Катанец, Сречко

Сречко Катанец
Общая информация
Родился	16 июля 1963(1963-07-16) (60 лет) Любляна, СФРЮ
Гражданство	Словения Словения
Рост	190 см
Позиция	опорный полузащитник, центральный защитник
Информация о команде
Команда	Словения
Должность	главный тренер
Карьера
Молодёжные клубы
1970—1981	Любляна
Клубная карьера*
1981—1984	Олимпия (Любляна)	81 (10)
1985—1986	Динамо (Загреб)	21 (3)
1986—1988	Партизан	56 (10)
1988—1989	Штутгарт	26 (1)
1989—1994	Сампдория	87 (12)
Национальная сборная**
1983—1990	Югославия	31 (5)
1994	Словения	5 (1)
Тренерская карьера
1996—1998	Словения (до 21)
1998	Горица
1996—1998	Словения
2003	Олимпиакос (Пирей)
2006—2009	Македония
2009—2011	ОАЭ
2013—	Словения
Международные медали
Олимпийские игры
Бронза	Лос-Анджелес 1984	футбол
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Сре́чко Ката́нец (словен. Srečko Katanec; 16 июля 1963, Любляна, Югославия) — югославский и словенский футболист и тренер, с 2013 года возглавляет сборную Словении.

Биография

Карьера футболиста

Начинал карьеру в клубе «Любляна». С 1981 по 1988 год выступал в югославских клубах «Олимпия», «Динамо» и «Партизан». В 1988 году перешёл в западногерманский «Штутгарт» где провёл лишь один сезон. Со швабами Катанец стал финалистом Кубка УЕФА. После окончания сезона уехал в Италию, в «Сампдорию». С итальянским клубом он выиграл почти все свои титулы: чемпионат, Кубок и Суперкубок. Также стал победителем Кубка обладателей кубков. В сезоне 1991/92 был финалистом последнего розыгрыша Кубка чемпионов, где его команда проиграла «Барселоне» в дополнительное время 0:1.

Тренерская карьера

После завершения карьеры работал тренером. Работал в клубах «Горица» и «Олимпиакос». Также возглавлял сборные Словении, Македонии и ОАЭ. Вывел словенцев впервые в их истории на Чемпионат Европы и Чемпионат мира. Но на мировом первенстве словенцы проиграли все матчи и Катанеца уволили.

Достижения

«Партизан»

• Чемпион Югославии: 1986/87

«Сампдория»

• Чемпион Италии: 1990/91
• Обладатель Кубка Италии: 1993/94
• Обладатель Суперкубка Италии: 1991
• Обладатель Кубка обладателей кубков: 1989/90

Ссылки

• [www.nzs.si/index.php?t=reprezentancaPortret&id=1526 Профиль на сайте сборной Словении]
• [www.reprezentacija.rs/reprezentativci/Katanec_Srecko.htm Профиль на сайте сборной Сербии]

Отрывок, характеризующий Катанец, Сречко

И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.