Катастрофа Ил-12 в Караганде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катастрофа в Караганде
Общие сведения
Дата

30 июля 1950 года

Время

05:44

Характер

Отказ двигателя

Причина

Нарушение техобслоуживания, ошибки экипажа и служб УВД

Место

аэропорт Караганда (КазССР, СССР)

Воздушное судно
Модель

Ил-12

Авиакомпания

Аэрофлот (Казахское управление ГВФ, 25 транспортный авиаотряд)

Пункт вылета

Алма-Ата

Остановки в пути

Караганда

Бортовой номер

СССР-Л1803

Дата выпуска

31 марта 1949 года

Пассажиры

19

Экипаж

6

Погибшие

25 (все)

В воскресенье 30 июля 1950 года в Караганде потерпел катастрофу Ил-12 компании Аэрофлот, в результате чего погибли 25 человек.





Самолёт

Ил-12П с бортовым номером СССР-Л1803 (заводской — 93013302, серийный — 33-02) был выпущен ММЗ «Знамя Труда» 31 марта 1949 года и вскоре передан Главному управлению гражданского воздушного флота, которое направило его в 25-й транспортный авиаотряд Казахского управления гражданского воздушного флота. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел 953 часа налёта[1][2].

Катастрофа

Самолёт выполнял пассажирский рейс из Алма-Аты, а пилотировал его экипаж, состоящий из командира (КК) В. А. Александрова, второго пилота Н. А. Федулова, штурмана Б. Ю. Кобеца , бортмеханика И. В. Трегубова и бортрадиста А. П. Герасимова. В салоне работала стюардесса Копцева. В 04:50 Ил-12 совершил промежуточную посадку в Карагандинском аэропорту для дозаправки, после выполнения которой в 05:36 взлетел по магнитному курсу 210°. На его борту находились 19 пассажиров. Погода была ясная, имелись отдельные слоисто-кучевые облака, видимость составляла около 30 километров[1].

Поднявшись на высоту 150 метров, экипаж начал выполнять правый разворот на курс 285°, когда, по показаниям свидетелей, в 05:38 на левом двигателе возникли резкие выхлопы. Затем в 05:42 экипаж доложил диспетчеру об отказе левого двигателя и о намерении вернуться в аэропорт. Диспетчер дал разрешение на посадку с прямой по курсу 30°, после чего экипаж выполнил правый разворот на курс 110° и направился к аэродрому. Так как впереди на пути полёта стоял элеватор высотой 67 метров, то экипаж выполнил доворот вправо и теперь летел под углом 80° к продолженной оси ВПП. Самолёт при этом летел на высоте 100 метров с правым креном и с некоторым заносом хвоста[1].

Пересекая продолженную ось ВПП на высоте 50—70 метров, командир начал убирать правый крен доворотом влево, а также выпустил шасси. Но Ил-12 вдруг неожиданно резко развернулся влево, и потеряв скорость перешёл в штопор, после чего в 05:44 под углом 60° врезался правой плоскостью крыла и правым двигателем в землю и взорвался. Все 25 человек на борту погибли[1].

Расследование

Как выяснила комиссия, 27 июля этот самый самолет проходил 100-часовое регламентное обслуживание на базе в Алма-Ате. Затем 29 июля был выполнен облёт, который совершал тот же экипаж, что и в разбившемся рейсе. При этом перед взлётом левый двигатель остановился, а затем через некоторое время вновь запущен. Однако эту техническую проблему экипаж скрыл. Причины, почему же двигатель остановился, не выяснялись[1].

Согласно выводам комиссии, к катастрофе привели следующие причины[1]:

  1. Отказ левого двигателя по неустановленной причине.
  2. Плохое руководство лётной службой в аэропорту Караганды.
  3. Ошибка в технике пилотирования ввиду недостаточной тренировки командира экипажа к полётам на одном моторе (доворот в сторону отказавшего двигателя и выпуск шасси).

По мнению комиссии, командир принял правильное решение о посадке с прямой. Но когда диспетчер дал разрешение пилотам на посадку по курсу 30° и с прямой, то это только создало путаницу и значительно усугубило ситуацию. Тем более, что большой размер Карагандинского аэродрома с ровными полосами подхода и ясная погода позволяли экипажу совершить безопасную посадку на одном работающем двигателе. Сопутствующими причинами стали отсутствие квалифицированной помощи коменданта аэропорта, который перепоручил руководство полётом недостаточно квалифицированному диспетчеру, а также плохой контроль за состоянием матчасти, раз удалось скрыть факт остановки двигателя перед облётом[1].

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ил-12 в Караганде"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.airdisaster.ru/database.php?id=721 Катастрофа Ил-12 Казахского управления ГВФ в аэропорту Караганды]. airdisaster.ru. Проверено 25 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hlw6zXgt Архивировано из первоисточника 1 июля 2013].
  2. [russianplanes.net/reginfo/48248 Ильюшин Ил-12П Бортовой №: CCCP-L1803]. Russianplanes.net. Проверено 25 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hlw8yamd Архивировано из первоисточника 1 июля 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-12 в Караганде

Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.