Катастрофа Ту-134 в Риеке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Общие сведения</th></tr><tr><th style="">Дата</th><td class="dtstart" style=""> 23 мая1971 года </td></tr><tr><th style="">Время</th><td class="" style=""> 19:55 </td></tr><tr><th style="">Характер</th><td class="" style=""> Жёсткая посадка </td></tr><tr><th style="">Причина</th><td class="" style=""> Ошибка экипажа и сложные метеоусловия </td></tr><tr><th style="">Место</th><td class="locality" style=""> аэропорт Риека
(Крк, Югославия) </td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Воздушное судно</th></tr><tr><th style="">Модель</th><td class="" style=""> Ту-134А </td></tr><tr><th style="">Имя самолёта</th><td class="" style=""> Skopje </td></tr><tr><th style="">Авиакомпания</th><td class="" style=""> Aviogenex</span>ruen </td></tr><tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Гатвик, Лондон (Великобритания) </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Риека (Югославия) </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> JJ 130 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> YU-AHZ </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 1971 год </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 75 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 7 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 78 </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 5 </td></tr> </table>

Катастрофа Ту-134 в Риеке — авиационная катастрофа, произошедшая в воскресенье 23 мая 1971 года в аэропорту Риека на острове Крк (Югославия, ныне Хорватия) с Ту-134А авиакомпании Aviogenex</span>ruen, при этом погибли 78 человек. В истории самолётов Ту-134 это первая катастрофа с момента начала их пассажирской эксплуатации, и вторая вообще; на момент событий являлась крупнейшей авиационной катастрофой в Югославии.





Самолёт

Ту-134А с заводским номером 1351205 и серийным 12-05 был выпущен Харьковским авиационным заводом в 1971 году[1]. Его максимальная взлётная масса составляла 47 тонн, а максимальная посадочная масса — 43 тонны при центровке 21 %. Пассажировместимость салона составляла 76 мест. В задней части фюзеляжа были установлены два турбовентиляторных двигателя Д-30-II. После 4 испытательных полётов общей продолжительностью 9 часов, 22 апреля того же года лайнер был продан югославской авиакомпании Aviogenex</span>ruen, где ему присвоили бортовой номер YU-AHZ и имя Skopje, а 27 апреля выдали Сертификат лётной годности. За период работы в авиакомпании самолёт совершил 43 полёта общей продолжительностью 102 часа[2]. За весь небольшой период (около месяца) эксплуатации по авиалайнеру не было никаких существенных замечаний и на момент катастрофы он был технически исправен[3][4].

Экипаж

  • Командир — Милош Маркичевич (Miloš Markićević). 41 год, в Aviogenex с января 1971 года, после чего был направлен в СССР на теоретические курсы продолжительностью 2,5 месяца по управлению самолётом Ту-134А. Затем с 1 апреля по 6 мая в Белграде прошёл практический курс, после завершения которого 8 мая был назначен капитаном на Ту-134А. Общий опыт работы на самолётах Ту-134А на день катастрофы составлял 87 полётов общей продолжительностью 138 часов 50 минут, в том числе 31 час 32 минуты в должности командира. Общий лётный опыт Маркичевича составлял 9230 полетов или 6987 часов[5][4].
  • Второй пилот — Стеван Мандич (Stevan Mandić). 34 года. Опыт работы на самолётах Ту-134 и Ту-134А на день катастрофы 899 часов. Общий лётный опыт составлял 2563 полёта или 2400 часов[5].
  • Бортинженер-инструктор — Иван Чавайда (Ivan Čavajda). 39 лет, в должности инструктора с 30 мая 1958 года. Общий налёт около 7500 часов, в том числе 1373 часа на Ту-134[5].
  • Бортинженер-стажёр — Виктор Томич (Viktor Tomić). 45 лет, налёт на самолётах Ту-134А (в ходе тренингов) 99 часов. Во время данного полёта занимал место бортинженера[5].
  • Стюардесса — Алма Свобода (Alma Svoboda). 29 лет, первый рейс совершила 2 мая 1970 года. Общий налёт 656 часов[5].
  • Стюардесса — Мира Мише (Mira Miše). 22 года, первый рейс совершила 15 мая 1971 года. Общий налёт 29 часов[2].
  • Стюардесса — Мирьяна Янкович (Mirjana Janković). 20 лет, первый рейс совершила 30 апреля 1971 года. Общий налёт 45 часов[2].

