Катастрофа Ан-10 под Сыктывкаром

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катастрофа под Сыктывкаром

Ан-10А компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата

8 февраля 1963 года

Время

17:37

Характер

Обледенение, отказ двигателей

Причина

Конструктивные недостатки, неподготовленность экипажа

Место

близ посёлка Верхняя Максаковка, 10 км от Сыктывкара (Коми АССР, РСФСР, СССР)

Воздушное судно
Модель

Ан-10А

Авиакомпания

Аэрофлот (Сыктывкарская отдельная авиагруппа ГВФ, 75 ао)

Пункт вылета

Сыктывкар

Пункт назначения

Сыктывкар

Бортовой номер

CCCP-11193

Дата выпуска

30 июня 1960 года

Экипаж

7

Погибшие

7 (все)

В пятницу 8 февраля 1963 года в районе Сыктывкара потерпел катастрофу Ан-10А компании Аэрофлот, в результате чего погибли 7 человек.





Самолёт

Ан-10А с бортовым номером 11193 (заводской — 0402104, серийный — 21-04) был выпущен Воронежским авиазаводом 30 июня 1960 года и передан Главному управлению гражданского воздушного флота, которое к 7 июля направило его 75-й авиаотряд Сыктывкарской отдельной авиагруппы Гражданского воздушного флота. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел 2156 часов налёта (по другим данным — 1896 часов) и 1158 посадок[1][2].

Катастрофа

Самолёт выполнял тренировочный полёт, в ходе которого проводилась инспекторская проверка техники пилотирования у лётного состава Сыктывкарского авиаотряда. В 14:47 Ан-10 взлетел по магнитному курсу 187°. Небо в это время покрывали сплошные слоистые облака с высотой нижней кромки 200—300 метров, а верхней — 1500—2000 метров, шёл слабый снег, дул умеренный юго-западный ветер, температура воздуха составляла около -4°C, а видимость около 4—6 километров. также, по свидетельствам с других самолётов, в облаках наблюдалось умеренное обледенение. Экипаж из 9 человек выполнял полёты по кругу по системе ОСП и СП-50 при следующем чередовании: два захода без посадки и один с посадкой, то есть по три захода на одного проверяемого. После выполнения 6 заходов, двое проверяемых, которые выполнили свою программу, были высажены[1].

На борту теперь находились 7 человек: КВС С. Ф. Бабиков и Б. С. Николаев, старший пилот-инструктор Главного управления Гражданского воздушного флота П. П. Соловьёв, второй пилот И. К. Шугин, штурман Ю. И. Садовский, бортмеханик И. С. Бордачев и бортрадист Е. И. Сержант. 11-й полёт выполнялся с уходом на второй круг, а пилотировал самолёт в этот момент сидящий в левом кресле КВС Бабиков, а на правом кресле сидел инспектор Соловьёв. При пролёте БПРС экипаж доложил об уходе на второй круг, на что диспетчер КДП дал им указание выполнять правый разворот с набором высоты 600 метров. Экипаж подтвердил занятие высоты 600 метров и сообщил о начале первого разворота, а после — о начале второго разворота. Затем неожиданно в 17:37 с самолёта доложили: «Падаем, падаем, падаем… двигатели отказали». После этого связь прекратилась[1].

Ан-10 заканчивал второй разворот, либо только его закончил, когда отказали три двигателя: № 1, 2 и 3. Экипаж увеличил мощность оставшегося двигателя № 4, но асимметрия тяги привела к вводу авиалайнера в левый крен. Снижаясь по курсу 15—20° и по траектории с наклоном 45—50°, Ан-10 под углом 15—20° и с левым креном 80—90° на небольшой скорости врезался в лес в 10,2 километрах от КТА Сыктывкарского аэропорта по азимуту 113° (восточнее) и к востоку от посёлка Верхняя Максаковка, после чего полностью разрушился и загорелся. Все находящиеся на его борту 7 человек погибли[1].

Расследование

Как удалось выяснить технической комиссии, в момент катастрофы работал только четвёртый двигатель, который находился во взлётном режиме, тогда как остальные три находились в режиме авторотации и не работали. Наиболее вероятно, что двигатели отказали вследствие образовавшегося на воздухозаборниках льда, который затем оторвался и попал в компрессоры двигателей. Причиной образования льда могло послужить несовершенство противообледенительной системы Ан-10[1].

Причиной катастрофы является отказ двигателей с возникновением значительной отрицательной тяги, что вызвало аварийную ситуацию в сложных условиях полёта в облаках ночью на высоте 600 метров.

Вероятные причины отказа двигателей:

  1. Срезка топлива клапанами гидроостанова КТА-5Ф ввиду повышения давления в магистрали слива из блока кранов ЭУГ-93 в результате закупорки трубопровода.
  2. Попадание льда в компрессоры двигателя из-за:
    • Недостаточной эффективности обогрева воздухозаборников
    • Несвоевременного срабатывания сигнализации обледенения и включения обогрева воздухозаборников экипажем. В то же время, по свидетельству двух летчиков, покинувших борт после шестого полета, обогрев воздухозаборников был включён в течение всего полета и не выключался.

Сопутствующие причины:

  1. Отсутствие на самолёте невыбиваемых авиагоризонтов
  2. Отсутствие на самолете кнопок флюгирования типа КФЛ-37 и неудобное расположение лампочек сигнализации отказа двигателей
  3. Отсутствие тренировки лётного состава в полетах на авторотацию в течение последних двух лет из-за введенных ОКБ ограничений времени авторотации до 1 минуты.

[1]

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ан-10 под Сыктывкаром"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.airdisaster.ru/database.php?id=164 Катастрофа Ан-10А Сыктывкарской отдельной авиагруппы ГВФ близ Сыктывкара]. airdisaster.ru. Проверено 29 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hqa0Nbqt Архивировано из первоисточника 4 июля 2013].
  2. [russianplanes.net/reginfo/12055 Антонов Ан-10А Бортовой №: CCCP-11193]. Russianplanes.net. Проверено 29 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hqa1JNBl Архивировано из первоисточника 4 июля 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-10 под Сыктывкаром

(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.