Катастрофа Ту-134 под Минском

Рейс 7841 Аэрофлота
Место катастрофы
Общие сведения
Дата	1 февраля 1985 года
Время	08:01
Характер	отказ двигателей, аварийная посадка
Причина	помпаж в результате попадания льда
Место	в 10 км от аэропорта Минск-2, близ посёлка Нежевка, Червенский район Минской области (БССР, СССР)
Координаты	53°52′44″ с. ш. 28°11′42″ в. д.53.8791139° с. ш. 28.1950694° в. д. / 53.8791139; 28.1950694
Воздушное судно
Ту-134А компании Аэрофлот
Модель	Ту-134АК
Авиакомпания	Аэрофлот (Белорусское УГА, 1-й Минский ОАО)
Пункт вылета	Минск-2 (Минск, БССР)
Пункт назначения	Пулково (Ленинград, РСФСР)
Рейс	7841
Бортовой номер	СССР-65910
Дата выпуска	11 мая 1982 года
Пассажиры	74
Экипаж	6
Погибшие	58
Выживших	22

Катастрофа Ту-134 под Минском — крупная авиационная катастрофа, произошедшая 1 февраля 1985 года в Минской области СССР с самолётом Ту-134АК авиакомпании Аэрофлот. Самолёт выполнял рейс 7841 (Минск—Ленинград), когда через несколько секунд после вылета у него отказал один двигатель, а затем и второй. Не имея возможности вернуться обратно в аэропорт, экипаж совершил посадку в лесу. При столкновении с деревьями самолёт разрушился, в результате чего погибли 58 из 80 человек на борту.

Предшествующие обстоятельства

Самолёт Ту-134АК с бортовым номером 65910 (заводской — 63969, серийный — 63-19) был выпущен заводом ХГАПП 11 мая 1982 года. 8 июня того же года его передали МГА СССР в 235-й Отдельный Правительственный авиаотряд. 16 ноября 1984 года авиалайнер был переведён в 1-й Ленинградский объединённый авиаотряд (Ленинградское УГА), а уже через два дня — в 1-й Минский объединённый авиаотряд (Белорусское УГА). Самолёт эксплуатировался относительно нерегулярно и на конец января 1985 года имел налёт 685 часов и 448 посадок.

25 января 1985 года борт 65910 завершил один из своих полётов. 26 января в его баки залили 8200 килограммов топлива, после чего оставили на несколько дней на открытой площадке. В течение этих дней стоял мороз и шёл снег. 30 и 31 января было проведено техобслуживание самолёта по форме Ф-2. 1 февраля в 5 утра начались подготовки авиалайнера к полёту. Так как он был уже покрыт толстым слоем снега и льда, то техники аэродрома облили крылья горячей водой, после чего обработали крылья и хвостовое оперение специальным составом «Арктика». В тот день лётный экипаж самолёта состоял из командира Владимира Беляева, второго пилота Михаила Хаустова, бортмеханика Анатолия Трофименко и штурмана Вячеслава Дубинина. В салоне работали бортпроводники Александр Галюта и Наталья Бондаренко. Пилоты осмотрели самолёт, насколько им позволяло это сделать некачественное освещение аэродрома (в 7 утра в феврале ещё темно), после чего началась посадка пассажиров и загрузка багажа. Авиалайнер должен был выполнять рейс из Минска в Ленинград. Всего на борту находились 74 пассажира. Взлётный вес составлял 46 тонн.

Катастрофа

В 07:47 авиалайнер был отбуксирован от перрона. В 07:52 экипаж запустил двигатели. В процессе этих работ не возникло никаких замечаний. В это время температура воздуха составляла -2°C, дул южный ветер со скоростью 5 м/с, небо было полностью затянуто тучами с нижней границей всего 160 метров и шёл мокрый снег, в связи с чем на самолёте была включена противообледенительная система.

В 07:59:35 на скорости 290 км/ч по курсу 134° Ту-134 взлетел с ВПП минского аэропорта. Неожиданно через 5—6 секунд на высоте 35—36 метров при скорости 325 км/ч из левого двигателя раздались хлопки, одновременно резко упали его обороты и подскочила температура выходящих газов. Возник крен на левую сторону, но экипаж выровнял самолёт, после чего второй пилот связался с диспетчером и доложил о намерении вернуться обратно в аэропорт вылета. Самолёт летел со скоростью 340 км/ч на высоте 220 метров, когда по указанию командира бортмеханик начал убирать закрылки. В 07:59:40, когда стоило только закрылкам убраться полностью, раздались хлопки из второго двигателя, а через пару секунд в нём упали обороты и он остановился. Самолёт в этот момент летел в темноте в облаках со скоростью 325 км/ч на высоте 240 метров.