Хронология событий

Предшествующие обстоятельства

Самолёт выполнял чартерный рейс JJ-130 из Лондона (Великобритания) в Риеку (Югославия) и после стоянки продолжительностью 45 минут, необходимой для заправки топливом и посадки пассажиров, в 16:33 GMT вылетел из Лондонского аэропорта Гатвик. На борту находились 7 членов экипажа и 76 пассажиров, из которых 4 были югославами, а 72 — британцами, преимущественно молодожёны, летевшие на остров Крк в свадебные путешествия. Полёт над Европой прошёл в нормальном режиме, хотя по маршруту экипажу пришлось проходить над грозами. Перед входом в воздушное пространство Югославии экипаж установил связь с диспетчерским центром Загреб и получил от него указания по продолжения полёта до Риеки. Через некоторое время была установлена связь с диспетчерским центром Риека. Диспетчер в Риеке передал экипажу метеорологическую и другую информацию, в том числе, предупредил о кучево-дождевых облаках над Учкой. Используя показания бортового радиолокатора, экипаж обошёл эти облака. Высота полёта была ещё слишком высока для выполнения захода на посадку по курсо-глиссадной системе, поэтому авиалайнер пролетел над аэропортом, а затем вернулся обратно на радиопрожектор Бреза. После этого командир без отклонений вошёл в глиссаду. Второй пилот при этом вёл радиопереговоры с диспетчерской вышкой, сама связь была устойчивой лишь с небольшими помехами. В посадочной конфигурации Ту-134 снижался к аэропорту, следуя при этом через плотную облачность. Когда он вышел из облаков, то было довольно темно, в основном из-за очень пасмурного неба. До этого времени полёт проходил без существенных отклонений[6].

Заход на посадку

На остров Крк со стороны Адриатического моря надвигался циклон. К моменту вылета рейса 130 из Лондона в Риеке стоял туман и дул юго-западный ветер, который вскоре сменился на юго-восточный со скоростью 10 узлов. Но в 19:05 на юго-западе появились кучево-дождевые облака высотой 900 метров, а уже в 19:20 небо было полностью затянуто облаками и началась гроза. Горизонтальная видимость снизилась с 15 до 10 км, а юго-западный ветер дул со скоростью 15 узлов. По направлению к внешнему маркеру КО, что в 2—3 км от торца полосы 14, облачность повышалась до 700 метров. Зона дождя простиралась на 3 км от аэропорта к городу[3].

Выход самолёта из облаков как раз совпал с пролётом внешнего маркера LOM-KO. Ту-134 снижался по глиссаде при включённой прямой системе посадки с поступательной скоростью около 300 км/ч, что несколько выше указанной в РЛЭ, и при частоте вращения двигателей 86—88°, при этом несколько уклоняясь вправо. Затем за 70 секунд до посадки в 4 километрах от торца полосы на высоте 300 метров над уровнем моря лайнер неожиданно попал в зону ливневого дождя, поэтому пилоты тут же включили стеклоочистители лобового стекла. При пролёте через дождь возникла небольшая турбулентность, при этом возникла отрицательная перегрузка в 0,2 единицы, а воздушная скорость упала на 16 км/ч. Но затем за 52 секунды до посадки авиалайнер вдруг попал в вертикальный воздушный поток, при этом его бросило вправо и вверх. Экипаж тут же попытался вернуть самолёт на глиссаду, при этом увеличив режим двигателей с 87 до 91 %. Всматриваясь сквозь дождь, командир попытался созданием правого крена вернуть самолёт на продолжение продольной оси взлётно-посадочной полосы. Также рули высоты были отклонены вниз, чтобы исправить превышение над глиссадой, при этом поступательная скорость возросла до 310 км/ч, а за 32 секунды до посадки мощность двигателей была снижена до холостого хода[7][8][9].

