Катастрофа Як-40 в Бердянске

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс Н-528 Аэрофлота

Як-40 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата

19 июня 1987 года

Время

11:22

Характер

Выкатывание за пределы ВПП

Причина

Ошибки экипажа и служб УВД, сложные метеоусловия

Место

на окраине Бердянска, Запорожская область (УССР, СССР)

Координаты

46°48′52″ с. ш. 36°47′15″ в. д. / 46.81444° с. ш. 36.78750° в. д. / 46.81444; 36.78750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.81444&mlon=36.78750&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 46°48′52″ с. ш. 36°47′15″ в. д. / 46.81444° с. ш. 36.78750° в. д. / 46.81444; 36.78750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=46.81444&mlon=36.78750&zoom=14 (O)] (Я)

Воздушное судно
Модель

Як-40

Авиакомпания

Аэрофлот (Украинское УГА, Запорожский ОАО)

Пункт вылета

Одесса

Пункт назначения

Бердянск

Рейс

Н-528

Бортовой номер

CCCP-87826

Дата выпуска

1972 год

Пассажиры

24

Экипаж

5

Погибшие

8

Выживших

21

В пятницу 19 июня 1987 года близ Бердянска потерпел катастрофу Як-40 компании Аэрофлот, в результате чего погибли 8 человек.





Самолёт

Як-40 с бортовым номером 87826 (заводской — 9241824, серийный — 24-18) был выпущен Саратовским авиационным заводом в 1972 году и передан Министерству гражданской авиации, которое к 17 ноября направило его в Запорожский авиаотряд Украинского управления гражданской авиации[1][2].

Катастрофа

Самолёт пилотировал экипаж из 100-го лётного отряда, командиром (КВС) которого был В. Кучер. Ранее в этот день экипаж уже выполнил рейс Н-551 из Запорожья в Одессу, теперь же предстояло выполнить рейс Н-528 из Одессы в Бердянск. После проведения предполётной подготовки экипаж получил прогноз погоды в Бердянске, согласно которому ожидалась 7-бальная кучевая облачность высотой 800 метров и с верхней границей 8 километров, дымка, ливневый дождь, гроза, ветер северо-северо-восточный умеренный, видимость 6 километров. Получив такой прогноз погоды, командир принял решение на вылет. В 10:07 Як-40 взлетел с Одесского аэропорта и после набора высоты занял эшелон 6300 метров. На его борту находились 5 членов экипажа и 24 пассажира[1].

В 10:58:20 экипаж перешёл на связь с диспетчером КДП Бердянского аэропорта и доложил ему расчетное время прибытия, а также запросил фактическую погоду в аэропорту. В ответ диспетчер дал им погоду за 10:50 (сплошная облачность высотой от 210 метров, умеренный восточно-северо-восточный ветер, видимость 4 километра), а также указал давление аэродрома (749 мм рт.ст.) и что посадка будет осуществляться по курсу 90°, при этом предупредив о влажной ВПП. В 11:08:15 с борта самолёта доложили о занятии высоты 2100 метров и запросили разрешение на дальнейшее снижение. В ответ диспетчер указал им, что они находятся в 75 километрах от аэропорта по азимуту 260° (западнее), а также дал команду пока сохранять высоту 2100 метров. Но так как самолёт летел в мощных дождевых облаках, то в 11:09:05 запросил разрешение снизиться, на что им было дано разрешение снижаться до высоты эшелона перехода 1200 метров. О занятии этой высоты было доложено в 11:10:55, когда самолёт находился в 65 километрах от аэропорта, а через 15 секунд (11:11:10) диспетчер разрешил снижаться до высоты круга 500 метров по давлению аэродрома. Экипаж начал выполнять снижение, при этом, в нарушение инструкций, не назвав, какую схему захода на посадку они выбрали[1].

