Катастрофа Ту-104 под Свердловском

Рейс 3932 Аэрофлота
Ту-104Б компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	30 сентября 1973 года
Время	18:37
Причина	Отказ навигационных приборов из-за сбоя в электропитании
Место	Свердловская область (РСФСР, СССР)
Координаты	56°42′41″ с. ш. 60°38′41″ в. д.56.71139° с. ш. 60.64472° в. д. / 56.71139; 60.64472
Воздушное судно
Модель	Ту-104Б
Авиакомпания	Аэрофлот (Дальневосточное УГА, Хабаровский ОАО)
Пункт вылета	Кольцово, Свердловск
Остановки в пути	Центральный, Омск Толмачёво, Новосибирск Кадала, Чита Новый, Хабаровск
Пункт назначения	Кневичи, Владивосток
Рейс	3932
Бортовой номер	CCCP-42506
Дата выпуска	16 декабря 1960 года
Пассажиры	100
Экипаж	8
Погибшие	108 (все)

Не путать с катастрофой 1961 года (посадка на городской пруд)

Катастрофа Ту-104 под Свердловском — авиационная катастрофа, произошедшая 30 сентября 1973 года под Свердловском, когда вскоре после вылета из аэропорта Кольцово упал и разбился самолет Ту-104Б компании Аэрофлот, в результате чего погибли 108 человек.

Самолёт

Ту-104Б с бортовым номером 42506 (заводской — 021904, серийный — 19-04) был выпущен Казанским авиазаводом 16 декабря 1960 года с вместимостью салона на 100 пассажиров. 27 января 1961 года его передали Главному управлению гражданского воздушного флота, которое изначально направило его в Ташкентский авиатряд Узбекского управления Гражданского воздушного флота, а 2 января 1965 года перевели в Хабаровский авиаотряд Дальневосточного управления Гражданского воздушного флота. На момент катастрофы авиалайнер имел 20 582 часа налёта и 9412 посадок.

Катастрофа

В воскресенье 30 сентября 1973 года самолёт выполнял рейс 3932 по маршруту Свердловск—Омск—Новосибирск—Чита—Хабаровск—Владивосток, а пилотировал его экипаж, состоявший из командира Б. С. Путинцева, второго пилота В. А. Широкова, штурмана П. Г. Канина и бортмеханика И. Я. Рапонова. В салоне работали бортпроводники Г. М. Фёдорова, О. С. Татарова и Н. Н. Нестеренко, а также сопровождающий милиционер Н. А. Слепухин. Так как аэродромные службы проводили осушение взлётно-посадочной полосы, а также в связи с поздней загрузкой самолёта, экипаж после прибытия на борт ждал разрешения на запуск двигателей 50 минут. Небо над Свердловском в это время было затянуто слоисто-дождевыми облаками с нижней границей 260 метров, ветер умеренный северо-западный, видимость более 6 километров и отсутствовали опасные метеоявления. Всего на борту находились 100 пассажиров: 92 взрослых и 8 детей.

В 18:34:21 на скорости 280 км/ч Ту-104 по магнитному курсу 256° взлетел с ВПП, о чём экипаж доложил диспетчеру. Тот в ответ дал условия выхода из зоны аэропорта: левым разворотом с набором высоты 1500 метров на Тахталым. Экипаж на данную информацию ответил: «Доложим 1500». В 18:35:25 находящийся на высоте 350—400 метров самолёт на скорости 480 км/ч и с креном 35—40° начал выполнять первый левый разворот, а через 5—6 секунд экипаж установил номинальный режим работы двигателей.

