Каталонская компания Востока

Каталонская компания Востока (кат. Companyia Catalana d’Orient), также Великая компания и Каталонская дружина — вольное объединение наёмников 1303—1311 гг. во главе с Рожером де Флором. Организована по просьбе византийского императора Андроника II, пытавшегося бороться с натиском турок, которые к началу ХIV века плотным кольцом окружили последние малоазийские владения империи, превратившиеся в полуэксклавы (Вифиния, Смирна) и эксклавы (Филадельфия). Cущественный начальный успех в борьбе с турками продолжался недолго, так как постепенно нищающей империи нечем было платить за услуги наёмников. Как следствие, каталонская кампания постепенно деградировала до уровня грабежа мирного греческого населения, которое она была призвана защищать. В конечном счёте, оружие каталонцев направилось на более лёгкую добычу — Афинское герцогство, которое было отбито у французов. Хронику деяний дружины составил один из её членов, Рамон Мунтанер.

Формирование

В состав дружины вошли преимущественно католические рыцари: каталонцы, арагонцы, наваррцы, жители Балеарских островов общей численностью не менее 4000 чел. Возглавил кампанию жёсткий и амбициозный Рожер де Флор, немец по происхождению, выставивший императору целый ряд условий (рука дочери, деньги и престижный титул) в обмен на свои услуги. Рожер набирал безработных воинов, появившихся после заключения в 1302 году Кальтабеллотского мира. После заключения этого договора, война между Педро III Арагонским с Карлом I Анжуйским в южной Италии окончилась. В 1303 году наёмники отправились для служения к византийскому императору Андронику II Палеологу для борьбы с турками. Рожер де Флор отбыл на 39 галерах, перевозивших 1500 рыцарей и 4000 альмугаваров.

Первые победы

К 1302—1303 году, после поражений при Бафее и Димбосе, положение оставшихся византийских владений в Малой Азии стало критическим: по дорогам угасающей империи бродили кочевые орды эмиров Карасы, Сарухана и Айдына; греки тысячами бежали в Европу, а оставшиеся в Малой Азии отсиживались в крепостях. Мусульмане вырубали виноградники, лишив греческих крестьян важнейшего источника дохода. Закалённые в борьбе с пиренейскими маврами, «каталонцы» поначалу действовали очень успешно. Каталаны первым делом высадились в Артаки у Кизика и махом перебили прикочевавшую сюда пятитысячную турецкую орду с жёнами и детьми старше 10-летнего возраста. Здесь же и перезимовали, соблюдая хорошую армейскую дисциплину.

Далее Рожер де Флор сумел прорваться к Филадельфии и освободить её от турецкой осады, оставив после себя гору из 18,5 тыс. вражеских трупов. Затем последовали и другие победы. В Ании он разбил 18 000 турок племен Сарухан и Айдын. Но опьянённое лёгкими победами войско быстро перешло к грабежам всех без разбора, пытаясь создать своё собственное государство крестоносцев в Малой Азии. Прибывшему в Константинополь Рожеру была дана в жёны племянница императора (дочь Ивана Асеня III), а сам он был пожалован титулом великого дукса (а потом и кесаря). В 1304 году каталонцы успешно действовали против турок в Малой Азии, отвоевав ряд утраченных Византией городов. Но приняв под свою власть 3 000 турецких воинов, наёмники де Флора стали в глазах византийцев, немногим лучше бандитов и пиратов. К тому же их командующий начал подумывать о создании своего государства в Анатолии. По примеру никейского императора Иоанна Ватаца, в Магнесии Рожер устроил себе казну. Посетил он и Нимфей. Это не понравилось императору в Константинополе. Доля золота в монетах жалования испанцев была понижена до 20%, что вызвало негодование.

В целом, хаотично передвигаясь от одного населенного пункта к другому, каталонцы нигде не образовали постоянных поселений, но при этом попутно разграбили много греческих. В результате все каталонские победы над турками оказались пирровыми: после ухода каталонцев турки заняли разгромленные греческие города, а уставшие от каталонского мародерства малоазийские греки были скорее согласны сотрудничать с турками, как впрочем и сами каталонцы, которым греки плохо платили. В результате, уже в октябре 1304 году по договору туркам был отдан Эфес, в 1306 (также по договору) — Сарды, в 1313 пали Нимфей и Магнесия.

