Катастрофа Ан-24 в Черкесске

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> СЖЛ-1023 (SVL-1023) </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> RA-46516 </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 28 марта1973 года </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 44 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 6 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 50 (все) </td></tr> </table> Катастрофа Ан-24 в Черкесскеавиационная катастрофа, произошедшая во вторник 18 марта1997 года близ Черкесска. Ан-24РВСтавропольской акционерной авиакомпании (СААК) выполнял международный пассажирский рейс из Ставрополя (Россия) в Трабзон (Турция), когда во время крейсерского полёта на высоте 6 километров разрушился фюзеляж, после чего части самолёта упали в лес в районе Черкесска. В данной авиационной катастрофе погибли 50 человек, что делает её крупнейшей на территории Карачаево-Черкесии.



Самолёт

Ан-24РВ с заводским номером 37308502 (серийный — 085-02) был выпущен Киевским авиационным заводом 28 марта 1973 года и продан Министерству гражданской авиации СССР, которое присвоило лайнеру регистрационный номер CCCP-46516 и к 2 апреля направило в Ставропольский объединённый авиаотряд (в 1992 году преобразован в Ставропольскую акционерную авиакомпанию)[1]. Это был достаточно старый самолёт возрастом 24 года при назначенном ресурсе 25 лет. Всего борт 46516 прошёл 7 ремонтов, последний из которых был 26 сентября 1991 года на АРЗ № 412 (Ростов-на-Дону). После последнего ремонта межремонтный срок службы был установлен 5 лет и 5000 часов налёта, позже был увеличен до 6 лет и 6000 часов налёта при 5000 посадок (решение ФАС 252.33-503 от 24 октября 1996 года). Общая наработка авиалайнера на момент катастрофы составляла 41 181 час 46 минут налёта и 27 628 циклов (посадок). Наработка после последнего ремонта составляла 5912 часов 46 минут налёта и 3660 циклов[2].

Экипаж

  • КВС (командир авиаэскадрильи) — Гончаров Виктор Васильевич. Родился 7 апреля 1955 года. Пилот 1-го класса. Общий налёт 12 641 час, в том числе 11 600 часов на самолётах Ан-24, из них 9600 часов в должности командира[2].
  • Второй пилот — Осипов Игорь Евгеньевич. Родился 6 октября 1962 года. Пилот 3-го класса. С момента окончания лётного училища имел налёт 4563 часа 25 минут, в том числе 2657 часов 8 минут на самолётах Ан-24[2].
  • Штурман (штурман-инструктор) — Никифоров Валерий Анатольевич. Родился 12 июля 1956 года. Штурман 1-го класса. С момента окончания штурманского училища имел налёт 11 582 часа 55 минут, в том числе 11 230 часов на самолётах Ан-24 и Ан-26[2].
  • Бортмеханик — Асанов Рустем Нуриевич. Родился 23 октября 1958 года. Бортмеханик 2-го класса. С момента окончания училища имел налёт 3952 часа 23 минуты, все на самолётах Ан-24[2].
  • Проверяющий бортмеханик-инструктор — Жердев Алексей Григорьевич. Родился 31 марта 1950 года. Бортмеханик 1-го класса. Налёт на самолетах Ан-24 в должности бортмеханика составлял 11 639 часов 40 минут[2].
  • Стюардесса — Спивакова Ольга Николаевна. Родилась 8 июля 1968 года. С момента окончания обучения на должность имела налёт 3057 часов 40 минут, в том числе 2000 часов на самолётах Ан-24[2].

Также в салоне находились три служебных пассажира, для обслуживания самолёта в зарубежном аэропорту[2]:

  • авиатехник — Пивоваров Владимир Александрович;
  • инженер по АиРЭО — Гаврилов Александр Васильевич;
  • представитель СААК в аэропорту Трабзон — Асанов Феликс Шамильевич.

На момент катастрофы лётный экипаж имел время работы 3 часа 2 минуты, стюардесса — 2 часа 57 минут[2].

