Катастрофа Ил-18 под Семипалатинском

Рейс 6551 Аэрофлота
Ил-18 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	11 мая 1973 года
Время	04:37 (01:37 МСК)
Характер	Потеря управления, разрушение в воздухе
Причина	Не установлена
Место	84 км южнее Семипалатинска (КазССР, СССР)
Координаты	49°35′30″ с. ш. 80°23′00″ в. д.49.59167° с. ш. 80.38333° в. д. / 49.59167; 80.38333
Воздушное судно
Модель	Ил-18Б
Авиакомпания	Аэрофлот (Азербайджанское УГА, Бакинский ОАО)
Пункт вылета	Бина, Баку (АзССР)
Остановки в пути	Южный, Ташкент (УзССР)
Пункт назначения	Северный, Новосибирск (РСФСР)
Рейс	6551
Бортовой номер	CCCP-75687
Дата выпуска	30 июня 1959 года
Пассажиры	55
Экипаж	8
Погибшие	63 (все)

Катастрофа Ил-18 под Семипалатинском — авиационная катастрофа, произошедшая 11 мая 1973 года к югу от города Семипалатинск Казахской ССР (СССР) с самолётом Ил-18Б авиакомпании Аэрофлот, в результате чего погибли 63 человека.

Самолёт

Ил-18Б с бортовым номером 75687 (заводской — 189001202, серийный — 012-02) был выпущен заводом ММЗ «Знамя Труда» 30 июня 1959 года, а затем передан Главному управлению гражданского воздушного флота. С 1 августа того же года самолёт начал эксплуатироваться в Бакинском авиаотряде Азербайджанского управления гражданского воздушного флота. Изначально он имел салон на 80 пассажиров, но позже за счёт уплотнения пассажировместимость была повышена до 89. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел в общей сложности 21 663 часа налёта и 11 787 посадок.

Катастрофа

Самолёт выполнял рейс 6551 по маршруту Баку—Ташкент—Новосибирск. Пилотировал его экипаж из 107 лётного отряда, состоящий из командира В. С. Логинова, второго пилота Ю. А. Филина, штурмана В. М. Филатова, бортмеханика В. Н. Першина и бортрадиста Д. К. Маркина. В салоне работали стюардессы Ж. С. Григорян, Т. Ф. Луговая и В. В. Размолодина. В 23:25 МСК 10 мая Ил-18 вылетел из Ташкентского аэропорта. На его борту помимо 8 членов экипажа находились также сопровождающий милиционер, 51 взрослый пассажир и 3 ребёнка. После набора высоты самолёт занял эшелон 7800 метров.

В 00:56 МСК с экипажем связался диспетчер РДП аэропорта Алма-Ата, который дал указание занять эшелон 9000 метров и продолжать полёт по курсу 43°. Экипаж подтвердил получение информации и поднялся на указанный эшелон. В 01:12 МСК (04:12 местного времени) экипаж вышел на связь с диспетчером ВРДП Аягуз, а в 01:22 доложил ему о пролёте Аягуза. Далее экипаж перешёл на связь с диспетчером РДП аэропорта Семипалатинск и начал выполнять левый разворот на курс 360°, при этом снижаясь до эшелона 7800 метров. В 90 километрах от Семипалатинска самолёт вошёл в не просматриваемую радиолокатором зону, в связи с чем его засветка пропала с экранов. Небо в это время было затянуто слоисто-дождевыми облаками высотой 1000—1300 метров и с верхней границей 5—6 километров, шёл слабый дождь, ветер был западный умеренный, а видимость достигала 10 километров. Расчётное время пролёта Семипалатинска составляло 01:52 МСК (04:52 местного времени), но в назначенное время экипаж не доложил о пролёте. Диспетчер попытался связаться с самолётом, но тот не отвечал, а его засветка на экранах так и не появилась.

Ил-18 летел с включенным автопилотом, который, вероятно, при этом по боковому каналу был отключен. Неожиданно за 6 секунд приборная скорость снизилась с 400 до 370 км/ч при сохранении высоты, а затем самолёт вошёл в быстрое снижение, при этом почти без бокового крена. Перегрузка сперва составила 1,3—1,5g, затем упала до 0,5g, а потом и вовсе до −0,8g. В процессе снижения перегрузки колебались от 0,75 до −2g. Примерно через 17 секунд с момента начала падения начал развиваться быстро растущий правый крен, который увеличивался со скоростью 100°/с и быстро превысил 90°. Из-за колоссальных аэродинамических нагрузок самолёт начал разрушаться. Первыми на высоте 5000 метров при скорости 670 км/ч отделились правая часть крыла и рули высоты, а на высоте 3600 метров при скорости 700 км/ч начал разрушаться фюзеляж. Винты при этом не работали, а были зафлюгированы (либо автоматически, либо принудительно экипажем). В 04:37 местного времени (01:37 МСК), спустя 38 секунд с момента начала развития катастрофической ситуации, самолёт практически отвесно врезался в землю в 84 километрах южнее Семипалатинска и полностью разрушился.

Горящие обломки были обнаружены с воздуха в 04:50 в точке с координатами 49°35′30″ с. ш. 80°23′00″ в. д.49.59167° с. ш. 80.38333° в. д. / 49.59167; 80.38333    в пустынной степной местности. Все 63 человека на борту авиалайнера погибли.

Причина

По данным воинских частей 41524 и 54836 запусков радиозондов, беспилотных средств, стрельб и полётов самолётов ВВС в данном районе не проводилось. Вообще начавшееся снижение самолёта в течение первых 20—30 секунд достаточно хорошо согласовывалось с режимом, как если бы экипаж выполнял экстренное снижение, при этом убрав режим двигателей. Начиная с 29—30-й секунды от конца записи Ил-18 словно выполнял нормальное экстренное снижение — с большой отрицательной перегрузкой и большим темпом нарастания скорости и отрицательных углов тангажа. Это требовало от экипажа прикладывать значительные усилия для управления рулями высоты, а также парировать значительный кренящий правый момент.

При изучении обломков в полу багажного отсека были обнаружены два круглых отверстия, что вызвало предположение о попадании в самолёт снаряда, однако экспертиза показала, что отверстия возникли при ударе о землю из-за соударения с какими-либо деталями самолёта цилиндрической формы. Версия о взрыве на борту также не нашла подтверждения, так как никаких следов взрывчатых веществ на обломках не было найдено. На основании данных с бортовых самописцев, а также после изучения обломков, комиссия сделала вывод, что причина катастрофы не может быть установлена.

1. Катастрофа произошла из-за разрушения самолета в воздухе от значительных отрицательных перегрузок, превысивших расчетные, после ухода самолета с эшелона, наиболее вероятно, связанного с необходимостью выполнения экстренного снижения.
2. В связи с отсутствием качественной записи МСРП-12 из-за сильного повреждения магнитной ленты, магнитофона для записи переговоров экипажа, а также сообщений с борта и полного разрушения материальной части, причину экстренного снижения и характер дальнейшего развития ситуации определить не представляется возможным. Можно предположить, что экстренное снижение и характер движения самолета на последнем участке связан со столкновением с посторонним предметом, повредившим крыло или оперение самолета, что привело к нарушению продольной и поперечной управляемости самолета.

—

См. также

• Катастрофа Ил-18 под Нюрнбергом
• Катастрофа Ил-18 под Ленинабадом
• Катастрофа Ил-18 под Калязином

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-18 под Семипалатинском

Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.