В 18:35:55 скорость достигла 600 км/ч, когда левый крен снизился до 20—25° и одновременно с этим вертикальная скорость повысилась до 10—15 м/с. Из-за этого приборная скорость упала до 575 км/ч, а перегрузка по вертикали достигла 1,2—1,3g. В 18:36:21 курс был уже 156° (отклонение 100° от взлётного), когда экипаж увеличил левый крен до 35—40°, уменьшив при этом режим работы двигателей. Перегрузка уменьшилась через несколько секунд до 1g и сохранялась такой 8 секунд. Но за это время авиалайнер вместо подъёма начал наоборот снижаться, причём с вертикальной скоростью до 15 м/с. Осознав это, пилоты с силой потянули штурвалы на себя, из-за чего возникла перегрузка в 1,8g, а самолёт начал вновь подниматься с вертикальной скоростью 15 м/с. Приборная скорость, достигшая к концу снижения значения 650 км/ч, теперь начала уменьшаться, к тому же экипаж уменьшил режим работы двигателей. Левый крен же уменьшился до 20—25°.

Диспетчер круга наблюдал по радиолокатору за рейсом 3932. Самолёт уже прошёл точку вывода из разворота для следования на Тахталым, но продолжал совершать левый разворот. Ту-104 летел на высоте 1200 метров со скоростью 625 км/ч и с левым креном 20—25°, когда диспетчер спросил у экипажа: «Вы на Артёмовский пошли, да?». Однако ответа не прозвучало. В этот же момент крен самолёта за 8 секунд (к 18:37:11) достиг 75—80°, что привело к падению подъёмной силы. Авиалайнер устремился к земле с вертикальной скоростью 75 м/с. Экипаж попытался прекратить его падение взятием штурвалов на себя, чем вызвал трёхкратную перегрузку, а затем уменьшил режим двигателей, надеясь таким образом снизить скорость. Но в 18:37 летящий по курсу 242° Ту-104 под углом 18—20° и с левым креном 55—60° на скорости 800 км/ч врезался в землю и взорвался. Все 108 человек на его борту погибли.

Причины

Согласно заключению комиссии, катастрофа произошла из-за неправильной индикации основных авиагоризонтов и курсовой системы пространственного положения самолёта (КС-8) из-за того, что не было питания переменным током напряжением 36 В и частотой 400 Гц. Так как полёт в это время происходил в облаках и ночью, то экипаж не мог определить истинное положение самолёта по наземным ориентирам. Но при этом он также забыл о существовании дублирующих приборов. Хотя экипаж и предпринимал энергичные действия по выводу самолёта из снижения, он не вывел его из крутого крена, тем самым не сумев предотвратить катастрофический исход. То, что питание данным напряжением отсутствовало, стало ясно из записей бортового самописца МСРП-12, на ленте которого при рулении самолёта и при взлёте угловая скорость представляла собой прямую линию, как если бы самолёт летел строго прямо, без крена, что противоречило фактическому движению. Это могло быть объяснено только отсутствием питания трёхфазным переменным током 36 В 400 Гц. Лишь за 1 минуту 3 секунды до столкновения с землёй запись угловой скорости отклонилась от нулевого значения, что можно объяснить появлением питания. Есть несколько вероятных причин, по которым могла произойти потеря питания трёхфазным переменным током 36 В 400 Гц:

1. Временный отказ в работе контактной пары включения основного преобразователя ПТ-1000ц в переключателе ППН-45 из-за его внутреннего разрушения, загрязнения или подгара контактов;
2. Переменный контакт или полный обрыв электрической цепи включения основного преобразователя к цепи подготовки к работе коробки КПР-9 автоматического включения резервного преобразователя;
3. Непреднамеренное невключение экипажем основного преобразователя ПТ-1000ц после запуска двигателей при подготовке к взлету. Позднее включение (наиболее вероятно, экипажем) питания в процессе разворота примерно за минуту до столкновения самолета с землей не могло обеспечить нормальную работу основных авиагоризонтов ПП-1ПМ левого и правого пилотов, на которых индицировались показания, различающиеся между собой и отличающихся от правильных показаний дублирующего авиагоризонта АГД-1 и показаний ЭУП (электрического указателя поворота, работающего на постоянном токе 27В.).

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-104 под Свердловском

– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.