Катастрофа Ту-134 в Пензе

Рейс 5569 Аэрофлота
Ту-134А компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	22 июня 1986 года
Время	21:37
Характер	Выкатывание за пределы ВПП
Причина	Ошибка экипажа, погодные условия
Место	аэропорт Пензы (РСФСР, СССР)
Координаты	53°06′59″ с. ш. 44°59′59″ в. д.53.11639° с. ш. 44.99972° в. д. / 53.11639; 44.99972
Воздушное судно
Модель	Ту-134А
Авиакомпания	Аэрофлот (Приволжское УГА, Оренбургский ОАО)
Пункт вылета	Терновка, Пенза (РСФСР)
Пункт назначения	Симферополь (УССР)
Рейс	5569
Бортовой номер	CCCP-65142
Дата выпуска	30 июня 1978 года, 10 января 1979 года
Пассажиры	59
Экипаж	6
Погибшие	1
Выживших	64

См. также: Рейс 5569

В воскресенье 22 июня 1986 года в Пензе потерпел катастрофу Ту-134 компании Аэрофлот, в результате чего погиб 1 человек.

Самолёт

Ту-134А с бортовым номером 65142 (заводской — 60955, серийный — 49-07) был выпущен Харьковским авиазаводом по одним данным 30 июня 1978 года, по другим — 10 января 1979 года. Далее к 17 января 1979 года он был передан Оренбургский авиаотряд Приволжского управления гражданской авиации. На момент катастрофы авиалайнер имел в общей сложности 15 939 лётных часов и 10 397 посадок, с момента последнего ремонта (проводился 30 июня 1984 года) — 4977 лётных часов и 3260 посадок.

Катастрофа

Самолёт в данный день выполнял несколько рейсов по общему маршруту Оренбург — Донецк — Симферополь — Пенза — Симферополь. Пилотировал его экипаж из 195 лётного отряда, состоящий из командира (КВС) А. К. Башарова, второго пилота Ю. Г. Шашкина, штурмана М. В. Тумаева и бортмеханика Ю. Ф. Литвинова. В салоне работали стюардессы Г. Н. Ярочкина и Г. В. Глотова. В данном составе экипаж летал уже два года. Полёты до Пензы были выполнены без отклонений.

Далее авиалайнеру предстояло выполнить рейс 5569 из Пензы в Симферополь. Всего на борту находились 59 пассажиров: 47 взрослых и 12 детей (6 больших и 6 маленьких). Взлётный вес составлял 44,3 тонн, центровка самолета 28 % САХ. В Пензе в это время было +23 °C, облачность 5 баллов, кучево-дождевая высотой 1000 метров, дул западный свежий ветер (300°, 4 м/с), видимость достигала 5 километров. Также с запада в 10 километрах была гроза, которая приближалась к аэропорту.

В 21:35 в сумерках экипаж начал осуществлять взлёт по магнитному курсу 287° и с довыпущенными на 20° закрылками. Скорость принятия решения (V1) при этом была принята равной 241 км/ч. Управлял самолётом второй пилот. Спустя 38 секунд с момента начала разбега и в 1450 метрах от начала ВПП при скорости 230 км/ч загорелись лампа-кнопка «Внимание» и табло «Неисправность двигателя». Бортмеханик доложил об этом, после чего командир, ничего не говоря другим членам экипажа, взял управление на себя и принял решение прекращать взлёт, так как скорость была ещё ниже V1. Для этого он, действуя по РЛЭ, убрал РУДы со взлётного режима на малый газ, а затем перевёл их в положение реверса. Но к тому времени до конца ВПП оставалось менее четырёх сотен метров, а скорость достигла 252 км/ч.

Через 6 секунд двигатели вышли в максимальный режим обратной тяги, но к тому моменту Ту-134 на скорости 200 км/ч выкатился на концевую полосу безопасности. Также только в это время были выпущены интерцепторы. Помимо этого, за 115 метров до торца ВПП были применены тормоза на шасси. Так как впереди по курсу находились элементы курсо-глиссадной системы (огни, курсовой маяк), то командир отвернул авиалайнер влево. Самолёт помчался по пересечённой местности и в 418 метрах от торца ВПП его передняя стойка шасси попала в яму глубиной 3 метра, а затем сложилась. Упав носовой частью на землю, Ту-134 промчался 104 метра и остановился в 530 метрах от торца ВПП и в 47 метрах левее её оси.