В 11:11:46 диспетчеру КДП поступила информация от метеонаблюдателя, что с юго-запада подходит гроза, при этом видимость снизится до 2000 метров, а так как на БПРМ метеонаблюдатели отсутствовали, то метеорологический минимум аэропорта был 200×2500 метров, то есть ожидалось его нарушение. В таких условиях диспетчер должен был закрыть аэропорт и дать указание экипажу следовать на запасной аэродром, но он этого не сделал. В 11:12:27 метеонаблюдатель повторно доложил, что наблюдаются дымка и ливневый дождь, а видимость составляет 2000 метров, однако диспетчер КДП и на сей раз не стал закрывать аэропорт, а также замерять новые значения коэффициента сцепления в условиях ливня. Заместитель начальника аэропорта в тот день был за диспетчера ПДП (посадки), но он также не стал закрывать аэропорт и направлять рейс Н-528 на запасной аэродром, а заодно не сообщил диспетчеру КДП, что посадочный радиолокатор показывает наличие грозовых очагов, которые препятствовали выполнению захода по системе РСП. Не получив данных о реальной погодной обстановке, экипаж не смог принять своевременного решения уходить на запасной аэродром. Инженер-синоптик АМСГ при этом также нарушила инструкции, когда не сообщила о необходимости выезда метеонаблюдателя на БПРМ[1].

В 11:16:47 экипаж спросил, какая в аэропорту видимость и работает ли радиолокатор, на что диспетчер КДП ответил, что видимость составляет 2000 метров, а радиолокатор работает. Тогда экипаж принял решение садиться в аэропорту по системе РСП+ОСП по установленному для этой системы минимуму 80×1000 метров, не зная, что из-за грозовых возмущений эта система не работает. В 11:16:37 с диспетчером попыталась связаться метеонаблюдатель, которая намеревалась его предупредить о шторме, но тот сказал, что он занят и не стал её слушать. В данной ситуации метеонаблюдателю стоило вновь связаться с диспетчером КДП, а также с диспетчером ПДП, но она этого не сделала. В 11:18:15 до аэропорта самолёту оставалось 20 километров, когда диспетчер КДП дал указание переходить на связь с диспетчером посадки (он же — заместитель начальника аэропорта)[1].

В 15 километрах от аэропорта и на высоте 400 метров экипаж связался с диспетчером посадки и получил указание повернуть на курс 95°, так как их отнесло влево на 300 метров. Помимо этого, диспетчер посадки предупредил, что в 6 километрах от ВПП и ближе радиолокационный контроль отсутствует, что исключало заход на посадку по РСП, но экипаж не стал принимать решения о заходе по ОСП или уходе на второй круг. Затем в 11:20:15 пилоты получили информацию, что они вошли в глиссаду в 8600 метрах от ВПП на высоте 400 метров и точно на курсе, а также получили разрешение снижаться. Тогда экипаж доложил о выпуске шасси и о готовности к посадке, на что в 11:20:24 получил разрешение на посадку[1].

Тем временем, диспетчер КДП связался с метеонаблюдателем и запросил у неё данные о погоде, на что та в 11:20:25 сообщила, что небо полностью затянуто дождевыми облаками высотой 210 метров, идёт ливень, гроза, дует умеренный западный ветер (попутный заходящему на посадку Як-40), видимость составляет 500 метров. Диспетчер КДП усомнился в видимости 500 метров и в 11:21 потребовал сделать контрольный замер. При этом ни диспетчер КДП, ни метеонаблюдатель не стали передавать диспетчеру посадки о сложных метеоусловиях, а потому тот не смог предупредить об этом экипаж[1].

Як-40 заходил на посадку с приборной скоростью 240—250 км/ч (хотя в таких условиях, согласно РЛЭ она должна составлять 220 км/ч), выше глиссады и уклонялся вправо. Так как экипаж не знал фактических данных о ветре (направление и скорость), а также из-за ошибки командира в технике пилотирования на участке выравнивания, то самолёт прошёл входной торец ВПП на высоте 40—50 метров (вместо 10—15 метров) при скорости 250 км/ч, приземление произошло в 1500 метрах от него и примерно в 1000 метрах от выходного торца на скорости 208 км/ч. Из-за водного слоя на поверхности полосы возник эффект гидроглиссирования, то есть тормоза оказались неэффективны. После пробега самолета по полосе 780 метров, экипаж из-за сильного ливня, ограничивающего видимость, потерял своё местоположение на полосе, что в сочетании с угрозой выкатывания привело к тому, что пилоты приняли решение взлетать, не зная, что до конца полосы осталось 220 метров[1].

