Катастрофа Ил-14 под Внуковом (1957)

Рейс 232 LOT
Ил-14 авиакомпании LOT
Общие сведения
Дата	14 июня 1957 года
Время	23:12 МСК
Характер	Столкновение с деревьями
Причина	Ошибка экипажа и служб УВД, сложные погодные условия
Место	5 км от аэропорта Внуково, Московская область (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ил-14П
Авиакомпания	LOT
Пункт вылета	Окенце, Варшава (Польская НР)
Пункт назначения	Внуково, Москва (РСФСР, СССР)
Рейс	LO232
Бортовой номер	SP-LNF
Дата выпуска	1956 год
Пассажиры	8
Экипаж	5
Погибшие	9
Выживших	4

Не путать с катастрофами румынского (23.10.1957) и советского (23.10.1959) Ил-14

См. также: Рейс 232

Катастрофа Ил-14 под Внуковом — авиационная катастрофа самолёта Ил-14П польской авиакомпании LOT, произошедшая в пятницу 14 июня 1957 года в районе аэропорта Внуково, при этом погибли 9 человек.

Самолёт

Ил-14П с заводским номером 6341407 и серийным 16-07 был выпущен Ташкентским авиационным заводом в 1956 году, то есть был ещё довольно новым. Авиалайнер продали в Польскую Народную Республику, где он получил бортовой номер SP-LNF и с 21 сентября того же года начал эксплуатироваться Польскими авиалиниями (LOT). В частности, это был один из трёх польских Ил-14, выполняющих полёты в Москву. Его пассажировместимость составляла 18 мест, а дальность полёта могла достигать 3 тысяч километров при крейсерской скорости 260 км/ч.

Экипаж

Экипаж авиалайнера состоял из 5 человек:

• Командир воздушного судна — Владислав Шацки (польск. Władysław Snacki). 48 лет, ещё до войны закончил Демблинскую авиационную школу, в военный период выполнял длительные полёты, с 1946 года работал в LOT. Имел налёт свыше 8500 часов суммарной протяжённостью около полутора миллионов километров, за что был награждён нагрудным знаком «Налёт свыше миллиона километров».
• Второй пилот — Мечислав Плядер (польск. Mieczysław Pląder)
• Бортмеханик — Мариан Семеняк (польск. Marian Siemieniak)
• Бортрадист — Михал Лукашевич (польск. Michał Łukaszewicz). Также имел нагрудный знак «Налёт свыше миллиона километров».
• Стюардесса — Ева Федоровска (польск. Ewa Fedorowska)

Катастрофа

Борт SP-LNF выполнял регулярный международный пассажирский рейс LO232 из Варшавы в Москву, а на его борту находились 5 членов экипажа, 8 пассажиров и 819 килограмм груза (преимущественно почта). Согласно полученному в Варшаве экипажем прогноза погоды, над Москвой ожидались сплошные облака с нижней границей 600 метров, а горизонтальная видимость составляла 4 километра. На подходе к аэропорту Внуково экипаж получил указание снижаться до высоты 400 метров. После прохождения Клементьева экипаж перешёл на связь с диспетчесркой вышкой аэропорта и получил указание снижаться до высоты 300 метров. В 23:07 диспетчер передал указание выполнять заход на посадку по приборам. Экипаж подтвердил получение информации. Затем примерно в 23:13 в 4,5 километрах северо-восточнее аэропорта снизившийся под безопасную высоту авиалайнер врезался в деревья и разрушился. В катастрофе погиб почти весь экипаж, кроме стюардессы Евы Федоровски. Она получила травмы, но несмотря на это смогла дойти до дороги и там остановила машину, после чего приехала в аэропорт где сообщила о катастрофе. Прибывшие к месту спасательные службы обнаружили трёх выживших пассажиров-американцев. Всего в катастрофе погибли 9 человек: 4 члена экипажа и 5 пассажиров.