Катастрофа

Самолёт выполнял чартерный пассажирский рейс СЖЛ-1023 (SVL-1023) из Ставрополя в Трабзон по перевозке группы туристов. В 04:00 UTC[* 1] экипаж нормально прошёл медицинский осмотр, после чего под руководством командира Гончарова начал выполнять предполётную подготовку. Согласно полученному прогнозу погоды, на всём маршруте полёта ожидался сильный ветер курсом 260°, а на эшелонах от 5 до 7 тысяч метров ожидалась турбулентность. На борт сел 41 пассажир со 170 килограммами ручной клади. Взлётный вес авиалайнера составлял 21 523 кг при центровке 25,3% САХ, что не выходило за пределы. В 06:30 UTC рейс 1023 вылетел из Ставрополя и по указанию диспетчера подхода занял высоту 2700 метров. В 06:37, пройдя Северный, экипаж перешёл на связь с диспетчером в Минеральных Водах и, следуя по маршруту Северный — Пузар — Абела — Передовая под руководством минводовского диспетчера, сперва занял эшелон 4800 метров, а затем 5400 метров. Далее в районе Абелы экипаж запросил у диспетчера увеличения высоты, на что получил разрешение подниматься до высоты 6000 метров, которую и занял в 06:55[2].

Крейсерский полёт проходил на высоте 6000 метров с приборной скоростью 320—330 км/ч. В 07:03 UTC (10:03 местного времени), когда рейс 1023 пролетал у восточной окраины Черкесска, в 82 километрах от аэропорта Минеральные воды и в 99 километрах от аэропорта Ставрополь, информация о рейсе на экране радиолокатора внезапно исчезла, а вместо этого у отметки самолёта появились ещё две отметки, после чего самолёт исчез с радаров. Никаких сигналов бедствия с самолёта при этом не поступало. Как показали данные с бортовых самописцев, на эшелоне началось разрушение конструкции фюзеляжа, а через пару секунд отделилась хвостовая часть. Потеряв управление, авиалайнер понёсся вниз с вертикальной скоростью 80—90 м/с, а в 07:02:32 UTC (10:02:32 местного времени) с приборной скоростью 480 км/ч с отрицательным тангажом 25° и левым креном 55° врезался в землю всего в километре восточнее жилых районов. От удара самолёт полностью разрушился и загорелся. Все 50 человек на борту (6 членов экипажа, 41 пассажир и 3 служебных пассажиров) погибли[2].

Расследование

В результате выполненных на месте происшествия работ по оценке и анализу технического состояния разрушенных и повреждённых элементов конструкции воздушного судна, а также специальных лабораторных исследований, проведённых в ГосНИИЭРАТ МО, установлено следующее. 

Разрушение самолёта началось в воздухе. Анализ траекторий развития трещин и строение их изломов показали, что очаговая (начальная) зона разрушения конструкции располагалась по правому борту фюзеляжа под туалетом и буфетом в районе шпангоутов № 31-34 между стрингерами № 6-8, окаймляя снизу сливную панель санузла.  Очаговая зона представляла собой сквозные коррозионные разрушения обшивки в виде 7 продольных трещин длиной от 100 мм до 330 мм и 2 поперечные трещины длиной около 160 мм каждая. Кроме того, имелись многочисленные сквозные относительно короткие трещины длиной от 5 мм до 30 мм. Суммарная длина продольных сквозных трещин на этом участке составляла около 1340 мм. Образование и рост указанных трещин носило коррозионно-усталостный характер. Длина участка с трещинами в продольном направлении с учётом разделяющих их перемычек составляла 1523 мм. Объединение (слияние) трещин произошло путём статического долома перемычек обшивки ремонтной накладки. 

На наружной поверхности обшивки первоначально отделившегося фрагмента имелось 12 ремонтных накладок, из которых 4 располагались непосредственно в очаговой зоне разрушения. Было определено, что одна из 12 накладок была установлена в предпоследнем капитальном ремонте самолёта и ещё одна при устранении дефектов, выявленных при продлении межремонтного ресурса самолёта в августе-октябре 1996 года. Определить когда и кем были установлены остальные накладки не представилось возможным. 

Сравнивая указанные данные по критическим размерам трещин с фактически имевшимися на самолёте Ан-24РВ RA 46516 можно утверждать, что перед последним полётом состояние нижней хвостовой части фюзеляжа было критическим. Поэтому в полёте под действием обычных нагрузок эксплуатационного уровня произошло разрушение перемычек и образование магистральной трещины, вызвавшей катастрофическое (мгновенное) разрушение фюзеляжа, а именно: образование продольной трещины вперёд и назад по полёту вдоль стрингеров 6-8 соответственно до шпангоутов №28 и 40 с разрушением низинок, поражённых коррозией шпангоутов 31-35 на этом участке; Таким образом, разрушение первоначально отделившегося от самолёта фрагмента нижней части фюзеляжа было инициировано неудовлетворительным коррозионным состоянием подпольной зоны фюзеляжа, ослабленной сквозными коррозионными повреждениями обшивки и силовых элементов в районе шпангоутов №№ 31-34 (под туалетом и буфетом). 

