Катастрофа Ан-24 в Навои

Катастрофа в Навои
Разбившийся Ан-24РВ борт CCCP-46472 за 2,5 года до катастрофы
Общие сведения
Дата	23 марта 1991 года
Характер	Выкатывание за пределы ВПП
Причина	Ошибка экипажа
Место	аэропорт Навои (УзССР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ан-24РВ
Авиакомпания	Аэрофлот (Узбекское УГА, Самаркандский ОАО)
Пункт вылета	Южный, Ташкент
Пункт назначения	Навои
Бортовой номер	CCCP-46472
Дата выпуска	июль 1972 года
Пассажиры	59
Экипаж	4
Погибшие	34
Выживших	29

Катастрофа Ан-24 в Навои — авиационное происшествие с человеческими жертвами (авиакатастрофа), произошедшее 23 марта 1991 года с самолётом Ан-24РВ Аэрофлота при посадке в аэропорту Навои, в результате которого погибли 34 человека.

Самолёт

Ан-24РВ с заводским номером 27307910 и серийным 079-10 был выпущен заводом Антонова в июле 1972 году. Получив бортовой номер CCCP-46472, авиалайнер был передан Министерству гражданской авиации СССР, которое в свою очередь к 18 августа направило его в Самаркандский объединённый авиаотряд Узбекского управления гражданской авиации.

Катастрофа

Самолёт выполнял рейс из Ташкента в Навои, на на его борту находились 4 члена экипажа и 59 пассажиров .

На подходе к аэропорту Навои экипаж не выдерживал схему захода, но вводил в заблуждение диспетчера, докладывая, что якобы её выполняет. В результате когда в 19 километрах от ВПП самолёт находился на высоте 3000 метров, экипаж доложил, что они заняли высоту 2100 метров и находятся в 23 километрах. Не зная истинной ситуации, диспетчер дал им разрешение на снижение до высоты 1500 метров по схеме, после чего пилоты перевели авиалайнер в резкое снижение с вертикальной скоростью 20 м/с, при этом приборная скорость возросла до 450 км/ч. Далее на высоте 2400 метров и в 18 километрах от полосы пилоты доложили о занятии высоты 1500 метров и что они выполняют схему захода на посадку. В ответ диспетчер разрешил им снижаться до высоты 600 метров к третьему развороту, поэтому экипаж с креном 29° совершил правый разворот, далее доворот влево и вышел на посадочный курс 252°.

Выйдя на предпосадочную прямую и снижаясь с повышенной скоростью (на 100—140 км/ч выше рекомендованной по РЛЭ), экипаж не стал выпускать закрылки, а также не выставил датчик радиовысотомера на высоту принятия решения. Далее на высоте 300 метров (вместо установленных 200 метров) Ан-24 прошёл ДПРМ на приборной скорости 435 км/ч и снижаясь с вертикальной 10 м/с. Затем на высоте 90 метров (вместо 60 метров) он прошёл БПРМ на приборной скорости 378 км/ч и вертикальной 8 м/с. Затем авиалайнер пролетел над торцом ВПП на высоте 30 метров и с приборной скоростью 350 км/ч. В такой ситуации безопасная посадка была уже невозможна, что требовало немедленного ухода на второй круг, однако экипаж был твёрдо намерен выполнить посадку с первого раза.

Ан-24 коснулся ВПП на скорости 310 км/ч и в 710 метрах от входного торца ВПП. Сразу после этого пилоты отклонили штурвалы от себя, тем самым опустив нос и заставив переднюю стойку опуститься на покрытие полосы. Через 2 с небольшим секунды на скорости 265 км/ч закрылки были за 4 секунды выпущены до 22°, а винты сняты с упоров. Спустя 10 секунд с момента касания самолёт на скорости 225 км/ч выкатился за ВПП. Далее должна была быть концевая полоса безопасности (КПБ), однако на тот момент в аэропорту проводились работы по удлинению ВПП, поэтому КПБ отсутствовала. В результате Ан-24 выехав на строящийся участок начал разрушаться о неровности грунта и бруствер котлована. Сначала разрушилась передняя стойка шасси, затем основные стойки, далее кабина экипажа и передняя часть фюзеляжа. Промчавшись по стройплощадке 317 метров, самолёт врезался правой плоскостью крыла в двухметровый штабель бетонных плит, после чего полностью разрушился и загорелся. В катастрофе погибли 34 человека: все 4 члена экипажа и 30 пассажиров.

Причины

Грубое нарушение экипажем правил полётов, обусловленное его личной недисциплинированностью, выразившееся в невыполнении установленной схемы снижения и захода на посадку, превышении рекомендованных РЛЭ скоростей и высот полёта, невыполнении требований инструкции по взаимодействию и технологии работы экипажа, неиспользовании средств механизации крыла при посадке, непринятии решения об уходе на второй круг, неприменении аварийного торможения и в неправильных действиях в процессе пробега.

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-24 в Навои

В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.