Катастрофа Ту-104 в Ленинграде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 2420 Аэрофлота

Борт 42505 сразу после посадки
Общие сведения
Дата

23 апреля 1973 года

Время

15:05

Характер

Взрыв бомбы

Причина

Попытка угона самолёта

Место

аэропорт Пулково, Ленинград (РСФСР, СССР)

Воздушное судно


Ту-104Б борт СССР-42505 в 1971 году

Модель

Ту-104Б

Авиакомпания

Аэрофлот (Ленинградское УГА, 1-ый Ленинградский ОАО)

Пункт вылета

Пулково, Ленинград

Пункт назначения

Шереметьево, Москва

Рейс

2420

Бортовой номер

СССР-42505

Дата выпуска

1960 год

Пассажиры

51

Экипаж

6

Погибшие

2

Выживших

55

Катастрофа Ту-104 в Ленинграде — попытка угона 23 апреля 1973 года в Ленинграде самолёта Ту-104Б компании Аэрофлот, при которой борт потерпел катастрофу, в результате чего погибли 2 человека.





Самолёт

Ту-104Б с бортовым номером 42505 (заводской — 021903, серийный — 19-03) был выпущен Казанским авиазаводом в 1960 году, а к 23 июля был передан Главному управлению гражданского воздушного флота, которое направило его в 1-й Ленинградский авиаотряд Северного территориального управления гражданского воздушного флота. Салон авиалайнера имел пассажировместимость на 100 мест, но позже был уплотнён до 105 мест[1].

Предшествующие обстоятельства

Самолёт выполнял рейс 2420 из Ленинграда в Москву, а пилотировал его экипаж, состоящий из командира (КВС) В. М. Янченко, второго пилота В. М. Кривулина, штурмана Н. Ф. Широкова и бортмеханика В. Г. Грязнова. В салоне работали стюардессы Л. Ерёмина и М. Хохрева. Ранее экипаж уже выполнил рейс в Москву и обратно, а рейс 2420 был для них третьим за день. Всего на борт сел 51 пассажир (50 взрослых и 1 ребёнок), которых стюардессы разместили во втором и третьем салонах. В 14:23 Ту-104 занял позицию в начале ВПП, а в 14:25 вылетел из аэропорта Пулково[2][3].

Захват

На 9-й минуте полёта к стюардессе Ерёминой подошёл 47-летний пассажир Иван Бидюк[4], ранее сидевший в 13-м ряду, и заявил о желании сесть в первом салоне, что ему было разрешено. Затем этот же пассажир через пару минут подозвал стюардессу и передал ей письмо, которое после потребовал передать пилотам. Ту-104 уже поднялся до высоты 7800 метров, когда в кабине сработал сигнал «Вызывает бортпроводник». Командир Янченко дал указание бортмеханику Грязнову: «Веня, посмотрите, что там у них…». Бортмеханик вышел в салон, а вскоре вернулся с запечатанным в конверте письмом от пассажира и вручил его командиру[2][5]. Письмо было написано на четырёх листах, ниже приведены некоторые выдержки из него:

Для чтения 5 минут! Командиру и экипажу самолёта. Уважаемые лётчики! Прошу Вас направить самолёт в Швецию, аэродром Стокгольм. Правильное понимание моей просьбы сохранит Вашу жизнь и мою, а за это будут отвечать те, кто своими злодеяниями вынудил меня пойти на этот поступок. После благополучной посадки, я возможно возвращусь на Родину, но только после личной беседы с представителями высшей власти СССР. В руках у меня вы видите оружие. Этот снаряд содержит в себе 2 кг 100 гр. взрывчатки, применяемой в шахтах, что значит этот заряд в действии, разъяснять вам не надо. Поэтому не обходите мою просьбу провокацией. Помните, что любой риск будет кончаться крушением самолёта. В этом твёрдо убедите себя сами, ибо у меня все изучено, рассчитано и учтено. Снаряд устроен так, что при любом положении и провокации будет взорван без предупреждения…

Я много лет испытываю на своей шкуре когти кровожадных сверхзверей и в противном случае смерть для меня не печаль, а убежище от хищных, алчущих моей жизни зверей…

[3]

На тот момент никаких инструкций по поводу сложившейся ситуации не существовало, поэтому командир Янченко принял решение возвращаться в Ленинград и нажал сигнал бедствия[5].

