Катастрофа Ил-18 под Касабланкой
| Рейс 511 ČSA | |
 Ил-18В компании ČSA | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| Дата | |
| Время |
01:25 UTC |
| Причина |
Не установлена |
| Место |
|
| Воздушное судно | |
| Модель | |
| Авиакомпания | |
| Пункт вылета | |
| Остановки в пути |
|
| Пункт назначения | |
| Рейс |
OK-511 |
| Бортовой номер |
OK-OAD |
| Дата выпуска | |
| Пассажиры |
64 |
| Экипаж |
8 |
| Погибшие |
72 (все) |
В среду 12 июля 1961 года в окрестностях Касабланки потерпел катастрофу Ил-18В компании ČSA, в результате чего погибли 72 человека.
Содержание
Самолёт
Ил-18В с бортовым номером OK-PAF (заводской — 181002904, серийный — 029-04) был выпущен заводом ММЗ «Знамя Труда» в 1961 году и к 22 апреля передан чехословацкой Československé aerolinie a.s. (ČSA)[1]. На момент катастрофы авиалайнер имел 268 часов налёта[2].
Катастрофа
Самолёт выполнял международный рейс OK-511 по маршруту Прага — Цюрих — Рабат — Дакар — Конакри — Бамако. Первый этап полёта (Прага—Цюрих) Был выполнен без осложнений и 11 июля в 20:43 Ил-18 вылетел из аэропорта Цюриха. На его борту находились 8 членов экипажа и 64 пассажира. В 01:00 на подходе к Рабату экипаж связался с диспетчерской вышкой аэропорта и запросил информацию о погоде. В ответ доложили, что небо ясное, но у земли густой туман, а видимость составляет 10 метров. В связи с этим, экипаж был направлен на запасной аэродром в Касабланку[2].
В 01:06 находясь на расстоянии в 5 миль от аэропорта Анфа (en:Casablanca–Anfa Airport) экипаж получил разрешение на снижение и указания по выполнению захода на посадку, который осуществлялся с подветренной стороны. Облачность в это время составляла 7/8 (сплошная с отдельными разрывами) и дул свежий северо-восточный ветер. В 01:10 с земли попросили доложить о входе в зону ДПРС и указали, что данный рейс первый в очереди на посадку. В 01:13 самолёт прошёл указанную зону, а через три минуты командир доложил о занятии высоты 400 метров и что метеорологический минимум, высота облаков при этом составляла 140—150 метров. Однако через три минуты (01:19) облака опустились до 100 метров. Когда в 01:22 экипаж запросил разрешение на посадку на авиабазе Ноуссер (en:Nouasseur Air Base) если это возможно, то его попросили подождать, а через пару минут диспетчеры Анфы спросили, сколько ещё топлива на борту. Пилоты ответили, что ещё на 90 минут полёта. Тогда диспетчеры из Анфы связались с диспетчерами в Ноуссере, чтобы обсудить этот вопрос, но в это время в 01:25 Ил-18 врезался в землю в 8 милях (13 километров) к югу от торца ВПП полосы 03 и полностью разрушился. Все 72 человека на борту погибли[2].
Причины
Точная причина катастрофы не была установлена. Были предположения об отказах навигационных приборов, резком манёвре с целью уклонения от другого самолёта, сбое в электропитании, однако все они не удовлетворили комиссию. Наиболее вероятной выглядит версия, что экипаж попытался снизиться ниже уровня облаков, но в условиях ухудшающейся погоды снижение было слишком быстрым, что с учётом низкой высоты облачности привело к тому, что после выхода из облаков экипаж не успел выровнять самолёт[2].
Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ил-18 под Касабланкой"
Примечания
- ↑ [russianplanes.net/reginfo/34362 Ильюшин Ил-18В Бортовой №: OK-OAD]. Russianplanes.net. Проверено 24 мая 2013. [www.webcitation.org/6GsQ40rDR Архивировано из первоисточника 25 мая 2013].
- ↑ 1 2 3 4 [aviation-safety.net/database/record.php?id=19610712-0 Aircraft accident Ilyushin 18V OK-PAF Casablanca-Anfa Airport (CAS)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 24 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gt8KSscV Архивировано из первоисточника 26 мая 2013].
См. также
- Катастрофа Ил-18 под Нюрнбергом — произошла 28 марта того же года, также выполнял рейс OK-511
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-18 под Касабланкой
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
