Катастрофа Ил-14 в Витиме

Рейс 2 Аэрофлота
Ил-14 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	20 июля 1977 года
Характер	При взлёте врезался в деревья
Причина	Ошибка экипажа и диспетчера
Место	аэропорт Витим, Якутская АССР (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Авиа-14М (Ил-14М)
Авиакомпания	Аэрофлот (Восточно-Сибирское УГА, Иркутский ОАО)
Пункт вылета	Витим
Пункт назначения	Иркутск
Рейс	В-2
Бортовой номер	СССР-52096
Дата выпуска	28 июня 1958 года
Пассажиры	34
Экипаж	6
Погибшие	39
Выживших	1

См. также: Рейс 2

Катастрофа Ил-14 (Avia 14) в Витиме — авиационная катастрофа, произошедшая в среду 20 июля 1977 года в аэропорту Витим (Якутия) с самолётом Авиа-14М (Ил-14М) компании Аэрофлот, при этом погибли 39 человек.

Самолёт

Avia-14-32 (обозначение Ил-14 чехословацкого производства) с заводским номером 806109 и серийным 06-09 был выпущен заводом Avia (Прага, Чехословакия) 28 июня 1958 года. Через два дня авиалайнер продали чехословацкой авиакомпании ČSA, где он получил бортовой номер OK-MCP. К 28 октября 1975 года самолёт был продан в Советский Союз Министерству гражданской авиации, где после перерегистрации бортовой номер сменился на CCCP-52096, а обозначение модели на Ил-14М (Авиа-14М), после чего лайнер был направлен в Иркутский объединённый авиаотряд (134-й ЛО) Восточно-Сибирского управления гражданской авиации. Всего на момент катастрофы самолёт имел наработку 20 464 лётных часа и 20 467 циклов (посадок).

Экипаж

Экипаж из 134-го лётного отряда состоял из 6 человек:

• Командир (КВС) — Трофимов Павел Михайлович
• Второй пилот — Кащук Александр Станиславович
• Бортмеханик-инструктор — Панфилов Владимир Михайлович
• Бортмеханик — Журавлев Геннадий Семенович
• Бортрадист — Гузовский Иннокентий Яковлевич
• Стюардесса — Смоленцова Ольга Николаевна

Катастрофа

Экипажу предстояло выполнить внутренний пассажирский рейс В-2 из Витима в Иркутск. Всего на борт сели 34 пассажира: 25 взрослых и 9 детей. В самом Витиме в это время небо было покрыто тучами с нижней границей на высоте 1000 метров, дул юго-восточный свежий ветер (120°, 3 м/с) и шёл дождь. Из-за дождя грунтовая взлётно-посадочная полоса размокла и на ней имелись лужи. Тем не менее, командир Трофимов принял решение взлетать, при этом взлёт должен был производиться в северном направлении по западной части полосы, что находилась в 35 метрах левее оси, так как здесь полоса была более сухая.

Но в процессе выполнения разбега командир не выдержал направление, в результате чего самолёт начало уводить влево. Когда лайнер пробежал по полосе 225 метров, его левое шасси, выйдя за пределы, врезалось в ограждающий конус и раздавило его. Спустя 345 метров от начала разбега экипаж начал поднимать переднюю стойку шасси, а через 105 метров эта стойка раздавила уже второй конус. Ещё через 100 метров (550 метров от начала разбега) уже правое шасси съехало с полосы и раздавило ещё один конус ограждения, а также опору огня ночного старта. Разгоняясь теперь по боковой полосе безопасности, авиалайнер снёс ещё один конус и опору, после чего, пробежав при разгоне в общей сложности 945 метров, наконец оторвался от земли. Однако пролетев всего 185 метров, самолёт ударился хвостовой частью о деревянный столб ограждения аэродрома, а ещё через 200 метров на высоте 14 метров зацепил левой плоскостью крыла деревья на лесной опушке, при этом отделилась часть плоскости и левый элерон. Спустя ещё 300 метров полёта, на высоте 25—30 метров лайнер вышел на закритические углы атаки, в результате чего потерял скорость и управляемость. Перейдя в сваливание, он вошёл в правый крен и опустил нос, после чего под углом 45—50° и с правым креном 50—55° в 500 метрах от конца полосы и в 225 метрах левее продолжения её оси врезался в землю в лесу, разрушился и сгорел. В происшествии выжил пассажир 1956 года рождения. Все остальные 39 человек (6 членов экипажа и 33 пассажира) погибли. Это крупнейшая катастрофа самолёта модели Avia 14 (Авиа-14).

Причины

По мнению комиссии, виновником катастрофы стал командир экипажа, который принял решение взлетать с размокшей грунтовой ВПП, несмотря на то, что она не отвечала установленным требованиям, а в процессе разбега не предотвратил уклонение авиалайнера. Сопутствовали катастрофе следующие факторы:

1. Размокшая полоса была непригодна для взлёта.
2. Диспетчер разрешил взлёт с непригодной полосы, да ещё с попутным ветром.
3. В аэропорту плохо велись метеонаблюдения.
4. Неудовлетворительная работа авиадиспетчеров по выполнению управления воздушным движением.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-14 в Витиме

Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.