Катастрофа Ан-24 в Бугульме

Катастрофа в Бугульме
Ан-24 компании Авиалинии Татарстана
Общие сведения
Дата	26 ноября 1991 года
Время	05:02
Характер	Обледенение
Причина	Ошибка экипажа
Место	аэропорт Бугульмы (ТАССР, РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ан-24РВ
Авиакомпания	РСФСР РСФСР Аэрофлот
Пункт вылета	РСФСР РСФСР Нижневартовск
Остановки в пути	РСФСР РСФСР Рощино, Тюмень
Пункт назначения	РСФСР РСФСР Бугульма
Бортовой номер	CCCP-47823
Дата выпуска	1971 год
Пассажиры	37
Экипаж	4
Погибшие	41 (все)

Не путать с катастрофой 1986 года (в 8 км от аэропорта)

Во вторник 26 ноября 1991 года в Бугульме потерпел катастрофу Ан-24РВ компании Казанского авиаотряда, в результате чего погиб 41 человек.

Самолёт

Ан-24РВ с бортовым номером 47823 (заводской — 17307204) был выпущен заводом Антонова в 1971 году.

Катастрофа

Самолёт выполнял заказной рейс из Нижневартовска в Бугульму с последней промежуточной посадкой в Тюмени, при этом перевозилась вахта нефтяников. Пилотировал его экипаж, состоявший из командира (КВС) Я. Ф. Гасанова, второго пилота Ю. А. Епанчинцева и бортмеханика П. П. Ломоносова. В салоне работал стюард Григорьев Р. В. Согласно переданному экипажу метеорологическому прогнозу, в Бугульме ожидался западный ветер 9 м/с с порывами 15 м/с, слоистые и кучево-дождевые облака высотой 120—300 метров, туман, горизонтальная видимость 800 метров, вертикальная — 80 метров. Также экипаж предупредили о сильном обледенении в облаках и осадках.

Полёт до Бугульмы прошёл без существенных замечаний, а при подходе к аэропорту экипаж, после получения разрешения, начал выполнять снижение. Однако нарушив РЛЭ и забыв о предупреждении, экипаж не стал поначалу включать противообледенительную систему (ПОС). Лишь на высоте 1100 метров была включена ПОС входного направляющего аппарата и воздухозаборников. Далее на высоте 900 метров сработала сигнализация обледенения, но экипаж не стал включать ПОС крыла и оперения.

По указанию диспетчера, заход на посадку выполнялся по посадочному курсу 192° и по системе РСП+ОСП, а пилотирование на этом этапе выполнял второй пилот. В 11 километрах от аэропорта на высоте 400 метров экипаж вышел на глиссаду и запросил разрешение на посадку. Диспетчер им это разрешение дал, а также передал фактическую погоду, но не указал при этом о возможном обледенении. Получив разрешение на посадку, экипаж на высоте 400 метров выпустил закрылки на 15°. Далее бортмеханику следовало осмотреть поверхность стабилизатора, но он этого не сделал и не увидел, что тот покрывается льдом. Далее подойдя ко входу в глиссаду, экипаж довыпустил закрылки в посадочное положение (30°), нарушив тем самым РЛЭ по действиям в условиях обледенения и при выключенной ПОС.

К ДПРМ авиалайнер подошёл на 45 метров выше глиссады, но диспетчер не предупредил об этом пилотов и не дал им указание прерывать посадку и уходить на второй круг. Когда до торца ВПП оставалось 3500 метров, самолёт при постоянной скорости 220 км/ч был введён экипажем в зону допустимых уклонений по курсу и высоте. Однако в 2600 метрах от торца ВПП разбалансировка по тангажу нарушилась, так как из-за обледенения руль высоты стал всё больше отклоняться. Также в 1700 метрах от полосы авиалайнер начало уводить вправо, а в 1400 метрах от полосы он вышел за допустимые пределы, при этом снижаясь с вертикальной скоростью 7 м/с.

Увидев такое значительно боковое отклонение, в 05:01:26 диспетчер дал команду экипажу уходить на второй круг. В самой кабине следом сработала сигнализация о проходе высоты принятия решения, после чего через 5 секунд командир дал команду второму пилоту, который пилотировал самолёт, уходить на второй круг. Тот потянул штурвал на себя, а режим двигателей был увеличен до взлётного, после чего самолёт снизившись до высоты 60 метров перешёл было в набор высоты. Однако закрылки при этом продолжали оставаться в посадочном положении, в результате чего горизонтальное оперение оказалось на закритических отрицательных углах атаки. Штурвал начал самопроизвольно уходить «от себя» (на пикирование), а запоздалые действия второго пилота, или его резкое пилотирование привели к тому, что обледеневший руль высоты отклонился до упора вниз, что в свою очередь привело к опусканию носа и самолёт перешёл в резкое пикирование. Возникла отрицательная перегрузка, а вывод самолёта из такого пике требует значительных усилий. Однако малая высота и вызванный этим дефицит времени лишили пилотов возможности спасти ситуацию.

В 05:02:00 на скорости 260 км/ч под углом 70—80° Ан-24 врезался в землю в 802 метрах после торца ВПП и в 598 метрах справа от её оси, после чего полностью разрушился. Пожара при этом не возникло, но все находящиеся на борту 4 члена экипажа и 37 пассажиров погибли.

Причины

Причиной катастрофы явились допущенные экипажем нарушения требований НПП ГА-85 и РЛЭ самолёта Ан-24 при полетах в условиях обледенения, выразившиеся в:

1. невключении ПОС крыла и оперения перед снижением с эшелона, перед входом в облачность и при срабатывании сигнализации РИО-3 в облаках;
2. выпуске закрылков на угол 30° без предварительного осмотра состояния несущей поверхности стабилизатора, что при уходе на второй круг с обледеневшим стабилизатором и маневрировании с вертикальной перегрузкой менее 0,7 ед. привело к возникновению «клевка» на малой высоте и столкновению самолета с землей.

Пренебрежение экипажа рекомендациями РЛЭ может быть объяснено тем, что на заключительном этапе полета он в значительной мере снизил работоспособность и поэтому забыл о прогнозируемом обледенении, не обратил внимание (в тёмное время суток в приборном полёте и при тёмном внекабинном пространстве) на наличие обледенения стеклоочистителей, не осмотрел с подсветом специальной фарой горизонтальное оперение для оценки состояния его передней кромки, не придал значение действующей световой сигнализации РИО-3. Можно также предположить, что невыполнение рекомендаций РЛЭ связано с неграмотной оценкой экипажем метеоусловий, отсутствием должного взаимодействия и взаимоконтроля в экипаже.

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-24 в Бугульме

– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.