Катастрофа Ан-24 под Алма-Атой

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 2305 Аэрофлота

Ан-24 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата

24 марта 1969 года

Время

06:37

Причина

Вероятно, отказ двигателей и обледенение

Место

п. Красное Поле, близ Алма-Аты (КазССР, СССР)

Воздушное судно
Модель

Ан-24

Авиакомпания

Аэрофлот (Казахское УГА, Алма-Атинский ОАО)

Пункт вылета

Алма-Ата

Остановки в пути

Сары-Арка, Караганда

Пункт назначения

Кольцово, Свердловск

Рейс

2305

Бортовой номер

СССР-46751

Дата выпуска

30 мая 1964 года

Пассажиры

26

Экипаж

5

Погибшие

4

Выживших

27

Утром во вторник 24 марта 1969 года под Алма-Атой при взлёте потерпел катастрофу Ан-24 компании Аэрофлот, в результате чего погибли 4 человека.





Самолёт

Ан-24 с бортовым номером 46751 (заводской — 47300905, серийный — 009-05) был выпущен заводом Антонова 30 мая 1964 года и к 26 августа передан в Алма-Атинский авиаотряд Казахского управления гражданского воздушного флота. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел в общей сложности 9607 часов налёта и 7577 посадок[1][2].

Катастрофа

Самолёт должен был выполнять рейс 2305 из Алма-Аты в Свердловск с первой промежуточной посадкой в Караганде. Пилотировал его экипаж из 227 лётного отряда, состоявший из командира (КВС) А. И. Выскребенцева, второго пилота Е. А. Мокринского, штурмана В. К. Рыбкова и бортмеханика Н. П. Грачёва. В салоне работала стюардесса Н. П. Неумывакина. Всего на борту находились 26 пассажиров. Небо над аэропортом в это время было затянуто слоисто-дождевыми облаками с нижней границей 150 метров, шёл слабый снег с дождём, видимость составляла 4 километра и дул северный (азимут 340°) свежий ветер[1].

В 06:37 экипаж осуществил взлёт по магнитному курсу 50°. Отрыв от полосы произошёл при скорости 180—200 км/ч, а на высоте 5—7 метров при скорости 200 км/ч были убраны шасси, после чего Ан-24 начал набирать высоту с вертикальной скоростью 3—4 м/с. На высоте около 30—50 метров командир вдруг заметил, что приборная скорость перестала увеличиваться, поэтому снизил вертикальную скорость до 1—2 м/с, что увеличило приборную скорость до 210—220 км/ч. На высоте 70—80 метров командир дал указание убрать закрылки из взлётного положения (15°). Но когда закрылки были убраны, то через две—три секунды авиалайнер затрясло и он начал резко разворачиваться с креном вправо и терять высоту, несмотря на значительное отклонение рулей на вывод из данного положения[1].

Ан-24 развернулся вправо на 40—45° и продолжал лететь далее по прямой без крена, теряя высоту и поступательную скорость (до 170 км/ч), а также всё больше поднимая нос вверх. Задев деревья, самолёт в 750 метрах правее полосы ударился хвостовой частью о землю на территории посёлка Красное Поле. От удара фюзеляж раскололся на две части, после чего хвостовая часть отделилась. Самолёт полностью сгорел, а в посёлке были повреждены многие жилые и нежилые постройки. В катастрофе погибли стюардесса и три пассажира. Среди жителей посёлка погибших не было[1].

Причины катастрофы

Наиболее вероятной причиной является потеря мощности одной или обеих СУ с момента уборки шасси с последующим уменьшением тяги правого двигателя на высоте 70—80 метров, что вызвало тряску и разворот самолёта с потерей поступательной скорости и снижением.

Особое мнение представителей МАП: Нарушение РЛЭ — выполнение взлёта с убранными закрылками, отрыв на скорости 180—190 км/ч с углом атаки 13° при возможном обледенении — самолет был обработан горячей водой, но не использовалась жидкость «Арктика».

[1]

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ан-24 под Алма-Атой"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.airdisaster.ru/database.php?id=647 Катастрофа Ан-24 Казахского УГА близ аэропорта Алма-Аты]. airdisaster.ru. Проверено 11 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gk1K132i Архивировано из первоисточника 20 мая 2013].
  2. [russianplanes.net/reginfo/10645 Антонов Ан-24 Бортовой №: CCCP-46751]. Russianplanes.net. Проверено 11 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gk1J7vlC Архивировано из первоисточника 20 мая 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-24 под Алма-Атой

– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее: