 6 Менуэтов | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
600 | 600 | 6 Немецких танцев | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
601 | 601 | 4 Менуэта | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
602 | 602 | 4 Немецких танца | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
603 | 603 | 2 Контрданса | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
604 | 604 | 2 Менуэта | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
605 | 605 | 3 Немецких танца | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
607 | 605a | Контрданс ("Il Trionfo delle Donne") | орк. | Ми-бемоль мажор | 1791 | Оркестровое | |
606 | 606 | 6 Ländlerische Tänze ("Немецкие танцы") | орк. | 1791 | Оркестровое | ||
608 | 608 | Фантазия | мех. орг. | Фа минор | 1791 | Для клавишных | |
609 | 609 | 5 Контрдансов | орк. | 1787 | Оркестровое | ||
610 | 610 | Контрданс ("Les filles malicieuses") | орк. | Соль мажор | 1791 | Оркестровое | |
611 | 611 | Немецкий танец ("Die Leyerer") | орк. | До мажор | 1791 | Оркестровое | |
612 | 612 | Per questa bella mano | сол. орк. | Ре мажор | 1791 | Вокальное | |
613 | 613 | 8 Вариаций на тему "Ein Weib ist das herrlichste Ding"]] | ф-п. | Фа мажор | 1791 | Для клавишных | |
Anh. | 81613a | Струнный Квинтет | 2 скр. 2 альт. В-ль. | Ми-бемоль мажор | 1784–85 | Камерное | неоконченное |
Anh. | 82613b | Струнный Квинтет | 2 скр. 2 альт. В-ль. | Ми-бемоль мажор | 1791? | Камерное | неоконченное |
614 | 614 | Струнный Квинтет № 6 | 2 скр. 2 альт. В-ль. | Ми-бемоль мажор | 1791 | Камерное | |
616 | 616 | Анданте | мех. орг. | Фа мажор | 1790–91 | Для клавишных | |
617 | 617 | Адажио и Рондо | фл. гоб. стекл. гарм. альт в-ль. | До минор | 1791 | Камерное | |
356 | 617a | Adagio | стекл. гарм. | До мажор | 1791 | Камерное | |
618 | 618 | Ave verum corpus | хор. орг. струнн. | Ре мажор | 1791 | Для хора | |
619 | 619 | Die ihr des unermesslichen Weltalls ("Маленькая немецкая кантата") | сол. ф-п. | До мажор | 1791 | Вокальное | |
620 | 620 | Die Zauberflöte ("Волшебная Флейта") | сол. хор. орк. | 1791 | Опера | ||
Anh. | 78620b | Упражнение по контрапункту | ф-п. | Си минор | 1782? | Для клавишных | |
621 | 621 | La clemenza di Tito ("Милосердие Тита") | сол. хор. орк. | 1791 | Опера | ||
Anh.245 | 621a | Io ti lascio, o cara, addio | сол. орк. | Ми-бемоль мажор | 1787–89 | Вокальное | |
— | 621b | Концерт для бассетгорна с оркестром | б.горн орк. | Соль мажор | 1787–91 | Оркестровое | неоконченное |
622 | 622 | Концерт для кларнета с оркестром | кл. орк. | Ля мажор | 1791 | Оркестровое | |
623 | 623 | Laut verkünde unsre Freude ("Масонская кантата") | муж. хор | До мажор | 1791 | Для хора | |
— | 623a | Bundeslied ("Lasst uns mit geschlungnen Händen") | сол. муж. хор ф-п. | Фа мажор | 1791 | Для хора | |
626 | 626 | Реквием | 4 сол. хор орк. | Ре минор | 1791 | Для хора | |
624 | 626a | 36 Каденций | ф-п. | 1777–91 | Для клавишных | ||
— | 626b | Упражнения для пальцев | ф-п. | 1786-90? | Для клавишных | ||
Anh. | 39a626n/27 | Фуга | ф-п. | До минор | 1781–84? | Для клавишных | неоконченное |
221 | Anh.A | 1Kyrie | хор конт. | До мажор | — | Для хора | ложное (by Шаблон:LinkComp) |
Anh. | 21Anh.A | 2Lacrimosa | ch bc | До минор | — | Для хора | ложное (автор - Иоганн Эрнст Эберлин) |
327 | Anh.A 10 | Adoramus te | хор конт. | До минор | — | Для хора | ложное (автор - Франческо Гаспарини) |
93 | Anh.A 22 | De profundis clamavi | хор орг. | До мажор | — | Для хора | ложное (автор - Георг Ройтер) |
18 | Anh.A 51 | Симфония № 3 | орк. | Ми-бемоль мажор | — | Оркестровое | ложное (автор - Карл Фридрих Абель) |
291 | Anh.A 52 | Фуга | орк. | Ре мажор | — | Оркестровое | ложное (автор - Михаэль Гайдн) |
140 | Anh.C | 1.12Missa brevis | 4 сол. орк. | Соль мажор | 1773 | Вокальное | авторство Моцарта сомнительно |
142 | Anh.C | 3.04Tantum ergo | хор орк. | Си-бемоль мажор | 1772–74? | Для хора | авторство Моцарта сомнительно |
197 | Anh.C | 3.05Tantum ergo | хор орк. | Ре мажор | 1772–74? | Для хора | авторство Моцарта сомнительно |
198 | Anh.C | 3.08Sub tuum praesidium | 2 сол. орк. | Фа мажор | 1774? | Вокальное | авторство Моцарта сомнительно |
177 | Anh.C | 3.09Convertentur sedentes | 2 сол. орк. | — | Вокальное | ложное (автор - Леопольд Моцарт) | |
— | Anh.C | 3.15Sancta Maria | соп./тен. орг./фисгарм. | Соль мажор | — | Вокальное | ложное (автор неизвестен) |
350 | Anh.C | 8.48Колыбельная ("Schlafe mein Prinzchen") | сол. ф-п. | — | Вокальное | ложное (автор - Бернард Флайс) | |
17 | Anh.C 11.02 | Симфония № 2 | орк. | Си-бемоль мажор | — | Оркестровое | ложное (автор - Леопольд Моцарт) |
