Катастрофа Як-40 в Зее

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 674 Аэрофлота

Як-40 компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата

29 августа 1981 года

Время

20:31 (14:31 МСК)

Характер

CFIT (врезался в деревья)

Причина

Ошибки экипажа и служб УВД (неверная передача данных о погоде)

Место

аэропорт Зея, Амурская область (РСФСР, СССР)

Координаты

53°40′45″ с. ш. 127°05′20″ в. д. / 53.67917° с. ш. 127.08889° в. д. / 53.67917; 127.08889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.67917&mlon=127.08889&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 53°40′45″ с. ш. 127°05′20″ в. д. / 53.67917° с. ш. 127.08889° в. д. / 53.67917; 127.08889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.67917&mlon=127.08889&zoom=14 (O)] (Я)

Воздушное судно
Модель

Як-40

Авиакомпания

Аэрофлот (Дальневосточное УГА, Благовещенский ОАО)

Пункт вылета

Иркутск

Остановки в пути

Кадала, Чита
Зея

Пункт назначения

Игнатьево, Благовещенск

Рейс

674

Бортовой номер

CCCP-87346

Дата выпуска

1975 год

Пассажиры

29

Экипаж

5

Погибшие

3

Выживших

31

В субботу 29 августа 1981 года в аэропорту Зеи потерпел катастрофу Як-40 компании Аэрофлот, в результате чего погибли 3 человека.





Самолёт

Як-40 с бортовым номером 87346 (заводской — 9511539, серийный — 39-15) был выпущен Саратовским авиационным заводом в 1975 году и передан Министерству гражданской авиации, которое к 13 апреля направило его в Благовещенский авиаотряд Дальневосточного управления гражданской авиации[1][2].

Катастрофа

Самолёт выполнял рейс 674 по маршруту Иркутск — Чита — Зея — Благовещенск, а пилотировал его экипаж, КВС которого был В. С. Тюленев. При этом в состав экипажа входил и проверяющий пилот-инспектор Благовещенского авиаотряда, который проводил контрольно-проверочный полёт в рейсовых условиях чтобы допустить КВС-стажёра к выполнению самостоятельных полётов по данной трассе. В 18:20 по местному времени (12:20 МСК) Як-40 вылетел из Читинского аэропорта и после набора высоты занял эшелон 7800 метров. На его борту находились 5 членов экипажа и 29 пассажиров[1].

В 19:42 экипаж находился в зоне Магдагачинского районного центра, когда связался с диспетчером местных воздушных линий аэропорта Зея и запросил, как с погодой в запасном аэродроме Завитая, на что диспетчер сообщил: «Завитая технически годен, погода хорошая, у нас сию [видимость] два [километра] и может быть меньше, что-что тянет с реки непонятный туман». В ответ пилот-инспектор ему передал: «Меньше не должно быть чем двести на две тысячи» (вертикальная видимость — 200 метров, горизонтальная — 2000 метров; метеорологический минимум для аэропорта), чем несколько сбил с толку диспетчера. В 20:05 в процессе подготовки к началу снижения экипаж вновь связался с диспетчером аэропорта и запросил погоду. В ответ диспетчер передал информацию, которую хотел было передать синоптик-наблюдатель: «облачность 120 м, видимость менее 2 километров», после чего посоветовал вновь выйти на связь через пять минут. Данные погодные условия были ниже метеорологического минимума, однако тут экипаж проявил самонадеянность и, вместо серьёзной оценки метеоусловий на аэродроме Зея, стал убеждать диспетчера, что, после снижения до высоты принятия решения (ВПР), в случае необходимости ухода на запасной аэродром, имеющийся запас топлива вполне позволяет это сделать. Далее экипаж рейса 674 в нарушение инструкций сказал диспетчеру, что они намерены снизиться до ВПР, на что диспетчер сказал, что видимость в аэропорту менее 2000 метров, так как не наблюдается ориентир видимости, расположенный в 2 километрах от диспетчерской, в связи с чем советует не выполнять снижение[1].

Так как диспетчер не имел сведений об официальной погоде за 20:05, потому что наблюдатель АМСГ данного аэропорта его не производил, но при этом видел, что видимость снижается ниже минимума, то он потребовал от наблюдателя выполнить внеочередное наблюдение за видимостью и высоте облачности. Также диспетчер не стал требовать от экипажа рейса 674, чтобы те прекратили снижение и уходили на запасной аэродром[1].