За 18 секунд до посадки Ту-134 пролетел средний маркер, находясь при этом выше глиссады и правее продолжения оси полосы, поэтому командир принял решение уходить на второй круг, для чего увеличил мощность двигателей и потянул штурвал «на себя». К тому моменту уже были сумерки, а условия полёта переходили с визуальных на приборные. В сочетании с дождём и водой на полосе это, вероятно, привело к тому, что у экипажа создалась иллюзия о положении и высоте самолёта относительно полосы, в том числе, и что расстояние до неё гораздо больше. Всего через три секунды после прерывания захода на посадку, командир отменяет своё решение, поэтому двигатели переводят в режим холостого хода, а штурвал отклонён «от себя». Также была предпринята попытка исправить курс самолёта вправо. Из-за снижения мощности двигателей и сильного отклонения рулей высоты вниз, вертикальная скорость значительно возросла, но из-за погодных явлений экипажу казалось, что они гораздо выше над полосой и дальше от неё, чем на самом деле[7][10][9].

Катастрофа

В 19:55 с поступательной скоростью 260 км/ч авиалайнер коснулся полосы в 150 метрах от её начального торца. Из-за высокой вертикальной скорости, касание произошло с вертикальной перегрузкой 4,15 единиц и боковой перегрузкой справа в 1,46 единиц[9]. Первое касание произошло правой стойкой шасси, которая ударила в лонжерон мотогондолы с силой около 70 тонн[11] и проломила его. В 200 метрах от начального торца полосы правая плоскость врезалась в бетон полосы и начала разрушаться. Вытекающий из повреждённых топливных баков авиакеросин тут же воспламенился от искр, вылетающих из-под трущихся о бетон закрылков. Пожар сразу активировал автоматическую противопожарную систему, которая в свою очередь активировала противопожарные установки в обоих двигателях и ВСУ, а также отключила электропитание от основного генератора и заглушила вентиляцию генераторов[12][4].

Самолёт на скорости около 200 км/ч начал переворачиваться, при этом уклоняясь вправо, после чего вылетел с полосы. В процессе переворачивания разрушился правый двигатель, потом правый стабилизатор, а затем от боковой нагрузки отделился киль. Также отделился хвостовой конус, при этом разорвав провода, шедшие от батареи для резервного питания и аварийного освещения салона, в результате чего на самолёте сразу потух весь свет. Промчавшись «на спине» около 350 метров авиалайнер остановился[12][4].

Спасательные работы

Лётный экипаж попытался открыть дверь из кабины в салон, но из-за деформации фюзеляжа в верхней части дверь заклинило. Тогда оба пилота и оба бортинженера выбрались из кабины наружу через неповреждённое окно второго пилота и попытались открыть переднюю выходную дверь с правой стороны. Однако та не поддавалась[13]. Тем временем, в течение 2 минут с момента катастрофы к месту прибыл расчёт пожарной службы аэропорта. К этому моменту возник сильный пожар на левой плоскости и послабее в хвостовой части, у правого двигателя и остатков правой плоскости. Пожарная команда в течение минуты внешне ликвидировала возгорание в хвостовой части и у правой плоскости, а к 5-й минуте с момента остановки самолёта внешне пожар вокруг самолёта был потушен[14].