Усиление противоречий

Недисциплинированность альмогаваров и конфликты с императором стали предвестниками смерти Рожера де Флора. 30 апреля 1305 года он был убит вместе с 300 всадниками и 1 000 пехотинцами другой группой наёмников — аланами. Он находился в Адрианополе, (современный Эдирне) где посетил пир, устроенный императором Михаилом IX Палеологом. Позже тот напал на Галлиполи, пытаясь отбить город от остатков наёмников. Нападение было неудачно, но сильно опустошило ряды солдат Компании, оставив у неё 206 всадников и 1 256 пехотинцев. Позже генуэцзам удалось отбить город.

Император, нанявший подобных мародёров, начал быстро терять популярность. В результате, малоазийские греки были скорее согласны сотрудничать с турками, чем с константинопольскими властями. Кампания превратилась в войну всех против всех. Рожер был вскоре убит в Адрианополе. Обозлившись на греков, его соратники двинулись в Грецию, где они сожгли все православные монастыри которые только попадались им на пути. Начисто забыв о турецкой угрозе, каталонцы отбили у французов Афинское герцогство, которым они и управляли до 1379 года. Тем временем, турецкие беи не только вернули себе временно утраченные позиции, но и аннексировали все оставшиеся византийские земли в период между 1306—1338 гг. Исключение составила лишь Филадельфия, продержавшаяся до 1390 г. Кампания оставила настолько глубокий след в исторической памяти греков, что само название каталонцы и производные от него до сих пор употребляются в греческом языке для описания хаоса и бессмысленной жестокости.

Впрочем каталанцам также было что предъявить грекам:

Кир Михаил был одним из храбрых рыцарей на свете, но Бог покарал греков так, что их может смутить всякий. У них два определенных греха: во-первых, они самые надменные люди в свете и всех считают ни во что, хотя сами не стоят ровно ничего. Во-вторых, они менее кого-либо в свете имеют жалость к ближнему. В бытность нашу в Константинополе греческие беглецы из Азии валялись на навозе и вопили от голода, однако не нашлось никого из греков, кто дал бы им что-либо Бога ради, хотя в городе было изобилие всяких припасов. Только алмогавары, тронутые большою жалостью, делились с беглецами своею пищею. Потому больше двух тысяч нищих греков, ограбленных турками, следовали за алмогаварами повсюду... Ясно, что Бог отнял у греков всякий рассудок.

Мародёрство

В 1305 году предводитель каталоцев Бернат де Рокафорт заключал союз с болгарским царём Феодором Святославом Тертером. Де Рокафор женился на сестре болгарского царя, и организовал несколько объединённых набегов на византийскую Фракию. Компания опустошала области Фракии и Македонии в течение двух лет. После битвы под Апром в 1307 году каталонцы беспрепятственно выжигали сёла Фракии и целый год грабили Фессалию, о чём сохранились свидетельства Фомы Магистра. Участниками компании подвергались разграблению афонские монастыри с 1306 по 1311 год, и в результате её деятельности население Халкидики уменьшилось на 25—40 %.

Компания стала сильным игроком на политической арене, и Федериго II попытался получить над ней контроль. Он поручил инфанту Фердинанду Майоркскому стать в Галлиполи её капитаном, но в противостоянии с Бернатом де Рокафортом инфант проиграл, и вместе с администратором Компании Рамоном Мунтанером покинул её.

Афинское герцогство

В 1310 году услугами наёмников воспользовался герцог Афинский Готье V де Бриенн, но спустя год он отказал Компании в выплатах, вызвав их восстание. В битве, состоявшейся 15 марта 1311 года на реке Кефисс в Беотии армия Готье была разбита, а сам он убит. Новым герцогом Афинским каталонцы назначили одного из выживших рыцарей — Роже Деслора, а герцогство более чем на 70 лет стало вассалом Арагона.

Каталонцы правили до 1390 года, когда были побеждены войском Наваррской компании, чьи лидеры правили герцогством до его захвата турками в 1456 году.

Литература

• Setton, Kenneth M. (general editor) A History of the Crusades: Volume III — The Fourteenth and Fifteenth Centuries. Harry W. Hazard, editor. University of Wisconsin Press: Madison, 1975.
• Setton, Kenneth M. Catalan Domination of Athens 1311—1380. Revised edition. Variorum: London, 1975.
• [www.umiacs.umd.edu/~kuijt/dba165/dba165.html Catalan Company (1302—1388 AD)], by David Kuijt and Chris Brantley
• [www.wga.hu/tours/spain/h_14.html History (14th century). Aragon]

Отрывок, характеризующий Каталонская компания Востока

Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.