В 20:08 диспетчеру позвонил наблюдатель и сообщил: «облачность [высотой] 260 метров, видимость 2 километра». Не став требовать документального оформления этих погодных данных на соответствующем бланке, диспетчер передал их на борт рейса 674. Эти погодные условия соответствовали метеорологическому минимуму, что, согласно им, позволяло выполнить посадку в Зее, поэтому экипаж, всё ещё находясь в зоне Магдагачинского районного центра, начал снижаться с эшелона 7800 метров до 3000 метров, после чего в 20:18 вошёл в зону Зейского аэропорта. Диспетчер аэропорта разрешил экипажу борта 87346 снижаться до эшелона перехода (1800 метров), указал давление аэродрома (720 мм рт.ст.) и разрешил выходить на высоте 1200 метров на схему захода на посадку по магнитному курсу 25° (с юга). В 20:23 с рейса 674 доложили о пролёте ДПРМ на высоте 1200 метров относительно уровня аэродрома, в ответ на что диспетчер разрешил продолжать выполнять схему[1].

В это же время с диспетчером вышел на связь экипаж рейса 675, который выполнялся самолётом Як-40 борт СССР-87647, а расчётное время посадки в Зеи составляло 20:48. Экипаж рейса 675 запросил погоду в аэропорту, но у диспетчера не было оформленной по документам погоды 20:08, поэтому он был вынужден передать официальную погоду за 19:50, а также только что полученную от наблюдателя (в 20:20) — облачность 10 баллов (сплошная) слоисто-дождевая, высотой 240 метров, дождь, видимость 2000 метров, тихо. Стоит отметить, что эту сводку о погоде мог прослушать и экипаж рейса 674 (борт СССР-87346), который при этом не стал запрашивать данные о погоде, а диспетчер в свою очередь не передавал им фактические значения видимости и высоты облаков. Высота принятия решения (ВПР) была установлена на 200 метров и самолёт вышел из облаков до её достижения. Поначалу рейс 674 выполнял заход без отклонений, а экипаж мог видеть огни ВПП, поэтому при достижении ВПР на запрос бортмеханика («Решение?») проверяющий скомандовал: «Садимся» и взял пилотирование на себя. Был закат, а на южной части аэропорта в это время стояла низкая облачность, которая в отдельных местах даже достигала земли, шла морось и дул слабый северо-западный ветер. На подходе к БПРМ авиалайнер влетел в облака, но экипаж не стал переходить на полёт по приборам и, вопреки здравому смыслу, не видя земли продолжал снижаться даже когда сработал сигнал «Опасная высота»[1].

В 20:31 (14:31 МСК) летящий в сумерках и в облаках Як-40 врезался в деревья, после чего, потеряв скорость, упал на землю в 350 метрах от торца ВПП и в 125 метрах правее её оси, а затем загорелся. В результате происшествия погибли пилот-инспектор, КВС-стажёр и один из пассажиров, ещё 26 человек (3 члена экипажа и 23 пассажира) были ранены[1].

Расследование

Выводы: непосредственное влияние на развитие аварийной ситуации оказали нарушения требований НМО ГА-73 и НПП ГА-78 работниками АМСГ (своевременно не произведены наблюдения за погодой и не составлен часовой прогноз погоды по аэропорту Зея за 14:05 и диспетчером КДП (не потребовал предоставления официальных данных о погоде за 14:05 и не передавал экипажу данных о фактической погоде при входе ВС в район аэродрома). Метеоусловия в зоне захода на посадку не соответствовали погоде, переданной экипажу в процессе снижения с эшелона полета. Фактически в зоне захода на посадку была низкая разорвано-дождевая облачность, переходящая в туман. При снижении с ВПР самолёт попал в условия, ухудшающие видимость ниже установленного минимума погоды. В нарушение требований НПП ГА-78 экипаж не прекратил снижение и не ушёл на второй круг, а продолжал снижение с целью установления контакта с земными ориентирами до столкновения с препятствиями.

[1]

Заключение: Причиной катастрофы явилось нарушение экипажем минимума погоды и преждевременное снижение с целью установления визуального контакта с земными ориентирами при заходе на посадку при неудовлетворительном управлении воздушным движением и метеообеспечении полета в аэропорту Зея. Комиссия также отметила, что метеорологические наблюдения на БПРМ с Магнитный курс посадки 25° не были организованы. Они велись с площадки, расположенной у КДП (1200 метров от торца ВПП), откуда район БПРМ визуально не просматривался и образование тумана в этом районе с довольно сложными географическими условиями метеонаблюдателем не могло быть обнаружено.

[1]

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Як-40 в Зее"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.airdisaster.ru/database.php?id=151 Катастрофа Як-40 ДВ УГА в а/п Зея]. airdisaster.ru. Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hi6XCUDg Архивировано из первоисточника 28 июня 2013].
  2. [russianplanes.net/reginfo/38850 Яковлев Як-40 Бортовой №: CCCP-87346]. Russianplanes.net. Проверено 20 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hi6YHgFX Архивировано из первоисточника 28 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа Як-40 в Зее

Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.