Однако к тому моменту всё виднее был пожар внутри фюзеляжа. Густой дым выходил из хвостовой части, а также из отверстий в фюзеляже, когда спасатели пытались прорубить выходы. Через 8 минут с момента остановки на правой и левых плоскостях вновь вспыхнул огонь[14]. На 10-й минуте огонь уже охватил значительную часть салона и центроплана, продолжая усиливаться, что вынудило пожарных и участников спасения отойти на безопасное расстояние, а ещё примерно через 10 минут пожар добрался до кислородного оборудования в передней части самолёта, в результате чего произошёл взрыв, уничтоживший переднюю часть фюзеляжа[13].

Из всех находящихся в салоне самолёта выжил лишь один пассажир, который выбрался через пролом в заднем багажном отделении[13]. Все остальные 75 пассажиров и 3 стюардессы погибли[10]. Это была первая катастрофа в истории пассажирской эксплуатации Ту-134. Также на момент событий являлась крупнейшей авиационной катастрофой в Югославии и на нынешней территории Хорватии (с 1976 года, после столкновения двух самолётов в районе Загреба, вторая)[15].

Расследование

На месте катастрофы довольно скоро были найдены бортовые самописцы МРСП-12, которые 24 мая были вскрыты и обнаружены залитыми водой, но магнитные ленты в них при этом не пострадали[16].

Медицинская и патологическая и экспертиза

Все 78 тел были найдены обугленными, из них опознали 70 пассажиров и 3 стюардесс. Ни один из погибших не получил травматических повреждений. В течение нескольких минут люди потеряли сознание из-за отравления угарным газом, а затем погибли от отравления и воздействия огня. 30 % пассажиров при этом остались висеть верх ногами в креслах, прикреплённые к ним ремнями безопасности, остальные пытались найти выход в передней или задней частях самолёта. Все три стюардессы были найдены в передней части салона. В среднем температура во время пожара была от 660° до 1000 °C[17][12].

Аспекты выживания

Авиалайнер остановился в перевёрнутом положении справа от полосы близ терминала и хвостом к направлению посадки. Лётный экипаж попытался открыть дверь в салон, но не смог этого сделать из-за заклинивания двери в верхней части. Также в момент остановки салон начал наполняться густым дымом. В течение первых 3—5 минут члены экипажа и другие участники пытались спасти пассажиров, сосредоточившись на открытии основных и аварийных выходов сперва вручную, а затем с помощью топоров и переносной цепной пилы. Но лишь на 5-й минуте один из аварийных выходов был приоткрыт на 20—30 см, но к тому моменту пассажиры уже не подавали признаков жизни, а из салона валил густой дым. Попытки пропилить фюзеляж цепной пилой провалились, так как лопнула цепь[13].

Пока одни участники пытались открыть двери, пожарная команда аэропорта из 9 человек пыталась потушить огонь. Но сильный дождь мешал проведению работ, при этом смывая пену и порошок, использовавшиеся в тушении пожара. В результате чего огонь начал вновь разгораться, при этом раздуваемый сильным ветром и в соединении с противопожарными средствами он образовывал густой дым, который ветром направлялся от хвоста к носу, значительно замедляя проведение спасательных работ[18].

Ни один из четырёх аварийных выходов не был открыт. Учитывая, что салон за минуту—две наполнился густым токсичным дымом, причём 30 % пассажиров так и остались пристёгнутыми, в действиях пассажиров и стюардесс не было ясности. Так сидевшие в центре пассажиры, которые смогли отстегнуться, сразу побежали к носу и хвосту, хотя аварийный выходы расположены как раз в центральной части. Это согласуется с показаниями спасателей, заявивших о первых признаках пожара именно в центральной части самолёта. К тому же в процессе скольжения лайнера по полосе корневая часть правой плоскости нагрелась от пожара и создала много дыма, который затем полностью закрыл доступ к аварийным выходам на правой стороне[18].