При взлётном режиме двигателей авиалайнер пробежал оставшееся расстояние по полосе, выкатился на концевую полосу безопасности, пробежал её всю и выехал на рыхлый грунт. Так как рыхлый грунт начал тормозить самолёт, а впереди имелись препятствия, то экипаж в 450 метрах от выходного торца ВПП прекратил взлёт. Продолжая следовать по инерции, Як-40 выехал за границы аэродрома и спустя 95 метров (1075 метров от ВПП) врезался правой плоскостью крыла в будку, при этом от удара часть плоскости оторвало. Продолжая движение, авиалайнер снёс два дерева, переехал шоссе, после чего выкатился на поле, перевернулся на левую плоскость крыла (её при этом оторвало), разрушился и загорелся. Произошло это в 11:22:49[1].

Непосредственно на месте погибли 5 пассажиров. Позже в больницах от полученных травм умерли обе стюардессы (Неонила Гореева и Ирина Колесник) и один пассажир. Таким образом, всего в катастрофе погибли 8 человек[1].

Причины

Выводы комиссии[1]:

  1. Посадка самолёта в аэропорту Бердянск производилась при опасных метеоявлениях, прогноз погоды, по которому экипаж принимал решение на вылет, корректив к нему и прогноз погоды на посадку за 10:50, не оправдались.
  2. Метеообеспечение и управление воздушным движением на аэродроме Бердянск организованы неудовлетворительно. Нарушение диспетчером КДП руководящих документов МГА обусловили посадку самолёта в условиях ниже минимума аэродрома, отсутствие у экипажа фактической метеоинформации и непринятие им мер по предотвращению авиационного происшествия. Начальник АМСГ не обеспечил работу техников-наблюдателей в полном составе (вместо двух работал один). По этой причине наблюдения на БПРМ в нарушение требований НМО ГА-82 не были организованы. Инженер-синоптик АМСГ при ухудшении видимости до 2000 метров и ниже не доложила диспетчеру КДП о невозможности организовать метеонаблюдения на БПРМ для повышения минимума аэродрома и не составила корректив действующего прогноза погоды, в котором не предусматривалось ухудшение видимости до 500 метров в ливневом дожде и ветер западной четверти со скоростью 8 м/с и порывами до 11 м/с.
  3. Отсутствие у экипажа данных о фактическом направлении и скорости ветра при полёте по курсу и глиссаде, ошибка КВС в расчете на посадку с перелётом при большой путевой скорости привели к посадке с перелётом на 1500 метров и созданию сложной ситуации. Неправильные действия экипажа при пробеге по ВПП, покрытой атмосферными осадками (невыключение боковых двигателей, неиспользование полностью всех средств торможения) привели к переходу сложной ситуации в аварийную. Решение КВС в нарушение НПП ГА-85 и РЛЭ Як-40 на производство взлёта и вывод двигателей на взлётный режим при отсутствии необходимых условий для взлёта при ограниченной видимости привели к переходу аварийной ситуации в катастрофическую.

Также в ходе расследования комиссия выявила целый ряд нарушений в работе управления воздушным движением и АМСГ на Бердянском аэродроме, а также и в организации лётной работы в 100-м лётном отряде Запорожского объединённого авиаотряда[1].

Заключение: причинами катастрофы явились нарушения правил полётов экипажем, правил управления воздушным движением диспетчерами УВД и неудовлетворительный уровень организации метеообеспечения и УВД.

[1]

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Як-40 в Бердянске"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [www.airdisaster.ru/database.php?id=171 Катастрофа Як-40 Запорожского ОАО в а/п Бердянск]. airdisaster.ru. Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hj3MfOkL Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
  2. [russianplanes.net/reginfo/38055 Яковлев Як-40 Бортовой №: CCCP-87826]. Russianplanes.net. Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hj3NqxCP Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Як-40 в Бердянске

Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.