Катастрофа A310 под Катманду
| Рейс 311 Thai Airways International | |||
 Мемориальный парк в Каканиruen, посвящённый катастрофе рейса 311</span> | |||
| Гражданство | Пассажиры | Экипаж | Всего |
|---|---|---|---|
 Австралия |
1 | 0 | 1 |
 Бельгия |
5 | 0 | 5 |
 Великобритания |
2 | 0 | 2 |
 Германия |
4 | 0 | 4 |
 Израиль |
2 | 0 | 2 |
 Испания |
3 | 0 | 3 |
 Канада |
2 | 0 | 2 |
 Республика Корея |
2 | 0 | 2 |
 Непал |
23 | 0 | 23 |
 Новая Зеландия |
1 | 0 | 1 |
 США |
11 | 0 | 11 |
 Таиланд |
21 | 14 | 35 |
 Финляндия |
5 | 0 | 5 |
 Япония |
17 | 0 | 17 |
| Итого | 99 | 14 | 113 |
Катастрофа
Самолёт выполнял рейс TG-311 из Бангкока в Катманду. Основная часть полёта прошла без существенных замечаний. Затем рейс 311 стал выполнять заход на посадку на полосу 02 аэропорта Трибхуван. В связи сезоном дождей[3] заход выполнялся по приборам. Лайнер прошёл радиомаяк Сьерра, после чего экипаж начал выпускать закрылки и обнаружил, что они не работают. Согласно правилам посадка в горном аэропорту Трибхуван должна выполняться при полностью выпущенных закрылках. Экипаж предупредил о неисправности диспетчера, после чего через 21 секунду с момента первой попытки и в 21 морской миле от радиомаяка Катманду сумел устранить неисправность закрылков. В связи с большой высотой, требовавшей более крутого снижения, пилоты приняли решение уходить на второй круг[1].
Экипаж сообщил диспетчерской вышке, что они намерены выполнить повторный заход на посадку, в связи с чем запрашивают разрешение выполнить левый разворот к точке Ромео, находящейся в 41 миле юго-юго-западнее (азимут 202°) радиомаяка Катманду. Аэропорт Трибхуван на то время не был оборудован радиолокатором, а дежуривший на тот момент диспетчер имел опыт работы всего 2 месяца. На запрос экипажа диспетчер сообщил, что разрешена посадка на полосу 02 со стороны Сьерра, что находится в 16 милях за радиомаяком. Экипаж ответил, что они сейчас не могут осуществлять посадку и ещё раз запросил разрешения на левый разворот к Ромео для повторного захода. После повторного запроса экипаж, летя с курсом 025 в 7 милях от маяка Катманду, начал без разрешения выполнять правый разворот с одновременным набором высоты с 10 500 (3200 метров) до 18 000 футов (FL180, 5486 метров). Экипаж сообщил диспетчеру, что они начали набор высоты, в ответ на что диспетчер потребовал доложить об удалении 16 миль для выполнения подхода Сьерра, поддерживать высоту FL115 (11 500 футов или 3505 метров), минимальную безопасную в зоне южнее аэропорта, и переходить на связь с диспетчерским центром[1].
Экипаж выполнил разворот на 360° со снижением до указанной высоты, кратковременно задерживаясь на курсах 045 и 340, после чего вновь занял курс 025. В 5 милях юго-западней радиомаяка Катманду экипаж доложил центру, что они летят по курсу 025 и хотели бы вернуться к Ромео для повторного захода, так как у них возникли технические проблемы с полётом. Диспетчер разрешил следовать к Ромео. Как было установлено из записи речевого регистратора, у экипажа в это время возникли трудности с системой управления полетом при указании следования к точке Ромео, а также с некоторыми другими задачами. В результате рейс 311 продолжал следовать на север по курсу 025 ещё 16 миль, после чего курс немного изменился левее на 005. Ещё через минуту неожиданно сработала система предупреждения опасного сближения с землёй GPWS, которая выдавала голосовые сообщения о близости земли и необходимости начать набор высоты. Эти сообщения звучали около 16 секунд, но экипаж на них поначалу не реагировал, считая их ложными. Лишь в последний момент двигатели были переведены во взлётный режим, но было уже поздно. В 12:45 в 23,3 милях (43 километра) северо-северо-восточнее (азимут 015) радиомаяка Катманду летящий на высоте 11,5 тысяч футов (3,5 километра) авиалайнер врезался в гору высотой около 16 тысяч футов (4,88 километра) и полностью разрушился. Все находящиеся на борту 113 человек погибли[1].