Спасатели не смогли открыть основную пассажирскую дверь на левой стороне фюзеляжа и служебную дверь на правой стороне. Наиболее вероятно это произошло из-за блокирования дверей изнутри. Дело в том, что основная рукоять для открытия двери является также и рукояткой блокировки. Разница в том, что для открытия двери рукоять надо повернуть вниз, а для блокировки — вверх. Когда самолёт оказался перевёрнут, для открытия двери рукоять надо было уже повернуть вверх. Но в условиях сильного задымления и охватившей салон паники, вероятно, что рукоять была ошибочно повёрнута вниз, тем самым заблокировав дверь[18][19].

Когда аварийная дверь была приоткрыта на 20—30 см, выходящий дым препятствовал проникновению в салон. Тогда бортинженер Виктор Томич проникнул обратно в пилотную кабину и вновь попытался открыть дверь в салон, но безуспешно. Ломка иллюминаторов из прочного пластика не принесла результатов, разве что проникающий через них воздух способствовал разгоранию огня в салоне. Наконец, разгоревшийся вновь пожар и интенсивный огонь внутри в сочетании со взрывами вынудили спасателей отойти на безопасное расстояние[19].

Заключение

Выводы[20][21][22]
  1. Экипаж был должным образом сертифицирован.
  2. Самолёт был сертифицирован и обслуживался в соответствие с действующими правилами.
  3. У экипажа был плановый рейс из Лондона (Англия) в Риеку (Югославия).
  4. По всей Европе была нестабильная штормовая погода.
  5. Радиосвязь с управлением воздушным движением сохранялась всё время и была хорошей, за исключением небольших помех из-за дождя
  6. Служба управлением воздушным движением передала всю предоставила всю необходимую информацию, включая метеосводку, для подхода самолёта в аэропорт Риека.
  7. В аэропорту Риека пилот начал заход по ILS с включённой прямой системой посадки.
  8. В 4 километрах от торца ВПП на высоте 300 метров (над уровнем моря) самолёт попал в ливневый дождь. Экипаж немедленно активировал стеклоочистители, а во время полёта через дождь ощущалась небольшая турбулентность.
  9. За 50 секунд до посадки самолёт подкинуло вверх и снесло вправо от посадочной глиссады по ILS.
  10. До среднего маркера экипаж, летя сквозь дождь, прилагал усилия для выравнивания самолёта на осевой линии ВПП и сделал это.
  11. Самолёт находился выше глиссады, хотя экипаж пытался уменьшить высоту отклонениями рулей высоты и снижением мощности.
  12. На заключительном участке захода на посадку произошло снижение скорости и увеличение угла снижения.
  13. Было установлено, что во время подхода в сильный дождь и в связи с преломлением света у пилотов возник оптический обман, что они ближе к полосе и выше, чем на самом деле.
  14. Самолёт приземлился на взлётно-посадочную полосу со скоростью 260 км/ч.
  15. В результате жёсткой посадки правая плоскость отделилась, а во время переворачивания самолёта хвостовое оперение сломалось и перекрутилось, хвостовой конус частично разрушился.
  16. Из разорванной правой плоскости топливо вылилось на взлётно-посадочную полосу и тут же воспламенилось от искр, образовавшихся в результате трения закрылков о покрытие полосы.
  17. После отделения правая плоскость и хвост продолжали двигаться по прямой и остановились объятые огнём на взлётно-посадочной полосе. Бортовые системы пожаротушения для тушения пожара в двигателях были активированы и предотвратили возгорание двигателей.
  18. Фюзеляж с левой плоскостью, промчавшись по полосе 700 метров со скоростью более скорости 200 км/ч, перевернулся. Багаж пассажиров в это время высыпался из заднего багажного отделения. Фюзеляж с левой плоскостью занесло с полосы вправо, а когда он вылетел с полосы, то развернулся на 180° и вскоре остановился.
  19. Когда самолёт остановился, четырём членам экипажа удалось покинуть его, воспользовавшись окном кабины, а один пассажир выбрался через отверстие в задней части фюзеляжа.
  20. Пожарная команда и другие участники спасения прибыли к месту происшествия через минуту после того, как самолёт остановился.
  21. Спасательная команда и выжившие члены экипажа сосредоточили свои усилия, чтобы открыть основные и аварийные выходы и распилить фюзеляж цепной пилой. Но в связи с пространственным положением воздушного судна и многих других обстоятельств, описанных выше, им не удалось этого сделать.
  22. Противопожарная команда состояла из 9 пожарных, выживших членов экипажа и других лиц. Тем не менее, самолёт и пассажиры сгорели в огне.