510 | Anh.C 13.02 | 9 Контрдансов ("Кадрили") | орк. | 1787? | Оркестровое | авторство Моцарта сомнительно | |
297b | Anh.C 14.01 | Концертная симфония | гоб. кл. фаг. валт. орк. | Ми-бемоль мажор | 1778? | Оркестровое | авторство Моцарта сомнительно |
297b | Anh.C 14.06 | Концерт для гобоя с оркестром | гоб. кл. фаг. валт. орк. | Ми-бемоль мажор | ? | Оркестровое | авторство Моцарта сомнительно |
187 | Anh.C 17.12 | Дивертисмент ("№ 5") | 2 фл. 5 тр. лит. | До мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
268 | Anh.C 14.04 | Концерт для скрипки с оркестром | скр. орк. | Ми-бемоль мажор | 1790? | Оркестровое | авторство Моцарта сомнительно |
55 | Anh.C 23.01 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | До мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
56 | Anh.C 23.02 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | До мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
57 | Anh.C 23.03 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | До мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
58 | Anh.C 23.04 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | Ми-бемоль мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
59 | Anh.C 23.05 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | До мажор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
60 | Anh.C 23.06 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | Ми минор | — | Камерное | ложное (автор неизвестен) |
61 | Anh.C 23.07 | Соната для скрипки и фортепиано | скр. ф-п. | Ля мажор | — | Камерное | ложное (автор Герман Раупах) |
498a/1 | Anh.C 25.04 | Аллегро | ф-п. | Си-бемоль мажор | ? | Для клавишных | опубликовано как часть ложной Сонаты для фортепиано Си-бемоль мажор Августа Эберхарда Мюллера |
498a/3 | Anh.C 25.05 | Менуэт | ф-п. | Си-бемоль мажор | ? | Для клавишных | опубликовано как часть ложной Сонаты для фортепиано Си-бемоль мажор Августа Эберхарда Мюллера |
— | Anh.C 27.03 | Фантазия | орг. | До минор | 1787 | Для клавишных | неоконченное |
— | Anh.C 27.04 | Романс | ф-п. | Ля-бемоль мажор | ? | Для клавишных | неоконченное; авторство Моцарта сомнительно |
— | Anh.C 27.10 | Фуга | ф-п. | Ми мажор | ? | Для клавишных | неоконченное |
46 | — | Квинтет | 2 скр. 2 альта В-ль | Си-бемоль мажор | — | Камерное | сочинено не Моцартом |
История
К настоящему моменту было выпущено восемь редакций каталога. Основные изменения и нововведения были внесены в третьей и шестой редакции.
- Первая редакция списка всех произведений Моцарта (К1), составленного Людвигом фон Кёхелем, вышла в 1862 году под заголовком «Chronologisch-thematisches Verzeichnis sämtlicher Tonwerke Wolfgang Amadé Mozarts» («Хронологический и тематический каталог полных музыкальных произведений Вольфганга Амадея Моцарта»). В каталоге были перечислены все известные Кёхелю произведения Моцарта с номера 1 (фрагмент для клавесина, написанный Моцартом в детстве) по 626 (Реквием).
- Вторая редакция была выпущена в 1905 году Полем фон Вальдерзее и содержала по большей части незначительные исправления и добавления.
- Существенные изменения были внесены в третью редакцию каталога (К³), составленную Альфредом Эйнштейном в 1936 году. Эйнштейн внёс исправления в хронологический порядок, убрал некоторые произведения, являвшиеся подделками, а также добавил новые произведения, неизвестные Кёхелю. Кроме того, он добавил в хронологическую схему неполные и утерянные произведения (Кёхель первоначально поместил их в приложение в неупорядоченном виде). Номера произведений, данные Кёхелем, не могли быть изменены, так как на них ссылались в литературе. Поэтому для того, чтобы сохранить хронологический порядок, новые номера были вставлены между старыми путём приписывания малых латинских букв. Спустя 10 лет, в 1946 году, была выпущена исправленная версия третьей редакции.
- Четвёртая и пятая редакции, выпущенные в 1958 и 1961 году соответственно, не содержали никаких изменений по сравнению с третьей редакцией 1946 года.
- Шестая редакция каталога (К6), подготовленная Францем Гиглингом, Гердом Сиверсом и Александром Вайнманом, была выпущена в 1964 году. В этой редакции была продолжена традиция приписывания к номерам малых букв для вставки новых произведений. Для того, чтобы добавить произведение между двумя другими, уже пронумерованными малыми буквами, к номеру дополнительно приписывалась большая латинская буква.
- Седьмая и восьмая редакция представляют собой перепечатку шестой без каких-либо изменений.
Напишите отзыв о статье "Каталог Кёхеля"
Ссылки
- [www.classical.net/music/composer/works/mozart/ Каталог Кёхеля], англ.
См. также
- BWV — аналогичный каталог работ Иоганна Себастьяна Баха
Отрывок, характеризующий Каталог Кёхеля
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.