Катастрофа Ил-76 под Псковом

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катастрофа под Псковом

Ил-76М российских ВВС
Общие сведения
Дата

8 июля 1993 года

Время

20:47

Характер

Пожар на борту

Причина

Не установлена

Место

3 км от аэропорта Псков, Любятово (Россия)

Воздушное судно
Модель

Ил-76М

Принадлежность

ВВС России (334-й ВТАП)

Пункт вылета

Псков

Пункт назначения

Псков

Бортовой номер

RA-86039

Дата выпуска

1979, либо 1981 год

Экипаж

11

Погибшие

11 (все)

Выживших

0

Катастрофа Ил-76 под Псковом — авиационная катастрофа самолёта Ил-76М российских ВВС, произошедшая в четверг 8 июля 1993 года близ Псковского аэропорта (аэродром Кресты), при этом погибли 11 человек.





Самолёт

Ил-76М с регистрационным номером CCCP-86039 (заводской — 093417518, серийный — 13-10) был выпущен Ташкентским авиационным заводом по одним данным в 1979 году, по другим — в 1981 году, после чего передан Министерству обороны СССР и поступил в советские ВВС. В 1993 году был перерегистрирован, в результате чего номер сменился на RA-86039. На момент катастрофы относился к 334-му Берлинскому Краснознаменному военно-транспортному авиационному полку, базировавшемуся на аэродроме Кресты[1][2].

Экипаж

Экипаж самолёта состоял из 11 человек[3]:

  • Командир корабля — майор Гудин Владимир Викторович
  • Капитан Долганов Андрей Поликарпович
  • Капитан Волгин Павел Борисович
  • Капитан Синюков Александр Федорович
  • Старший лейтенант Блинков Алексей Валентинович
  • Старший прапорщик Башинов Анатолий Федорович
  • Прапорщик Половинский Василий Петрович
  • Прапорщик Васильев Аркадий Борисович
  • Курсант Живых Дмитрий Владимирович
  • Курсант Орлов Константин Валерьевич
  • Курсант Зубарев Виталий Анатольевич

Катастрофа

Экипаж выполнял учебно-тренировочный полёт, но когда с момента вылета прошло 8 минут, а самолёт ещё поднимался до эшелона 1200 метров, неожиданно пропала связь с кабиной кормового стрелка. Также во внутренних и внешних системах связи появились шумы, которые экипаж не смог устранить. Когда с момента взлёта прошло 22 минуты (14 минут после прекращения связи), руководитель полётов велел борту 86039 прекращать задание, после чего передал условия выхода на точку для захода на посадку. Самолёт направился к аэродрому, при этом в течение данного полёта у фюзеляжа отделились элементы хвостовой части. Спустя 3 минуты после прекращения задания (25-я минута полёта) экипаж сообщил на землю, что у них на борту за гермостворкой пожар, на что руководитель полётов разрешил выполнять экстренное снижение. Самолёт при режиме двигателей 90 % был выведен из крена, после чего переведён в энергичное снижение. Затем в 3400 метрах от торца взлётно-посадочной полосы и в 480 метрах левее её продолжения её оси (у микрорайона Любятово) машина в 20:47:20 врезалась в лес, разрушилась и загорелась. Все 11 человек на борту погибли[4][2].

Причины

Согласно официальному заключению, пожар проходил в кабине кормового стрелка. Когда огонь добрался до находящихся там боеприпасов и привёл к их детонации, взрывом были разрушены тяги руля высоты, в результате чего пропало управление самолётом в продольном направлении, из-за чего экипаж уже не смог вывести машину из снижения. Причину возникновения пожара официально установить не удалось[2][3].

Существует альтернативная версия, согласно которой пожар был вызван попаданием в самолёт пули, которая пробила магистрали трубопроводы гидросистемы и повредила кислородное оборудование, в результате чего произошло возгорание рабочей жидкости гидросистемы, а также отказала система открытия аварийной двери. Пули могли попасть в Ил-76, когда тот на высоте всего пару сотен метров выполнял набор высоты над полигоном Черёха, где в это время проходили стрельбы[3].

Последствия

Погибший экипаж был похоронен в Пскове на Орлецовском кладбище; ныне на их братской могиле установлен мемориал. На месте падения самолёта сохранили хвостовую часть и фрагмент крыла, на которых установили памятную доску с именами и фотографиями погибших[5]. Также после псковской катастрофы при выполнении учебных полётов самолёты перестали комплектоваться пушками и боекомплектами, а впоследствии и упразднили должность стрелка[3].

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ил-76 под Псковом"

Примечания

  1. [russianplanes.net/reginfo/30087 Ильюшин Ил-76М RA-86039 а/к Россия (СССР) - ВВС - карточка борта] (рус.). Russianplanes.net. Проверено 15 января 2015.
  2. 1 2 3 [war.airdisaster.ru/database.php?id=13 Катастрофа Ил-76М близ Пскова (борт RA-86039), 08 июля 1993 года.]. AirDisaster.ru. Проверено 15 января 2015.
  3. 1 2 3 4 [airforce.su/articles/il76.html Версия авиационной катастрофы под Псковом самолёта Ил-76М 334 ВТАП 3 июля 1993 года] (рус.). Ворошиловградское высшее военное авиационное училище штурманов имени Пролетариата Донбасса. Проверено 15 января 2015.
  4. [pln-pskov.ru/society/116186.html В Пскове почтили память экипажа Гудина, который 19 лет назад потерпел катастрофу] (рус.). Псковская Лента Новостей (8 июля 2012). Проверено 15 января 2015.
  5. [informpskov.ru/news/149032.html В Пскове почтили память экипажа Гудина, разбившегося 21 год назад] (рус.). Псковское агентство информации (8 июля 2014). Проверено 15 января 2015.

Ссылки

  • [youtube.com/watch?v=Axxez50pYRU Ил 76 Авария] на YouTube

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-76 под Псковом

– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?