Катастрофа рейса 311 стала первым происшествием с участием Airbus A310 (не считая произошедшей 31 июля 1991 года попытки угона A310 Сингапурских авиалиний, когда все 4 угонщика были убиты) и на 2013 год по числу жертв занимает 4 место среди всех катастроф A310[4]. Также это первая крупная авиационная катастрофа на территории Непала, но спустя всего 59 дней её в полтора раза превзошла катастрофа пакистанского A300 в которой погибли 167 человек[5]. В один день с катастрофой тайского A310 у Катманду в Нанкине (КНР) потерпел катастрофу Як-42 китайской China General Aviation</span>ruen, в результате чего погибли 108 человек из 126 на борту[3].
Причины
Причиной катастрофы было названо сохранение экипажем траектории полёта в северном направлении вместо поворота на юг в сторону точки Ромео и неэффективная радиосвязь между диспетчерским центром и лётным экипажем рейса TG-311, из-за чего полёт выполнялся по неверному направлению, экипаж при этом не докладывал о пеленге радиомаяка (VOR), а диспетчер его не запрашивал, вследствие чего местоположение самолёта не контролировалось.[1].
Созданию катастрофической ситуации способствовали такие факторы, как неверное отображение точки Ромео на навигационных картах, использовавшихся экипажем, кратковременный отказ закрылков, вынудивший прервать первоначальный заход на посадку, и сложности из-за языковых проблем при переговорах между тайским экипажем и непальским диспетчером, чему способствовал и малый опыт работы авиадиспетчера, приведшие к недостаточному обсуждению очевидных нерешённых проблем[1].
В рекомендациях непальская комиссия указала на необходимость уведомить производителей систем опасного сближения с землёй (GPWS) и систем управления полётом (FMS) об аспектах данной катастрофы, а операторам самолётов, оборудованных FMS, и учебным центрам более серьёзно относиться к использованию FMS[1].
Последствия
Некоторые обломки самолёта были сохранены и их ещё можно увидеть в районе Лангтанг.
После катастрофы у рейса Бангкок — Катманду номер был изменён на 319 (обратный — 320) и по данным на начало 2014 года он выполняется самолётами Boeing 777[6].
Одним из погибших пассажиров рейса TG311 был Дункан Норри (англ. Duncan Norrie) — 34-летний сын Билла Норри</span>ruen, мэра Виннипега[7]. В память о нём в Виннипеге его именем была названа одна из улиц — Дункан Норри Драйв (англ. Duncan Norrie drive).
См. также
- Катастрофа Як-42 в Нанкине (КНР, 107 погибших) — произошла в тот же день
Напишите отзыв о статье "Катастрофа A310 под Катманду"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [aviation-safety.net/database/record.php?id=19920731-0 Aircraft accident Airbus A310-304 HS-TID Kathmandu-Tribhuvan Airport (KTM)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ [www.planespotters.net/Production_List/Airbus/A310/438,HS-TID-Thai-Airways-International.php HS-TID Thai Airways International Airbus A310-304 - cn 438] (англ.). Planespotters.net. Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ 1 2 3 [articles.latimes.com/1992-08-01/news/mn-4297_1_thai-airways 113 Feared Dead in Nepal Crash; 100 Die in China : Air disaster: Thai jetliner slams into Himalayan hillside during heavy monsoon rains.] (англ.). Los Angeles Times (1 August 1992). Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ [aviation-safety.net/database/types/Airbus-A310/database Airbus A310. Occurrences in the ASN database] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ [aviation-safety.net/database/dblist.php?Country=9N Nepal air safety profile] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ [rasp.yandex.ru/thread/TG-319A_c350_oag?departure=2013-10-24 Рейс TG 319, Бангкок — Катманду]. Яндекс.Расписания. Проверено 17 декабря 2013.
- ↑ Gordon Sinclair Jr. [www.winnipegfreepress.com/local/bill-norrie-loved-his-city-and-was-loved-in-return-162177225.html Bill Norrie loved his city and was loved in return] (англ.). Winnipeg Free Press (7 December 2012). Проверено 17 декабря 2013.
Отрывок, характеризующий Катастрофа A310 под Катманду
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
Навигация
