Катастрофа Ли-2 в Вильнюсе
| Рейс 345 Аэрофлота | |
 Ли-2 компании Аэрофлот | |
| Общие сведения | |
|---|---|
| Дата | |
| Время |
09:54 МСК |
| Характер |
Сваливание при взлёте |
| Причина |
Ошибка экипажа |
| Место | |
| Воздушное судно | |
| Модель | |
| Авиакомпания |
|
| Пункт вылета | |
| Остановки в пути | |
| Пункт назначения | |
| Рейс |
345 |
| Бортовой номер |
СССР-84587 |
| Дата выпуска |
октябрь 1948 года |
| Пассажиры |
4 |
| Экипаж |
5 |
| Погибшие |
1 |
| Раненые |
4 |
| Выживших |
8 |
Катастрофа Ли-2 в Вильнюсе — авиационная катастрофа грузопассажирского самолёта ПС-84 (Ли-2П) Литовской авиагруппы (Аэрофлот), произошедшая в четверг 17 декабря 1959 года на окраине Вильнюса, при этом погиб один человек.
Содержание
Самолёт
ПС-84 (обозначается также как Ли-2П) с заводским номером 18431507 и серийным 315-07 был выпущен Ташкентским авиационным заводом в октябре 1948 года. Получив регистрационный номер СССР-Л4587, лайнер поступил в 43-ю (Вильнюсскую) авиационную эскадрилью Литовской отдельной авиагруппы гражданского воздушного флота. В 1959 году. незадолго до происшествия, самолёт прошёл перерегистрацию, в результате которой бортовой номер сменился на CCCP-84587. Общая наработка борта 84587 составляла 13 210 часов[1][2].
Экипаж
- Командир воздушного судна — Паутов Борис Семенович
- Второй пилот — Урбанович Игорь Иванович
- Штурман — Бабанаков Николай Иванович
- Бортмеханик — Шубадеров Олег Иванович
- Бортрадист — Гагаров Славий Георгиевич
Катастрофа
Самолёт выполнял рейс 345 из Вильнюса в Ленинград с промежуточной посадкой в Риге. На борт загрузили медицинские препараты в виде порошков, упакованных в стеклянные бутыли в обрешётке, капроновую крошку, упакованную в мешки, и радиолампы, упакованные в коробки. Груз разместили в переднем и заднем багажниках, а также в салоне; общий вес его составлял 1106 кг. Помимо этого, на борту находились и 4 пассажира (вероятно, сопровождающие груз). В это время стояла безветренная погода, переменная облачность, а видимость достигала 4 километров[2].
В 09:54 МСК с 4 пассажирами и 5 членами экипажа на борту рейс 345 под управлением командира Паутова начал взлёт в северном направлении с курсом 347°. Пробежав по полосе 680 метров, лайнер на скорости всего 115 км/ч поднялся в воздух, после чего сразу вблизи земли перешёл в крутой правый крен. Чудом не врезавшись в полосу в этом крене, экипаж попытался выровнять машину, но вместо этого перевёл её в более крутой левый крен. Отклонившись влево от оси полосы на 26°, рейс 345 коснулся снега левой стойкой основного шасси, после чего пролетел 260 метров до границы аэродрома, где вновь ударился о землю сперва хвостовым колесом, а после и левой стойкой шасси. Лайнер взмыл вверх и пролетел ещё 240 метров, но так как скорость уже была потеряна, то машина опять опустилась на грунт, а затем врезалась бугор, перелетев который рухнула в овраг. Сбив попутно два столба, самолёт развернуло вправо почти под прямым углом к полосе, после чего он загорелся. Весь «полёт» от точки взлёта до места катастрофы составил 1400 метров[2].
В результате происшествия погиб бортрадист Гагаров, а остальные члены экипажа были ранены (командир и бортмеханик — тяжело; второй пилот и штурман — легко). Пассажиры не пострадали[2].
Причины
В ходе расследования комиссия установила, что хвостовое колесо в момент взлёта не было законтрено (зафиксировано), тогда как в остальном самолёт был технически исправен. Двигатели же на протяжении всего времени работали на максимальном (взлётном) режиме. Что до взлётного веса, то он на 79 кг превышал максимально допустимый. Незафиксированное хвостовое колесо и перегруз лайнера конечно затрудняли взлёт, но вовсе не они привели к катастрофе. Причиной же происшествия была названа ошибка командира экипажа Паутова, который грубо нарушил методику взлёта на самолёте Ли-2. Отрыв от земли произошёл на относительно небольшой скорости, в результате чего машина вышла на критические углы атаки и вышла из-под контроля, входя в крутые крены то вправо, то влево. Когда лайнер уклонился влево и зацепил землю, то командир не стал прекращать взлёт, вместо этого круто потянув штурвал на себя, чтобы оторваться от земли, но тем самым вывел свой самолёт на ещё больший угол атаки. В результате борт 84587 быстро потерял поступательную скорость и рухнул на землю[2].
Изучив биографию Бориса Паутова следователи обнаружили, что ещё в 1943 году, в период Второй Мировой войны, он попал под суд военного трибунала, который приговорил его к трём месяцам службы в штрафной роте. Поступая уже в гражданскую авиацию, Паутов скрыл этот неприятный факт, а работая гражданским лётчиком он вплоть до 1957 года характеризовался отрицательно и часто пьянствовал. Однако, что интересно, командир авиагруппы не стал увольнять такого нерадивого работника, вместо этого продвигая его по службе, а в 1954 году даже повысил Паутова до должности командира самолёта[2].
Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ли-2 в Вильнюсе"
Примечания
- ↑ [russianplanes.net/reginfo/51440 Лисунов ПС-84 CCCP-84587 а/к Аэрофлот - МГА СССР - карточка борта] (рус.). russianplanes.net. Проверено 23 февраля 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.airdisaster.ru/database.php?id=901 Катастрофа Ли-2 Литовской ОАГ ГВФ близ а/д Вильнюс (борт СССР-84587), 17 декабря 1959 года.] (рус.). AirDisaster.ru. Проверено 23 февраля 2015.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Катастрофа Ли-2 в Вильнюсе
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
