Катастрофа Ил-18 в Гандере

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 523 ČSA

Ил-18 компании ČSA
Общие сведения
Дата

5 сентября 1967 года

Время

05:10 GMT

Характер

Упал при взлёте

Причина

Не установлена. Вероятно, дезориентация экипажа

Место

близ Гандера (Канада)

Координаты

48°57′ с. ш. 54°34′ з. д. / 48.950° с. ш. 54.567° з. д. / 48.950; -54.567 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.950&mlon=-54.567&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 48°57′ с. ш. 54°34′ з. д. / 48.950° с. ш. 54.567° з. д. / 48.950; -54.567 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.950&mlon=-54.567&zoom=14 (O)] (Я)

Воздушное судно
Модель

Ил-18Д

Авиакомпания

ČSA

Пункт вылета

Прага (Чехословакия)

Остановки в пути

Шаннон (Ирландия)
Гандер (Канада)

Пункт назначения

Гавана (Куба)

Рейс

OK523

Бортовой номер

OK-WAI

Дата выпуска

апрель 1967 года

Пассажиры

61

Экипаж

8

Погибшие

37

Выживших

32

Катастрофа Ил-18 в Гандере — авиационная катастрофа пассажирского самолёта Ил-18Д Чехословацких авиалиний (ČSA), произошедшая во вторник 5 сентября 1967 года у восточной окраины Гандера (Ньюфаундленд, Канада), при этом погибли 37 человек.





Самолёт

Ил-18Д с регистрационным номером OK-WAI (заводской — 187009705, серийный — 097-05) был выпущен машиностроительным заводом «Знамя Труда» (Москва) примерно в апреле 1967 года, то есть был ещё совсем новым на момент происшествия. 22 апреля чехословацкое министерство транспорта выдало ему свидетельство о регистрации, а 16 мая — сертификат лётной годности. 19 мая лайнер поступил в чехословацкую национальную авиакомпанию Československé aerolinie a.s. (ČSA). Общая наработка самолёта и его двигателей на день происшествия составляли всего 766 часов. По имеющимся данным, борт OK-WAI обслуживался в соответствие с установленными правилами и положениями[1][2].

Позже следователи смогли найти на месте катастрофы сохранившийся штурманский журнал, по которому было определено, что всего на борту в момент катастрофы находилось 20 192 кг топлива, а общий вес авиалайнера составлял 64 119 кг при установленной максимальной взлётной массе 64 000 кг, то есть имелся незначительный перегруз[3].

Экипаж

  • Командир воздушного судна — 52 года, имел квалификацию командира и пилота-инструктора самолётов DC-3, Ил-12, Ил-14, Ил-18 и Bristol Britannia, при проверках квалификации на Ил-18 показывал отличные результаты. По маршруту Прага — Гандер — Гавана летал с 1962 года; за это время совершил в Гандере 19 взлётов и 37 посадок днём, а также 110 взлётов и 94 посадки ночью. Имел общий стаж 17 303 лётных часа, в том числе 9400 часов полётов по приборам, 7560 часов ночью и 5360 часов на Ил-18. За последние 90 дней налетал 273 часа, в том числе 118 часов на Ил-18[1].
  • Второй пилот — 44 года, имел квалификацию пилота самолётов Ил-14, Ил-18 и Bristol Britannia. По маршруту Прага — Гандер — Гавана летал с 1964 года; за это время совершил в Гандере 11 взлётов и 27 посадок днём, а также 94 взлёта и 89 посадок ночью. Имел общий стаж 10 749 лётных часов, в том числе 1291 час на Ил-18. За последние 90 дней налетал 287 часов, в том числе 80 часов на Ил-18[1].
  • Штурман — 40 лет, штурман 1-го класса, имел квалификацию на внутренние и международные полёты на самолётах Ил-18, Bristol Britannia, Ту-104 и Ту-124. Общий лётный стаж составлял 12 027 часов[1].
  • Бортинженер — 40 лет, бортинженер 1-го класса, имел квалификацию на внутренние и международные полёты на самолётах Ил-14, Ил-18 и Bristol Britannia. Общий лётный стаж составлял 5163 часа, в том числе 1290 часов на Ил-18, из которых 102 часа были на модели Ил-18Д[1].
  • Бортрадист — 35 лет, бортрадист 2-го класса, имел квалификацию на внутренние и международные полёты на самолётах Ил-14 и Ил-18. Общий лётный стаж составлял 5380 часов[1].

В салоне работали три стюардессы[4].

Катастрофа

Самолёт выполнял международный пассажирский рейс OK-523 по маршруту Прага — Шаннон — Гандер — Гавана и 4 сентября в 16:49 GMT вылетел из Пражского аэропорта. В 20:20 рейс 523 благополучно приземлился в Шаннонском аэропорту откуда вылетел в 21:31 GMT. После трансатлантического полёта длительностью почти 6 часов, в 03:26 GMT уже 5 сентября борт OK-WAI благополучно приземлился в аэропорту Гандер на острове Ньюфаундленд. Здесь произошла смена экипажа, на новый, который прибыл в Гандер ещё 3 сентября, то есть отдыхал около двух дней[5]. Также в баках самолёта оставались 6613 кг топлива, к которым в Гандере дополнительно залили ещё 14 079 кг[1], тем самым увеличив общий объём топлива на борту до 20 692 кг (примерно 500 кг из них было позже сожжено при рулении по аэродрому и выполнении взлёта)[3].