Гражданство	Экипаж	Пассажиры	Всего
Монголия Монголия	–	2	2
Польша Польша	5	1	6
США США	–	5	5
Итого	5	8	13

Расследование

На то время в советско-польских отношениях была напряжённость, поэтому для расследования причин происшествия была быстро собрана советско-польская комиссия, которой поставили задачу, как можно быстрее установить причины, чтобы успеть до появления в газетах различных спекуляций. Состав комиссии был следующий:

Советская сторона

• Первый заместитель начальника Главного управления Гражданского воздушного флота при Совете министров СССР маршал авиации Семён Фёдорович Жаворонков — председатель комиссии
• Заместитель начальника Главного управления Гражданского воздушного флота генерал Е. М. Белецкий
• Заместитель главного прокурора транспорта И. Е. Савельев
• Заместитель начальника Министерства внутренних дел комиссар милиции 3-го ранга В. И. Галкин
• Авиационный эксперт из Главного управления службы гидрометеорологии А. В. Попов
• Авиационный эксперт из Московского совета Министерства авиатранспорта В. С. Симонян

Польская сторона

• Заместитель министра транспорта Жан Рустецки (польск. Jan Rustecki)
• Заместитель начальника LOT М. Грабовски (польск. M. Grabowski)
• Представитель Государственной комиссии по расследованию авиационных происшествий из Министерства транспорта Е. Рибарски (польск. E. Rybarski)
• Чиновник из LOT Ж. Ковальчик (польск. J. Kowalczyk)
• Инженер Департамента гражданской авиации Министерства транспорта А. Вожчеховски (польск. A. Wojczechowski)

Расследование заняло рекордно-короткий срок — 6 дней. Уже 20 июня 1957 года советско-польская комиссия подписала шестистраничный протокол об установлении причин катастрофы.

Анализ

Как было установлено, рейс 232 следовал в Москву на эшелоне 2400 метров. Согласно прогнозу погоды, в Москве ожидались хорошие погодные условия. Полёт поначалу проходил нормально, но после Вязьмы экипаж заметил, что началось обледенение самолёта, о чём в 22:38 передал руководителю полётов в аэропорту Внуково. Начиная с этого времени полёт происходил со снижением. После прохождения Клементьева на высоте 400 метров и в условиях видимости земли, экипаж передал об этом диспетчеру, на что получил указание снижаться до высоты 300 метров по уровню аэродрома (737,4 мм рт.ст.) и направление на аэропорт. Затем за 5 минут до расчётного времени посадки экипаж сообщил диспетчеру, что они следуют курсом 65° с отклонением от курса на 20°. В 23:07 экипаж не доложив о прохождении радиомаяка запросил разрешение на посадку. Диспетчер хоть и не получил доклада о прохождении радиомаяка и не определил по радиолокатору местонахождение самолёта, передал экипажу данные по выполнению посадки и дал указание переходить на связь с диспетчером старта. Когда экипаж перешёл на связь с диспетчером старта, то получил указания по выполнению посадки курсом 242° и предупреждён, что в аэропорту идёт дождь. Далее рейсу 232 было дано указание следовать по курсу 152° к дальнему радиомаяку и выполнять заход по схеме. Экипаж подтвердил получение команды, но не начал её выполнять. Однако при этом было начато снижение для выполнения посадки. Столкновение с деревьями произошло в 23:12—23:13 в 4 с половиной километрах северо-восточнее Внукова.

В районе катастрофы в это время погодные условия были следующими: сплошная низкая облачность,ливневый дождь, сильная болтанка и наблюдались вспышки молний. Все системы самолёта до столкновения работали исправно. Следов алкоголя в крови и мягких тканях погибших членов экипажа найдено не было, а их смерть наступила в результате телесных травм, полученных при столкновении с землёй.

Причины

В заключении комиссии причиной катастрофы послужило столкновение самолёта с землёй из-за полёта на малой высоте, что было вызвано ошибкой экипажа, который выполнял снижение с нарушением схемы, в результате чего оказался на опасно малой высоте. Такое нарушение было вызвано излишней самоуверенностью экипажа в условиях отсутствия контроля за полётом со стороны диспетчерских служб аэропорта. Помимо этого, есть вероятность, что экипаж передавал диспетчеру неверные данные о своём местонахождении и высоте. В конце полёта экипаж также столкнулся со сложными погодными условиями, которые не были указаны в прогнозе.

Таким образом, основным виновником катастрофы комиссия назвала польский экипаж. Но значительная доля вины лежала также и на диспетчерской службе аэропорта Внуково.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-14 под Внуковом (1957)

Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.