42505 Ленинград! Вы слышите меня? Я борт 42505. Вы меня слышите?
Ленинград-Пулково Слышу хорошо
42505 Прошу посадку у вас. Разворачиваюсь…

Командир передал бортмеханику табельное оружие, чтобы тот попытался обезвредить преступника, а сам со вторым пилотом выполнил разворот и начал выполнять снижение; штурман при этом занял позицию у входной двери в кабину. Бомба, которую бандит держал в руках, имела механизм обратного действия, то есть срабатывала при отпускании кнопки, при этом бандит усердно пытался проникнуть в кабину. В сложившейся ситуации бортмеханик не мог его обезвредить и начал уговаривать, что самолёт уже направляется в Швецию[2].

42505 Ленинград! Я 42505. Включите дальний привод на курсе 310. Выполняю разворот.
Ленинград-Пулково Борт 42505! Вас понял. Заходите на посадку

Посадка

С целью не выдать, что самолёт вернулся в Ленинград, пилоты не стали сразу выпускать шасси. Находясь на глиссаде, экипаж доложил о нахождении на посадочном курсе 310° и лишь на высоте 150 метров наконец выпустил шасси. Услышав характерный шум и увидев в иллюминаторы аэродром, преступник понял, что его обманули и сразу активировал бомбу. Взрывом пробило перегородку кабины, а также вырвало входную дверь. Оторванной балкой пола заклинило рули высоты, а также была повреждена гидросистема. Последнее привело к тому, что передняя стойка шасси не успела зафиксироваться. Также авиалайнер начал опускать нос, но неимоверными усилиями пилотов был быстро выровнен[2][5].

В 15:05 Ту-104 приземлился на ВПП аэропорта Пулково. Незафиксированная передняя стойка сложилась, и фюзеляж носом опустился на полосу и заскользил по бетону. Затем пилоты отвернули авиалайнер вправо, тот выехал на боковую полосу безопасности и остановился. В носовой части возникло задымление, поэтому пассажиры в панике побежали к хвостовой двери, но стюардессы оттеснили их, поскольку хвостовой выход из-за наклона самолёта оказался в 7 метрах над землёй, и направили к переднему выходу, так как аварийные службы аэропорта быстро ликвидировали пожар[2]

В результате взрыва погибли 2 человека: бандит и отвлекавший его бортмеханик Грязнов[5].

Последствия

За проявленные мужество и отвагу, закрытым указом Президиума Верховного совета СССР от 6 июня 1973 года всем членам экипажа были присвоены награды[3]:

См. также

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ту-104 в Ленинграде"

Примечания

  1. [russianplanes.net/reginfo/9708 Туполев Ту-104Б Бортовой №: CCCP-42505]. Russianplanes.net. Проверено 1 июля 2013. [www.webcitation.org/6Hr6I8NqO Архивировано из первоисточника 4 июля 2013].
  2. 1 2 3 4 5 [video.yandex.ru/users/dream-air/view/19?ncrnd=2530 Аэрофлот — Два Трудных Рейса]. Проверено 1 июля 2013. [www.webcitation.org/6Hr6IrDN8 Архивировано из первоисточника 4 июля 2013].
  3. 1 2 3 [arutinov.ru/rejs-2420/ Рейс 2420 ТУ-104 № 42505 23-04-1973]. — воспоминания одного из пассажиров рейса 2420. Проверено 29 августа 2016.
  4. [arutinov.ru/zapiski-sledovatelya/ Записки следователя | Экзистенция]
  5. 1 2 3 4 Никитина Т. [aviahistory.ucoz.ru/index/tu_104_togda_v_aprele/0-203 Тогда в апреле…] // Воздушный транспорт. — 30 апреля 1989.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-104 в Ленинграде

Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.