Коррозия панелей подпольной части фюзеляжа между шпангоутами №№ 26 и 40 (особенно в районе туалета и буфета) самолёта Ан-24 является массовым и хорошо известным дефектом, который отмечается на всех самолётах, поступающих в ремонт. Изучение и анализ данного дефекта конструкции проводились неоднократно.  Установлено, что коррозия панелей обусловлена воздействием агрессивной среды (скопление атмосферного конденсата, попадание жидкостей из туалета и буфета) при недостаточной антикоррозионной защите материала обшивки и элементов силового набора (алюминиевый сплав типа Д16), склонного к межкристаллитной и расслаивающей видам коррозии; процессы протекали по механизму электрохимической коррозии в присутствии коррозионно-активной среды (влага с различными агрессивными компонентами) на обшивке в районе разрушения панели в течение не менее 2 лет (межкристаллитный характер), на шпангоутах - не менее 6 лет (расслаивающий характер). 

Указанное коррозионное состояние явилось следствием некачественного выполнения работ по противокоррозионной защите и ремонту повреждённых коррозией участков, о чём свидетельствуют:  1. низкое качество и неудовлетворительное состояние лакокрасочного покрытия; отсутствие следов защитных профилактических составов;  2. несоответствие ремонтных накладок на обшивке требованиям нормативных документов и нарушение технологии их установки;  3. несоответствие требуемых работ при последнем капитальном ремонте самолёта по замене участков шпангоутов поражённых коррозией записям в деле ремонта и фактически выполненным работам. 

Факторами, способствовавшими интенсивному коррозионному поражению явились:  1. негерметичность бака унитаза из-за сквозных трещин и коррозионных язв в местах подварки корпуса, выполненной с нарушением технологии сварки (пережог материала сварного шва);  2. эксплуатация самолёта в течение 16 месяцев в условиях тропического климата (Африка). 

Проведённое лабораторное исследование позволяет сделать ещё один вывод: работы по дефектации и ремонту коррозионного поражения фюзеляжа самолёта Ан-24РВ RA 46516, связанные с продлением его межремонтного срока службы в августе-октябре 1996 года были выполнены некачественно. В частности, согласно с полученной оценкой возраста коррозии на момент указанных работ глубина коррозионного поражения элементов конструкции фюзеляжа в районе туалета составляла не менее 0,85 мм, что является недопустимым для продолжения эксплуатации самолёта. Кроме того, выявленная при осмотре в районе шпангоута № 31 сквозная коррозионная трещина в обшивке длиной 50 мм, вопреки действующей нормативной документации не была вырезана с последующей установкой ремонтной накладки, а была только зачищена от коррозии и засверлена с последующей установкой накладки. 

Неуправляемый самолёт с высоты 6000 метров упал на землю и сгорел. Из материалов расследования следует:  1. Отказ двигателей .систем и бортового оборудования по данным МСРП-12-96 в полёте не было.  2. Разрушение хвостовой части самолёта произошло в воздухе.  3. Признаков боевого поражения, взрыва и пожара внутри самолёта в полёте не было.  4. Разрушение нижней хвостовой части фюзеляжа самолёта при отделении фрагмента панели между шпангоутами N28-N40 и стрингерами N8-N13 слева имеет многоочаговый коррозионно-усталостный характер, началось на участке панели в районе туалета и произошло от действия нагрузок эксплуатационного уровня (горизонтальный прямолинейный полёт, избыточное давление не более 0,3 кг/см 2).  5. Причиной разрушения панели явилось снижение её несущей способности из-за обширного по площади и значительного по глубине коррозионного поражения обшивки и силовых элементов со стороны внутренней поверхности подпольной части фюзеляжа. 

К моменту авиационного происшествия коррозионное состояние фюзеляжа самолёта следует оценивать как катастрофическое, а именно:  а. в месте начала разрушения (район туалета) суммарная длина в продольном направлении серии сквозных трещин в обшивке фюзеляжа, разделённых 10-ю перемычками на участке 1523 мм, составляла 1340 мм;  б. в этом же районе практически полностью были уничтожены коррозией стенки и нижние пояса шпангоутов NN 32, 33 и полки верхних поясов шпангоутов NN 31,32,35;  в. материал обшивки и силового набора в обширной зоне между шпангоутами NN 28-36 имел недопустимые по глубине и площади коррозионные поражения. 

Коррозионные процессы протекали по механизму электрохимической коррозии на обшивке в районе разрушения панели в течение не менее 2-х лет (межкристаллитный характер), а на шпангоутах в течение не менее 6-ти лет (расслаивающий характер). 

