Катастрофа Ан-12 под Магаданом

Рейс 10178 Ф Аэрофлота
Последствия катастрофы
Общие сведения
Дата	2 октября 1973 года
Время	23:35
Характер	Столкновение с горой
Причина	Ошибка экипажа
Место	Магаданская область (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Ан-12Б компании Аэрофлот
Модель	Ан-12Б
Авиакомпания	Аэрофлот (Якутское УГА, Якутский ОАО)
Пункт вылета	Якутск
Пункт назначения	Магадан
Рейс	10178 Ф
Бортовой номер	CCCP-12967
Дата выпуска	1969 год
Пассажиры	2
Экипаж	8
Погибшие	10 (все)

Катастрофа Ан-12 под Магаданом — авиационная катастрофа, произошедшая 2 октября 1973 года в окрестностях Магадана с самолётом Ан-12Б авиакомпании Аэрофлот, в результате которой погибли 10 человек.

Самолёт

Ан-12Б с бортовым номером 12967 (заводской — 9346502) был выпущен заводом Антонова в 1969 году.

Катастрофа

Самолёт выполнял грузовой рейс 10178 Ф из Якутска в Магадан, в ходе которого предстояло перевезти 12 тонн овощей. Пилотировал его экипаж из 139 лётного отряда, в состав которого входили командир (КВС) П. Ф. Сыропятов, второй пилот А. Г. Каганер, штурман М. Г. Ковалёв, бортмеханик Н. Д. Токарев, старший бортмеханик С. М. Сабуркин, бортрадист-стажёр В. А. Селявко, старший бортрадист Л. Г. Зыков и бортпроводник В. П. Иванников. Также на борту находились двое сопровождающих груз. В 13:06 МСК (19:06 местного времени) Ан-12 вылетел из Якутского аэропорта и после набора высоты занял эшелон 7800 метров.

Небо над Магаданом было затянуто облаками с нижней границей 1000 метров и шёл дождь. Когда авиалайнер вошёл в воздушную зону аэропорта Магадан-56 км, то диспетчер разрешил экипажу снизиться сперва до высоты 4500 метров, а потом 2400 до пролёта ДПРМ с заходом на посадку по магнитному курсу 104° согласно установленной схеме на высоте круга 1500 метров. Стоит отметить, что предпосадочная подготовка была проведена не в полном объёме, в результате чего экипаж выполнял заход на посадку с ошибками и отклонениями, в том числе третий и четвёртый развороты были выполнены спарено, при этом с креном 20° и с вертикальной скоростью снижения 10 м/с. В итоге, после выхода из четвёртого разворота на высоте 900 метров, Ан-12 оказался в 2,5 километрах слева относительно оси ВПП. Диспетчер круга доложил им об уклонении, в связи с чем экипаж повернул на курс 140°, то есть на 35°, летя при этом на предельно допустимых скоростях.

На высоте 730 метров и в 18 километрах от аэропорта авиалайнер пересёк линию курса, в связи с чем диспетчер дал указание снижаться по глиссаде на дальний привод. В два приёма закрылки были выпущены на 25°, а затем самолёт начал снижаться. В данной ситуации между членами экипажа отсутствовало взаимодействие, а штурман и вовсе вёл себя пассивно. В итоге командир пропустил момент выхода в створ ВПП и продолжал следовать по курсу 140°. Далее командир перешёл с инструментального на визуальный полёт и увидел впереди огни. Не летая в Магадан уже 4 года, он ошибочно решил, что это аэродром, тогда как на самом деле это был посёлок Сплавная.

В 15:34:41 МСК (23:34:41 местного времени) самолёт был на высоте 570 метров, когда диспетчер сообщил экипажу, что они правее относительно оси посадочного курса на 1,5 километра. Обескураженный таким неожиданным для себя сообщением, командир теперь не знал, где они вообще находятся и принял решение уходить на второй круг. В 15:35:14 МСК он доложил о своём решении диспетчеру и в ответ получил указание подниматься до высоты 1500 метров. Экипаж начал набор высоты, при этом убирая закрылки и шасси, что однако вызвало просадку с вертикальной скоростью 8 м/с. Спустя всего полминуты после доклада экипажа диспетчеру о прерывании посадки, в 15:35:42 МСК (23:35:42 местного времени) находящийся на высоте 507 метров относительно уровня аэродрома, Ан-12 в 13,7 километрах от торца ВПП и в 5,6 километрах правее её оси (азимут 251° относительно КТА) врезался в склон горы. Самолёт полностью разрушился и частично сгорел. Все 10 человек на его борту погибли.

Причины катастрофы

Грубые ошибки, допущенные экипажем при заходе на посадку в горных условиях ночью при отсутствии с его стороны постоянного инструментального контроля за положением самолёта на предпосадочной прямой и неграмотные действия командира при уходе на второй круг. Службой УВД аэропорта не было оказано помощи экипажу при заходе на посадку и особенно на предпосадочной прямой, чем не было предотвращено уклонение от линии посадки.

Сопутствующие факторы:

1. Неудовлетворительная организация лётной работы в 139 ло и в УВД аэропорта Магадан-56 км
2. Отсутствие на рабочем месте диспетчера посадки руководителя полётов аэропорта
3. Пассивное руководство полётом со стороны диспетчера круга.

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-12 под Магаданом

Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.