Катастрофа Ту-134 под Североморском

Катастрофа под Североморском
Ту-134А, идентичный разбившемуся
Общие сведения
Дата	17 июня 1982 года
Характер	Столкновение с сигнальной мачтой
Причина	Ошибка экипажа
Место	близ Североморска, Мурманская область (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ту-134ИК
Оператор	МРП СССР, НИИ-17
Пункт вылета	Раменское, Москва
Пункт назначения	Североморск-1
Бортовой номер	СССР-65687
Дата выпуска	1979 год
Пассажиры	6
Экипаж	10
Погибшие	15
Выживших	1

Катастрофа Ту-134 под Североморском — авиационная катастрофа самолёта-лаборатории Ту-134ИК Министерства радиопромышленности, произошедшая в четверг 17 июня 1982 года близ Североморска, при этом погибли 15 человек.

Самолёт

Ту-134АК с заводским номером 62400 и серийным 53-02 был выпущен Харьковским авиационным заводом в 1979 году. Самолёту присвоили бортовой номер СССР-65687 и передали институту НИИ-17 (Москва) Министерства радиопромышленности СССР. В дальнейшем на нём установили для испытаний аппаратуру для обнаружения подводных лодок, в связи с чем обозначение сменилось на Ту-134ИК (испытательный комплекс). Также был известен, как «самолёт-лаборатория № 400».

Экипаж и пассажиры

Пилотировал самолёт экипаж ЛИИ имени Громова, имевший следующий состав:

• Командир воздушного судна — Хатковский Виктор Станиславович. Общий налёт около 3800 часов.
• Второй пилот — Плаксин Владимир Васильевич
• Штурман — Черярин Владимир Алексеевич
• Штурман — Серов Пётр Александрович. В момент происшествия находился в салоне.
• Бортмеханик — Журавлёв Юрий Сергеевич
• Бортмеханик — Манецкий Владимир Григорьевич
• Бортрадист — Люляев Виктор Сергеевич
• Ведущий инженер по лётным испытаниям систем навигации — Хоченков Борис Николаевич
• Авиамеханик — Казаков И. Н.
• Авиамеханик — Тришкин В. А.

В качестве служебных пассажиров на борту самолёта находились специалисты, участвовавшие в создании установленной на нём системы слежения за подводными лодками, включая Главного конструктора:

• Ф. А. Кулев
• В. А. Фролов
• В. П. Калачев
• В. М. Алексеев
• В. А. Арчаков
• В. И. Харламов

Катастрофа

Самолёт перебазировался из Москвы в Североморск. Имея на борту специальную аппаратуру и являясь основным элементом разрабатываемой системы обнаружения и слежения за подводными лодками вероятного противника, борт 65687 должен был участвовать в воздушно-космическом эксперименте с привлечением наряда сил военно-морского флота. Фактически, после завершения данного эксперимента в Советском Союзе бы имелась система контроля перемещений атомных подводных лодок в Мировом океане.

Заход на посадку на аэродром Североморск-1 (по другим данным — Североморск-2) выполнялся в условиях тумана. Ту-134 снизился до высоты круга 600 метров, но затем из-за сильного бокового ветра отклонился влево от посадочной прямой. На посадочной прямой командир Хатковский отключил автопилот, оставив при этом включённым автомат тяги, и перешёл на ручное пилотирование. Хотя курсо-глиссадная система на борту показывала боковое уклонение, лётчики её не использовали, так как ошибочно посчитали неисправной. На расстоянии 15,5 километра от аэродрома самолёт начал снижаться с высоты 600 метров с вертикальной скоростью 2—3 м/с. Когда до аэродрома оставалось 12 километров, диспетчер дал указание выполнять снижение по глиссаде, после чего экипаж увеличил вертикальную скорость до 7 м/с, что было выше расчётной, при этом машину начало уводить влево от курса посадки. Через 5 секунд и за 25 секунд до столкновения сработала система опасного сближения с землёй, которая выдавала сигнал об опасности в течение пары секунд, однако экипаж на неё не отреагировал, а траектория снижения не менялась. Через 3 секунды и ещё через 7 секунд (22 и 15 секунды до столкновения) диспетчер давал команду «Горизонт». В момент передачи второй команды Ту-134 находился на высоте 300 метров и снижался с прежней траекторией. Затем на высоте 240—250 метров и в 1000 метрах левее посадочного курса молчавший до этого штурман Черярин попытался предупредить командира об опасности, сказав: Командир. доверни вправо!… Командир! Доворачивай вправо с набором!. Однако командир Хатковский никак не отреагировал на предупреждение штурмана. Второй пилот Плаксин при этом не стал брать штурвал и исправлять ситуацию.

Самолёт находился на высоте 206 метров над уровнем аэродрома, когда пролетая над сопкой врезался в тросовую антенну установленной на вершине сопки радиомачты. При ударе об антенну был уничтожен приёмник ПВД и прорезаны зализы крыла и стабилизатора. Скорость резко упала, а командир только сейчас потянул штурвал «на себя». Однако через 7—8 секунд Ту-134 почти плашмя врезался в склон сопки и, проскользив по нему, разрушился о находящиеся на склоне валуны, при этом полностью разрушившись, после чего загорелся. Рядовой Громыко срочной службы радиолокационного поста услышав шум прибыл к месту падения через 10 минут, где обнаружил выжившего командира Хатковского. Все остальные 15 человек на борту погибли. Также была полностью уничтожена специальная аппаратура для обнаружения подлодок.

Причины

Никакой катастрофы могло и не быть, если бы хоть один в экипаже выполнял свои обязанности. Леонид Степанович Попов — заслуженный штурман-испытатель СССР

По мнению комиссии, катастрофа произошла из-за ряда нарушений в действиях экипажа:

• КВС Хатковский — не организовывал работу экипажа и не требовал работы от остальных по контролю и дублированию
• Второй пилот Плаксин — не вмешивался в управление, даже после ряда предупреждений
• Штурман Черярин — упустил снижение под глиссаду
• Бортинженер Журавлёв — при заходе на посадку вообще молчал
• Бортрадист Люляев — не читал карту контрольных проверок

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ту-134 под Североморском

Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.