Катастрофа Ан-24 в Советском

Рейс 37577 Аэрофлота
Ан-24Б компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	21 ноября 1989 года
Время	17:28
Характер	CFIT
Причина	Ошибка экипажа
Место	Советский, Тюменская область (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ан-24Б
Авиакомпания	Аэрофлот (Уральское УГА, Пермский ОАО)
Пункт вылета	Б. Савино, Пермь
Пункт назначения	Советский
Рейс	37577
Бортовой номер	CCCP-46335
Дата выпуска	30 сентября 1969 года
Пассажиры	35
Экипаж	5
Погибшие	32
Выживших	8

Во вторник 21 ноября 1989 года в Советском потерпел катастрофу Ан-24Б компании Аэрофлот, в результате чего погибли 32 человека.

Самолёт

Ан-24Б с бортовым номером 46335 (заводской — 97305602) был выпущен заводом Антонова 30 сентября 1969 года. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел в общей сложности 36 861 час налёта и 31 763 посадки.

Предшествующие обстоятельства

Самолёт выполнял заказной рейс 37577 из Перми в Советский, в ходе которого перевозилась вахта нефтяников. Пилотировал его экипаж, состоявший из командира (КВС) В. А. Потеева, второго пилота Ю. В. Перминова, бортмеханика А. Н. Шипицина и бортмеханика-инструктора Г. Е. Поносова. В салоне работала стюардесса Г. В. Каменских. В 10:38 МСК экипаж прошёл первую предполётную подготовку, но так как в Советском погода к тому времени ухудшилась, вылет пришлось отложить. Далее экипаж получил прогноз погоды на период с 12:00 по 19:00, согласно которому в Советском предусматривался шторм, неустойчивый свежий ветер, дымка, сплошная слоисто-дождевая и разорванно-дождевая облачность, в которой наблюдалось умеренное обледенение, высотой 80 метров и верхней границей 500 метров, дымка, видимость 1000 метров. Затем в 12:20 командир получил сводку о фактической погоде в аэропорту приёма: ветер северо-восточный слабый, сплошная облачность высотой 180 метров, снег, дымка, видимость 3 километра. Такие данные были выше метеорологического минимума, поэтому в 13:15 экипаж принял решение на вылет. В 13:55 МСК Ан-24 вылетел из Пермского аэропорта и после набора высоты занял разрешённый эшелон 5700 метров. На борту находились 35 пассажиров. Также перед вылетом в баки самолёта было залито лишь 2900 килограмм топлива, что исключало возможность при необходимости уйти на запасной аэродром (Пермь или Нижневартовск).

Катастрофа

Авиалайнер подходил к Советскому уже в сумерках. После получения фактической погоды за 16:50 (14:50 МСК), а также после получения разрешения диспетчера, в 17:16 пилоты приступили к снижению. При этом командир решил, что пилотировать авиалайнер на данном этапе будет второй пилот, что противоречило указаниям в программе по подготовке лётных экипажей Ан-24. Также экипаж не включил сразу противообледенительную систему (ПОС). Позже её однако включат перед ДПРМ, но лишь после того, как три раза сработает сигнализация «Обледенение». В 17:24 экипаж занял эшелон перехода (1200 метров) и выставил на высотомерах давление аэродрома, о чём доложил диспетчеру, после чего сверил их показания и начал снижаться, пока в 17 километрах от ВПП не занял высоту круга (500). Диспетчер указал, что заход на посадку будет производиться по ОСП по посадочному курсу 304°, но в нарушение инструкций не передал обновлённые данные о погоде, а также не указал, где находится ВПП и какова её маркировка.

Шасси были выпущены в 17:25:10 на приборной скорости 310—315 км/ч, а закрылки сперва на 15° при скорости 285 км/ч и на 30° (посадочное положение) при скорости 240 км/ч. Задатчик радиовысотомера пилоты установили на 62 метра. Далее в 15:26:40, связавшись с диспетчером, командир сообщил о входе в глиссаду на высоте 500 метров в 10 километрах от торца ВПП, а затем начал снижаться в соответствие со схемой, выдерживая заданные параметры.