Вероятной причиной катастрофы была названа жёсткая посадка на правую основную стойку шасси, вызванная неправильным положением шасси и наклоном полосы в 0,7 % в точке приземления. В отчёте комиссия указала, что само по себе отклонение в технике пилотирования не привело к происшествию, но с учётом обстоятельств, при которых произошла посадка, сыграла значительную роль в катастрофе. Неправильные действия со штурвалом и двигателями самолёта можно объяснить только оптическим обманом экипажа в отношении положения самолёта относительно взлётно-посадочной полосы. По мнению комиссии, к катастрофе привело случайное и непростое сочетание нескольких неблагоприятных обстоятельств[22][23].

Рекомендации[24]
  • Проводить более эффективный контроль чартерных перевозчиков
  • Изучить с пилотами возможные иллюзии, с которыми они могут столкнуться при посадке в ливневый дождь
  • Увеличить программы обучения для капитанов.
  • Внести некоторые изменения на этом типе самолёта
  • Модернизировать программы обучения для противопожарных персоналов
  • Пересмотреть метеорологические минимумы в аэропорту Риека.

См. также

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Ту-134 в Риеке"

Примечания

  1. [russianplanes.net/reginfo/14325 Туполев Ту-134А YU-AHZ а/к Aviogenex (Сербия) - карточка борта] (рус.). russianplanes.net. Проверено 30 мая 2014.
  2. 1 2 3 Report, p. 7.
  3. 1 2 Report, p. 8.
  4. 1 2 3 4 Селяков, 1998.
  5. 1 2 3 4 5 Report, p. 6.
  6. Report, p. 3.
  7. 1 2 Report, p. 4.
  8. Report, p. 23.
  9. 1 2 3 Report, p. 24.
  10. 1 2 Report, p. 5.
  11. Report, p. 20.
  12. 1 2 3 Report, p. 13.
  13. 1 2 3 4 Report, p. 15.
  14. 1 2 Report, p. 14.
  15. [aviation-safety.net/database/record.php?id=19710523-0 ASN Aircraft accident Tupolev 134A YU-AHZ Rijeka Airport (RJK)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 30 мая 2014.
  16. Report, p. 10.
  17. Report, p. 12.
  18. 1 2 3 Report, p. 16.
  19. 1 2 Report, p. 17.
  20. Report, p. 25.
  21. Report, p. 26.
  22. 1 2 Report, p. 27.
  23. Report, p. 28.
  24. Report, p. 29.

Литература

  • [www.aaib.gov.uk/sites/aaib/cms_resources/18-1973%20YU-AHZ.pdf Report No: 18/1973. Aviogenex TU-134 A, YU-AHZ. Report on the Catastrophy which occurred at Rijeka Airport, Yugoslavia, on 23 May 1971] (англ.). Air Accidents Investigation Branch (1 December 1973). Проверено 30 мая 2014.
    • [www.aaib.gov.uk/sites/aaib/cms_resources/18-1973%20YU-AHZ%20Append.pdf Report Appendices] (англ.). Проверено 30 мая 2014.
  • Селяков Л. Л. [www.svavia.ru/info/lib/sel_chsm15.html Материалы по анализу катастрофы самолёта Ту-134А №12-05 на острове Крк] // Человек, среда, машина. — АО АНТК им. А.Н. Туполева. — 1998.
Рейс 130 Aviogenex

Ту-134А компании Aviogenexruen</span>

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-134 в Риеке


В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]