Чтобы сохранить скорость с целью избегания сваливания, командир начал снижать самолёт с вертикальной скоростью около 7 м/с. На высоте 100—120 метров Ту-134 вышел наконец из облаков, и пилоты увидели внизу лес. Продолжать полёт уже не было возможности, в связи с чем экипаж принял решение о вынужденной посадке на деревья. Первый удар о деревья произошёл на высоте 22 метра над землёй при правом крене 5° при курсе 84°. Через 348 метров при курсе 82° и с правым креном около 15—20° примерно в 08:01:15 самолёт врезался в землю, после чего его протащило ещё 110 метров. Заднюю треть фюзеляжа (в районе 42-го шпангоута; всего их 65) оторвало, а переднюю часть развернуло поперёк. Вытекшее из повреждённых баков топливо вспыхнуло, вызвав пожар в передней части.

Самолёт упал в Червенском районе Минской области примерно в 10 100 метрах к востоку (азимут 92°) от ВПП и неподалёку посёлка Нежевка. Спасательные службы нашли его лишь в 11:15, то есть спустя более трёх часов. В катастрофе погибли 55 пассажиров и 3 члена экипажа (бортмеханик Трофименко, штурман Дубинин и бортпроводник Галюта).

Причины

При первом обследовании двигателей самолёта, было обнаружено полное разрушение компрессоров и турбин. При этом объём повреждений в обоих двигателях был одинаков, что свидетельствовало об общей природе их разрушения. При изучении двигателей в ГосНИИЭРАТ ВВС было выявлено, что причиной катастрофы стал помпаж, начавшийся в результате попадания в двигатели льда. Сам лёд найден не был, так как из-за пожара на месте катастрофы весь растаял. Изучение причины появления льда фактически стало борьбой между КБ Туполева и Белорусским управлением гражданской авиации, где первый обвинял другого в некачественном техобслуживании, а второй первого — в низкой надёжности реактивных двигателей.

Официальные выводы

Хотя противообледенительная система была включена, в соединении трубопровода к фланцу патрубка подачи горячего воздуха в носок воздухозаборника было обнаружено нарушение герметичности, причиной чего было выпадение части прокладки (толщина 1 мм) в соединении. Из этого возникла версия, что из-за отказа части данной системы лёд образовался на стенках воздухозаборников, после чего оторвался и попал в двигатели. Однако погода в тот день не способствовала образованию обледенения, к тому же исследования в ГосНИИ ГА показали, что отсутствие прокладки лишь незначительно снижает эффективность противообледенительной системы. Тогда было решено проверить возможность попадания в двигатели льда с крыльев. Для этого в ГосНИИ ГА были проведены испытания с моделью самолёта в аэродинамической трубе, но вместо льда использовали горох. Однако эти испытания показали, что объём льда, попавшего с крыльев в двигатели, недостаточен для возникновения помпажа. В результате было выдано следующее заключение:

Причиной катастрофы является отказ двигателей №1 и 2 после взлёта в наборе высоты вследствие попадания на их входы льда, что привело к помпажу, разрушению компрессоров и обгоранию лопаток турбин. Ввиду значительных разрушений самолёта и двигателей причину попадания льда определить не представляется возможным.

Память

На месте падения Ту-134АК в настоящее время установлен памятник.

См. также

• Авария MD-81 в Готтрёре

Литература

• Селяков Л. Л. [www.svavia.ru/info/lib/sel_chsm7.html Внимание! Топливное обледенение] // Человек, среда, машина. — АО АНТК им. А.Н. Туполева. — 1998.

Ссылки

• [www.airdisaster.ru/database.php?id=37 Катастрофа Ту-134А Белорусского УГА в районе а/п Минск-2]. airdisaster.ru. Проверено 21 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjvwmEk3 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
• [russianplanes.net/reginfo/18693 Туполев Ту-134АК Бортовой №: CCCP-65910]. Russianplanes.net. Проверено 21 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjvzgRic Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-134 под Минском

31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.