Однако когда до полосы оставалось 6 километров, а высота составляла 250 м, вертикальная скорость снижения возросла до 5 м/с, но экипаж этого не заметил, так как попытался устранить боковое уклонение. В результате авиалайнер опустился ниже глиссады и прошёл ДПРМ на 60—90 метров ниже необходимого (120—150 метров против 210). Заметив это, пилоты постепенно снизили вертикальную скорость до нуля и сохраняли горизонтальный полёт на протяжении километра, пока не вернулись на глиссаду, после чего продолжили снижение. На высоте 130 метров бортмеханик должен был дать команду «Оценка», но он этого не сделал, как и не дал команду «Высота принятия решения» на соответствующей высоте (100 метров). Сам командир на высоте принятия решения не сообщил экипажу своего мнения. Сидевший в кабине бортмеханик-инструктор при этом ничего не предпринял, чтобы исправить допущенные его проверяемым ошибки.

Когда до торца ВПП оставалось 300 метров, диспетчер передал уточнённые метеорологические данные, которые были ниже минимума для Ан-24, что требовало ухода на второй круг. Однако экипаж этого не сделал, даже более того, на высоте 75 метров вертикальная скорость возросла до 6 м/с, тем самым создавая аварийную ситуацию. После прохода высоты 62 метра сработал сигнал задатчика высотомера, но снижение не прекращалось. Лишь на высоте 35 метров пилоты увидели, что авиалайнер несётся на лес, поэтому резко потянули штурвалы на себя, тем самым подняв нос самолёт и заставив начать переходить его в набор высоты, что привело к почти полуторакратной перегрузке. Также кто-то без команды перевёл двигатели во взлётный режим. Однако полностью прекратить снижение экипаж не успел.

На расстоянии 180 метров до ДПРМ Ан-24 врезался правой плоскостью крыла в деревья. От удара плоскость разрушилась, а правый двигатель выключился, при этом автоматически зафлюгировался правый воздушный винт. Однако левый двигатель в этот момент уже начал выходить на взлётный режим (столкновение произошло через пару секунд после увеличения режима двигателей), что вызвало асимметричную тягу, что в сочетании с асимметричной подъёмной силой (из-за разрушения правой плоскости) привело к появлению правого крена, который быстро достиг 27°. Экипаж попытался парировать его максимальным отклонением руля направления и элеронов, что поначалу уменьшило крен до 12°. Однако через пару секунд из-за срыва потока на обрубке правой плоскости правый крен начал вновь стремительно расти (16° в секунду). В 17:28:47 Ан-24 с креном почти 90° врезался правой плоскостью в насыпь автодороги, перелетел её и врезался земляной вал, после чего полностью разрушился и сгорел. Прибывшие спасательные службы обнаружили на месте падения 8 тяжелораненых пассажиров. Остальные 27 пассажиров и все 5 членов экипажа погибли.

Причины

Заключение

Катастрофа самолёта Ан-24 произошла вследствие сочетания следующих факторов:

• недостаточная подготовка экипажа к посадке в рассматриваемых условиях и неудовлетворительное взаимодействие членов экипажа, в том числе и в части распределения функций КВС и второго пилота, что привело к нарушению схемы захода на посадку и преждевременному снижению ниже высоты принятия решения в сложных метеоусловиях вне видимости наземных ориентиров.
• нарушение экипажем минимума аэродрома посадки, установленного для данного типа воздушного судна при заходе на посадку по ОСП, что сопровождалось интенсивным снижением с целью установить визуальный контакт с наземными ориентирами на предельно малых высотах.
• неоднократное игнорирование КВС и вторым пилотом необходимости ухода на второй круг при достижении высоты принятия решения, получении информации диспетчера об ухудшении вертикальной видимости, а также при срабатывании на высоте 62 метров задатчика радиовысотомера, что не позволило предотвратить последствия допущенных при заходе на посадку ошибок.
• невыполнение проверяющим бортмехаником-инструктором своих обязанностей в части контроля за действиями проверяемого.

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-24 в Советском

– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.