Катастрофа Ту-104 под Хабаровском (1962)

Рейс 03 Аэрофлота
Ту-104А компании «Аэрофлот»
Общие сведения
Дата	3 сентября 1962
Время	04:42
Причина	не установлена (возможно, сбой в работе автопилота, либо сбит)
Место	15 км ЮЗ Куруна, Нанайский район Хабаровского края (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ту-104А
Авиакомпания	Аэрофлот (Дальневосточное территориальное управление ГВФ, 202 АОРС)
Пункт вылета	Внуково, Москва
Остановки в пути	Новый, Хабаровск
Пункт назначения	Елизово, Петропавловск-Камчатский
Рейс	03
Бортовой номер	СССР-42366
Дата выпуска	27 сентября 1958
Пассажиры	79
Экипаж	7
Погибшие	86 (все)

Не следует путать с Катастрофа Ту-104 под Хабаровском (1958).

См. также: Рейс 3

Катастрофа Ту-104 под Хабаровском — авиационная катастрофа, произошедшая в понедельник 3 сентября 1962 года в Нанайском районе (Хабаровский край). Ту-104А компании Аэрофлот выполнял пассажирский рейс из Хабаровска в Петропавловск-Камчатский, но через 10 минут после вылета рухнул на землю и разбился, при этом погибли 86 человек. На тот момент это была крупнейшая авиакатастрофа в Советском Союзе.

Самолёт

Ту-104А с заводским номером 86601103 и серийным 11-03 был выпущен заводом № 166 (Омск) 27 сентября 1958 года. Лайнер продали Главному управлению гражданского воздушного флота, которое присвоило ему регистрационный номер СССР-42366 и к 12 октября направило в 202-й авиаотряд реактивных самолётов (Хабаровск) Дальневосточного территориального управления гражданского воздушного флота. Его два турбореактивных двигателя были модели АМ-3М и имели заводские номера 5210157 и 5210070. Пассажировместимость салона составляла 70 мест. Общая наработка четырёхлетнего самолёта на день катастрофы составляла 4426 лётных часов и 1760 циклов (посадок).

Экипаж

Экипаж из 202-го АОРС имел следующий состав:

• Командир (КВС) — Марсаков Петр Васильевич
• Второй пилот — Гриценко Виктор Михайлович
• Штурман — Залавский Василий Петрович
• Бортмеханик — Гусынин Юрий Иванович
• Бортрадист — Морозов Олег Степанович
• Стюардессы:
  • Савенко Мила Филипповна
  • Кожаева Евдокия Федоровна

Катастрофа

Лайнер выполнял рейс 03 из Москвы в Петропавловск-Камчатский. До последней промежуточной остановки в Хабаровске полёт прошёл нормально. Согласно полученному экипажем перед вылетом прогнозу погоды, на маршруте ожидалась слоисто-кучевая облачность 7—10 баллов и верхней кромкой 8—9 километров. Фактически в аэропорту Хабаровска стояла сплошная (10 баллов) слоистая облачность высотой 60 метров, видимость достигала 20 километров. Так как такие метеоусловия не препятствовали выполнению полёта, то ночью 3 сентября в 04:32 по местному времени (21:32 2 сентября MSK) рейс 03 вылетел из Хабаровска. На борту самолёта находились 7 членов экипажа и 79 пассажиров: 58 взрослых и 21 ребёнок. Диспетчер КДП дал указание следовать по установленному коридору на Троицкое, набирая при этом высоту 4000 метров. В 21:39 с самолёта доложили о занятии высоты 4000 метров и следовании над облаками, после чего экипаж перешёл на связь с ГДРП^[что?]. Диспетчер ГДРП в свою очередь дал рейсу 03 разрешение занимать предписанный эшелон 8000 метров.

Авиалайнер проходил высоту 4500 метров, когда спустя 1 минуту 37 секунд с момента последней связи с диспетчером командир экипажа Марсаков вновь вызвал ГДРП и дважды доложил: Бросило!. Далее последовали ещё тревожные сообщения: Трясет! и Бросило сильно на крыло!. Эти передачи с рейса 03 длились 36 секунд, после чего засветка лайнера исчезла с экрана радиолокатора. Согласно показаниям экипажа Ан-10 борт 11195, летевшего позади с интервалом в 4 минуты, они увидели сквозь облака сильное красное зарево, которое постепенно погасло. В 04:42 Ту-104 под углом около 50—60°, углом тангажа 10—20° и небольшим левым креном врезался в болото в Нанайском районе и в 15 километрах юго-западнее посёлка Курун (95,5 километра северо-восточнее аэропорта вылета). От удара авиалайнер полностью разрушился, а на его месте образовалась воронка, которую заполнило водой. Общий разброс обломков составил 200×70×80 метров. Все 86 человек на борту погибли. На тот момент это была крупнейшая авиационная катастрофа в Советском Союзе.

Причины

По результатам расследования следственная комиссия не смогла установить причины катастрофы.

Техническая комиссия после проведения испытаний пришла к заключению, что причиной катастрофы послужило непреднамеренное включение автопилота АП-5-2, что при существующих регулировках рулевых машинок в условиях рейсового полёта и при запаздывании вмешательства экипажа может привести к созданию аварийной ситуации, особенно ночью и в сложных метеоусловиях. Аварийную ситуацию могло создать и непреднамеренное включение электроуправления триммером руля высоты, а также триммера элеронов, хотя последнее менее опасно, нежели включение триммера руля высоты. Что до непреднамеренного увода руля направления, то это аварийную ситуацию не создаст, хотя и значительно усложнит пилотирование самолёта. Если руль высоты после включения автопилота АП-5-2 отклонится, а балансировка самолёта будет выполняться триммером, то при последующем отключении автопилота во время полёта может возникнуть аварийная ситуация.

Стоит отметить, что гражданская комиссия не допускалась к материалам, подпадающим под определение «Военная тайна». В связи с этим встречаются версии, что самолёт мог быть сбит ракетой класса «поверхность-воздух», запущенной с военного полигона Литовко.

См. также

• Катастрофа Ту-104 под Красноярском

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-104 под Хабаровском (1962)

В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.