В результате происшествия были разрушены фюзеляж в районе центроплана и законцовки крыла, повреждены стойки шасси и хвостовая часть фюзеляжа. У одного пассажира (мужчина 1947 года рождения) была острая ишемическая болезнь сердца и от пережитого он скончался из-за острой коронарной недостаточности прямо в самолёте. Ещё 3 пассажира были ранены, 4 отравились парами топлива.

Расследование

Выводы: разрушение элементов конструкции самолета произошло вследствие воздействия нерасчётных нагрузок при движении на скорости 120 км/ч по сильно пересеченной местности за пределами КПБ.

Загорание светосигнального табло «Неисправность двигателя» и «вибрация велика» правого двигателя произошло из-за ложного срабатывания аппаратуры измерения вибрации ИВ-200Е при скорости 230 км/ч на разбеге вследствие отказа датчика вибрации МВ-256-В, который произошел из-за заедания подвижной системы по причине выработки узла верхнего подшипника, что является конструктивным недостатком и носит массовый характер.

При взлёте оба двигателя имели заниженные частоты вращения роторов: по левому двигателю на 4,8 % по низкому давлению, по правому двигателю — на 5,4 % от нижнего предела ТУ, что обусловило занижение тяги обоих двигателей. Отклонения параметров работы двигателей не были выявлены ни в Куйбышевской АТБ, ни в Оренбургской АТБ при приемке самолета 29.05.86, ни летным составом Оренбургского ОАО при выводе двигателей на взлётный режим.

Причиной занижения частоты вращения роторов и тяги на обоих двигателях является усадка настройки равновесных оборотов на агрегатах НР-30АР, вызванная износом (приработкой) деталей их центробежных регуляторов, компенсация которых не была произведена подрегулировкой, требуемой РЛЭ двигателя.

Действия экипажа при загорании сигнализации о неисправности правого двигателя и при прекращении взлета соответствовали требованиям РЛЭ, НПП ГА-85 и Методике выполнения взлета, за исключением вышеуказанных недостатков со стороны КВС.

В РЛЭ отсутствуют чёткие рекомендации экипажу по признакам неисправности двигателей, которые требуют прекращения взлета до скорости V1.

При недостаточной тяге двигателей скорости V1 и V2 были рассчитаны вторым пилотом с ошибкой до 7—9 км/ч.

—

Официальное заключение

Причиной катастрофы является выкатывание самолёта при прерванном взлете за пределы КПБ в результате недостаточной тяги двигателей на 1200—1500 килограмм при неустойчивом направлении ветра (в условиях приближающейся грозы ветер изменился со встречно-бокового на попутно-боковой 0,7 м/с), которые увеличили дистанцию прерванного взлета до 300 метров.

—

Альтернативные версии

Главный конструктор самолёта Ту-134 Леонид Селяков вынес своё собственное заключение, отличное от официального:

Неоправданное прекращение взлёта на короткой ВПП (2100 м) вблизи её концевой кромки (300—350 м до конца ВПП) в сочетании с отмеченными недостатками в пилотировании, неправильное взаимодействие в экипаже, отсутствие чётких команд командира, несогласованные действия КВС и правого пилота при прекращении взлёта, отклонение руля высоты в сторону увеличения подъёмной силы на разбеге и пробеге, поздний выпуск интерцепторов, снизившие эффективность торможения самолёта, подтверждаемые слабыми следами колес на КПБ, а такие в сочетании с неточностями в учете взлётной массы самолёта и взлётной тяги двигателей данного самолёта способствовали выкатыванию самолёта за пределы КПБ в овраг на скорости 120 км/ч с последующим разрушением.

Все системы самолета Ту-134А М 65142 и двигателя Д-30 11-й серии до удара о землю были работоспособны и исправны. Мигающий сигнал системы ИВ-200Е, возможно, был следствием ложного срабатывания датчика при движении самолета по неровной ВПП.

Двигатели Д-30 11 серии не имели правильной регулировки, что привело к потере взлетной тяги 2×1500 кг (-22 %).

—

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-134 в Пензе

– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.