Ночное небо в это время было полностью затянуто облачностью с нижней границей 2600 футов (790 метров), ветер восточно-юго-восточный (110°) 8 узлов, температура воздуха 9° C, точка росы 7° C, а видимость достигала 15 миль (28 км). Признаков турбулентности и обледенения не наблюдалось[3].

В 04:05 экипаж передал диспетчеру копию плана полёта в Гавану, а в 05:04 рейс 523 с 61 пассажиром и 8 членами экипажа на борту начал движение по аэродрому к взлётно-посадочной полосе 14. В 05:08 после получения разрешения Ил-18 начал выполнять взлёт в восточном направлении. После нормального пробега по полосе, лайнер поднялся в воздух, а следом экипаж убрал шасси и закрылки. Несмотря на нормальный в целом взлёт, самолёт набирал высоту довольно медленно, сумев подняться только до 40 метров. В 05:09 экипаж доложил диспетчеру взлёта и посадки (Гандер-башня) о выполнении взлёта, на что диспетчер дал указание переходить на связь с диспетчером круга (Гандер-трафик) на частоте 119,7 МГц. Но едва бортрадист переключился на указанную частоту, как в 05:10 GMT (01:40 местного времени) летящий со скоростью 363 км/ч[6] авиалайнер упал на землю примерно в 4000 футах (1,2 км) от торца полосы, а затем врезался в железнодорожную насыпь, из-за чего полностью разрушился и сгорел. Весь полёт с момента отрыва от земли продлился примерно 30 секунд[5][4]. На месте происшествии погибли оба пилота, штурман, стюардесса и 30 пассажиров. Позже в больницах от полученных травм умерли ещё 3 пассажира. Таким образом, всего в катастрофе погибли 37 человек[7].

Причины

Расследованием занималась канадско-чехословацкая комиссия с привлечением советских специалистов. Также удалось восстановить данные с параметрического бортового самописца, речевой самописец на данном самолёте отсутствовал. Было установлено, что хотя лайнер и был перегружен примерно на 119 килограмм, но этот перегруз был незначительным и не мог привести к катастрофе. Экипаж был достаточно опытным и уже несколько десятков раз совершал подобные рейсы, к тому же перед этим вылетом пилоты отдыхали около двух дней. Самолёт был исправен, признаков отказа двигателей или систем управления обнаружено не было. По имеющимся относительно разбившегося самолёта данным есть вероятность того, что высотомер со стороны командира мог заедать, из-за чего выдавал показания с задержкой. Также мог иметь место сбой в работе гироскопов, что в свою очередь привело бы к искажению показаний авиагоризонтов со стороны обоих пилотов. Взлёт самолёта выполнялся в восточном направлении, то есть в сторону от города по направлению к тундре, где не было никаких наземных источников света. Ночное небо при этом было полностью затянуто облаками, поэтому не было видно ни звёзд, ни луны. Фактически экипаж направлялся в кромешную тьму без видимого горизонта, а потому визуально не мог определить, где земля, а где небо. С учётом сбоя в работе авиагоризонтов и отставания в показаниях высотомера экипаж мог не заметить, что подъём осуществлялся довольно медленно, а затем авиалайнер и вовсе опустил нос, устремившись к земле[8].

Относительно вопроса о том, почему самолёт опустил нос, существуют различные теории, в том числе преждевременная уборка закрылков, либо нарушение в работе демпфера руля высоты. Но не имея данных о переговорах экипажа внутри кабины эти теории оказалось невозможно проверить[4].

За недостаточностью улик и объективных данных о полёте, комиссия пришла к выводу, что не может точно определить причину медленного набора высоты, а затем снижения самолёта[8].

В 1990-х годах чешский следователь Ярослав Дворжак (чеш. Jaroslav Dvořák) провёл повторное расследование катастрофы рейса 523 и пришёл к заключению, что причиной катастрофы стала ошибка экипажа. В условиях полёта в полной темноты пилоты оказались дезориентированы в пространстве и считали, что выполняют нормальный набор высоты, хотя вертикальная скорость подъёма была на самом деле низкой. Затем после уборки закрылков у пилотов возникло ложное чувство, словно авиалайнер начал задирать нос, поэтому они отклонили штурвалы по направлению от себя, чтобы исправить это, но фактически опустили нос вниз и направили машину к земле[4].

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ил-18 в Гандере"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 ICAO Circular, p. 248.
  2. [russianplanes.net/reginfo/34701 Ильюшин Ил-18Д OK-WAI а/к CSA - Czech Airlines - карточка борта] (рус.). russianplanes.net. Проверено 25 февраля 2015.
  3. 1 2 3 ICAO Circular, p. 249.
  4. 1 2 3 4 [technet.idnes.cz/letadlo-csa-havarie-zari-1967-ddd-/tec_technika.aspx?c=A120925_120009_tec_technika_sit Seriál: Letadlo ČSA havarovalo půl minuty po vzletu. Dodnes se neví proč.] (чешск.). Technika kolem nás (26 сентября 2012). Проверено 25 февраля 2015.
  5. 1 2 ICAO Circular, p. 247.
  6. ICAO Circular, p. 252.
  7. ICAO Circular, p. 251.
  8. 1 2 ICAO Circular, p. 253.

См. также

Литература

Ссылки

  • [aviation-safety.net/database/record.php?id=19670905-0 Описание происшествия ] на Aviation Safety Network

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-18 в Гандере

– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.