Катастрофа Ли-2 под Балхашем

Рейс 90 Аэрофлота
Ли-2 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	21 декабря 1955 года
Характер	Отказ гироприборов
Причина	Ошибка техобслуживания
Место	пустыня Сарыесик-Атырау, 105 км от Балхаша, Алма-Атинская область (КазССР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ли-2
Авиакомпания	Аэрофлот (Казахское ТУ ГВФ, 152 авиаотряд)
Пункт вылета	Алма-Ата
Остановки в пути	Балхаш
Пункт назначения	Москва
Рейс	90
Бортовой номер	СССР-Л4981
Дата выпуска	22 октября 1952 года
Пассажиры	1
Экипаж	5
Погибшие	6 (все)

См. также: Рейс 90

В среду 21 декабря 1955 года в пустыне Сарыесик-Атырау в окрестностях Балхаша потерпел катастрофу Ли-2 компании Аэрофлот, в результате чего погибли 6 человек.

Самолёт

Ли-2 с бортовым номером Л4981 (заводской — 23443307) 152-го учебно-тренировочного отряда Казахского территориального управления гражданского воздушного флота был выпущен 22 октября 1952 года и на момент катастрофы имел 4023 часа налёта.

Катастрофа

Самолёт выполнял грузовой рейс 90 из Алма-Аты в Москву с первой промежуточной посадкой в Балхаше. Пилотировал его экипаж, состоящий из командира (КВС) И. М. Корнейчука, второго пилота М. П. Подъячева, бортмеханика М. Я. Стрельникова, бортмеханика-стажёра Б. А. Бычкова и бортрадиста А. Г. Харламова. Всего на борт было погружено 763 килограмм почты и 683 килограмм груза (тальк в ящиках), при этом взлётный вес составлял 10 722 килограмма и был превышен по сравнению с допустимым на 22 килограмма. Также на борту находился один неоформленный пассажир — бортрадист Таджикской авиагруппы И. И. Климентьев. В 02:15 МСК Ли-2 вылетел из Алма-Атинского аэропорта и после набора высоты занял эшелон 1500 метров.

Согласно переданному экипажу прогнозу, по маршруту ожидалась верхняя и средняя облачность 3—7 баллов, без осадков, дымка, видимость 2—4 километра, а по мере приближения к Балхашу облачность постепенно доходила до 10-балльной (сплошная) высотой 300—600 метров, видимость 4—10 километров. Фактически же на маршруте была 10-балльная облачность высотой 100 метров, видимость 4—10 километров, а в облаках обледенение. Аналогично и с погодой над Балхашем, где ожидалась сплошная облачность высотой 200—30 метров, но вылетевший в 06:41 (03:41 МСК) из Балхашского аэропорта экипаж Ил-12 борт Л1793 передал, что фактическая высота облачности 80 метров.

На участке до Баканаса экипаж Ли-2 выполнял визуальный полёт, но после Баканаса летел уже в облаках. В 03:41 экипаж доложил об отказе гироприборов, на что диспетчеры в Алма-Ате и Балхаше несколько раз передали указание возвращаться в Алма-Ату, однако экипаж больше на связь не выходил.

Самолёт летел под контролем автопилота, когда неожиданно резко задрал нос, что привело к падению скорости. Так как полёт проходил ночью в облаках, то экипаж потерял пространственную ориентацию. В 06:45 (03:45 МСК) Ли-2 с работающими двигателями на большой скорости и с правым креном опустился под углом 65° к горизонту, ударился правой плоскостью крыла о гребень бархана, а затем врезался в другой бархан и разрушился. Все 6 человек на борту погибли, а обломки были разбросаны по площади 180—185 на 55 метров. Само место падения было обнаружено через два дня.

Причины

Вывод: отказ всех или части гироприборов. Наиболее вероятно, что первопричиной является отказ регулятора вакуума из-за большой эксцентрической выработки седла, полного износа и облома нижней лапки направляющей втулки клапана. Регулятор вакуума имеет конструктивный недостаток, приводящий к срезу нижней лапки направляющей втулки клапана. Перетирание нижней лапки могло привести к выпадению клапана и последующему выходу из строя гироскопической части автопилота.

По результатам облёта на самолетах Л4885 и Л4940 установлено, что частичное приоткрывание клапана регулятора вакуума при включении автопилота вызывает кабрирование самолёта, причём более резкое, чем при полном срабатывании клапана. Неожиданное резкое кабрирование, особенно в сложных условиях полёта, при включённом автопилоте, может привести к потере скорости и пространственного положения. При отказе авиагоризонта автопилота пилотирование самолёта без видимости естественного горизонта значительно усложняется, и для определения отказавшего авиагоризонта от летчика требуется повышенное внимание.

В ЛЭРМ аэропорта Алма-Ата не организован надлежащий контроль за качеством технического обслуживания спецоборудования самолётов, а также отсутствует должная дисциплина и теоретическая подготовка технического состава. Износ нижней лапки направляющей втулки клапана зафиксирован и на ряде других самолётов 152 ато, а на самолёте Л4388 она вообще отсутствовала. 9 декабря самолёт Л4981 проходил 200-часовые регламентные работы. Обнаруженная неисправность свидетельствует, что регулятор вакуума не был должным образом осмотрен, хотя, по показаниям техника и мастера, он снимался, разбирался и осматривался после промывки.

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ли-2 под Балхашем

– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.