6. Значительные коррозионные поражения фюзеляжа в районе разрушения явились следствием некачественного выполнения работ по противокоррозионной защите и ремонту повреждённых коррозией участков, о чём свидетельствуют:  а. низкое качество и неудовлетворительное состояние ЛКП.  б. несоответствие ремонтных работ при последнем капитальном ремонте по замене участков шпангоутов, поражённых коррозией, записям в деле ремонта и фактически выполненным работам;  в. отсутствие следов защитных профилактических противокоррозионных состав;  г. несоответствие ремонтных накладок на обшивке требованиям нормативных документов и нарушение технологии их установки. Повышенной интенсивности коррозионного поражения способствовали: - негерметичность бака унитаза в туалете самолёта из-за сквозных трещин и коррозионных язв в местах подварки корпуса, выполненной, наиболее вероятно, при его ремонте. Образование несплошностей материала в местах подварки обусловлено нарушением технологии сварки, заключающейся в пережоге материала сварного шва;  д. простой в течение 4-х месяцев и эксплуатация самолёта в течение года в условиях тропического климата (Африка), где скорость развития коррозионных поражений увеличивается в 1,5 раза. 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Причиной катастрофы самолёта Ан-24 RA 46516 явилось разрушение в полёте хвостовой части фюзеляжа в пределах допустимых эксплуатационных нагрузок вследствие исчерпания статической прочности, вызванного накоплением коррозионно-усталостных повреждений конструкции в процессе эксплуатации с продлёнными межремонтным ресурсом и сроком службы. 

Авиационное происшествие обусловлено сочетанием следующих неблагоприятных факторов:  1. поверхностной, без применения инструментальных методов контроля, оценкой комиссией технического состояния самолёта Ан-24 RA 46516 и необоснованной выдачей в последующем заключения и решения о возможности продления ему межремонтного ресурса и срока службы;  2. нарушением требований действующих документов при продлении межремонтного ресурса самолёту Ан-24 RA 46516 и продлением установленного межремонтного срока службы без учёта длительной его эксплуатации в условиях влажного и жаркого климата;  3. несоответствием нормативной документации, регламентирующей организацию работ по установлению и продлению ресурсов и сроков службы гражданских воздушных судов (Положение 1994 г.) требованиям безопасности полётов в современных условиях;  4. нарушением требований технологии ремонта самолёта и бытового оборудования при ремонте в условиях АРЗ;  5. несовершенством технологической документации по периодическому техническому обслуживанию в части определения коррозионного и коррозионно-усталостного состояния конструкции ВС в труднодоступных зонах;  6. недостаточным контролем в эксплуатации труднодоступных зон подпольной части фюзеляжа в части определения состояния элементов конструкции и наличия коррозионных поражений;  7. невыполнением предписанных противокоррозионных мероприятий по конструкции самолёта при ремонте на АРЗ и в эксплуатации. [2]

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ан-24 в Черкесске"

Примечания

Комментарии

  1. Здесь и далее время указано по UTC

Источники

  1. [russianplanes.net/reginfo/61448 Антонов Ан-24РВ RA-46516 а/к Ставропольская ААК - СААК - карточка борта] (рус.). russianplanes.net. Проверено 14 июля 2014.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [www.airdisaster.ru/reports.php?id=12 АКТ ОБ АВИАЦИОННОМ ПРОИСШЕСТВИИ] (рус.). УПРАВЛЕНИЕ РАССЛЕДОВАНИЯ АВИАЦИОННЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ. Проверено 14 июля 2014.

См. также

Рейс 1023 СААК

Ан-24РВ, аналогичный разбившемуся
Общие сведения
Дата

18 марта 1997 года

Время

10:03

Характер

Разрушение в воздухе

Причина

Сильная коррозия фюзеляжа

Место

1 км от Черкесска, Карачаево-Черкесия (Россия)

Координаты

44°13′ с. ш. 42°05′ в. д. / 44.217° с. ш. 42.083° в. д. / 44.217; 42.083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=44.217&mlon=42.083&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 44°13′ с. ш. 42°05′ в. д. / 44.217° с. ш. 42.083° в. д. / 44.217; 42.083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=44.217&mlon=42.083&zoom=14 (O)] (Я)

Воздушное судно
Модель

Ан-24РВ

Авиакомпания

Ставропольская акционерная авиакомпания (СААК)

Пункт вылета

Ставрополь (Россия)

Пункт назначения

Трабзон</span>ruen (Турция)

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-24 в Черкесске

– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.