Катастрофа A320 в Абсайме

Рейс 296 Air France
Airbus A320-111 авиакомпании Air France
Общие сведения
Дата	26 июня 1988 года
Время	14:45 CEST (12:45 UTC)
Характер	Столкновение с землёй в управляемом полёте
Причина	Полёт на предельно низкой высоте, ошибка экипажа
Место	аэропорт Мюлуз-Абсайм (Франция)
Координаты	47°44′58″ с. ш. 7°25′34″ в. д.47.74944° с. ш. 7.42611° в. д. / 47.74944; 7.42611
Погибшие	3
Раненые	50
Воздушное судно
Модель	Airbus A320-111
Авиакомпания	Air France
Пункт вылета	Международный аэропорт имени Шарля-де-Голля, Париж
Остановки в пути	аэропорт Базель-Мюлуз-Фрайбург, Мюлуз аэропорт Базель-Мюлуз-Фрайбург, Мюлуз
Пункт назначения	аэропорт Мюлуз-Абсайм, Абсайм
Рейс	ACF 296 Q
Бортовой номер	F-GFKC
Дата выпуска	6 января 1988 года (первый полёт)
Пассажиры	130
Экипаж	6
Выживших	133

См. также: Рейс 296

Катастрофа A320 в Абсайме — авиационная катастрофа, произошедшая в воскресенье 26 июня 1988 года. Авиалайнер Airbus A320-111 авиакомпании Air France в рамках проходившего на аэродроме Мюлуз-Абсайм авиасалона должен был выполнить показательный полёт (рейс ACF 296 Q из Парижа) на небольшой высоте, тем самым впервые представив широкой публике новую модель A320. Но во время этого полёта самолёт оказался на критически низкой высоте и на глазах сотен зрителей на трибунах упал в лес в конце взлётной полосы, при этом полностью разрушившись. В результате катастрофы погибли 3 пассажира, ещё 50 получили ранения.

Это первая катастрофа в истории Airbus A320.

Самолёт

Airbus А320-111 (регистрационный номер F-GFKC, серийный 009) был выпущен «Airbus Industrie» в 1988 году и 6 января совершил свой первый полёт. Пассажировместимость его салона составляла 153 места. 22 июня авиалайнер получил сертификат лётной годности и 24 июня передан авиакомпании Air France. На день катастрофы налетал 22 часа 30 минут и совершил 18 циклов «взлёт-посадка». Оснащён двумя турбореактивными двигателями CFM International 56-5A1 (сотрудничество американской General Electric и французской Snecma). Оба двигателя имели соответственно серийные номера 731122 и 731120 и на день катастрофы имели наработку 27 часов 20 минут и 33 часа 45 минут соответственно.

Так как авиалайнер поступил лишь относительно недавно, то и замечаний по нему было немного:

• 25 и 26 июня — база данных бортового компьютера (F.M.O.C.) №2 отличается от базы компьютера №1;
• 26 июня — зависание показаний высотомера, имеющего систему DMC;
• 25 июня — срабатывание сигнала тревоги относительно положения створки передней стойки шасси. Этот сигнал даже был зафиксирован речевым самописцем перед сигналом об опасной высоте.

До 26 июня эти замечания не были полностью устранены, что по данным расследования сыграло роль в создании катастрофической ситуации.

Согласно документам на день катастрофы расчётный взлётный вес составлял 59040 килограмм при центровке 25,8% САХ. Но по результатам расследования комиссии было установлено, что фактический взлётный вес составлял около 59635 килограммов при центровке 30,7% САХ. Такое отклонение, которое сыграло свою роль в катастрофе, было вызвано рядом ошибок:

• около 80 кг — в аэропорту имени Шарля-де-Голля было указано, что в салоне 3 члена экипажа, тогда как их было 4;
• около 300 кг — в аэропорту Базель-Мюлуз-Фрайбург было указано, что на борту 126 пассажиров, тогда как их было 130;
• 215 кг — в документах забыли указать расположенный в багажном отсеке груз.

Экипаж

Самолётом управлял опытный экипаж, состав которого был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 44-летний Мишель Асслин (фр. Michel Asseline). Родился 5 мая 1944 года. В 1966 году окончил школу гражданской авиации, после чего осенью начал работать в Air France. В марте 1967 года был квалифицирован на пилота Caravelle SE-210. Затем с мая 1968 по август 1969 года обучался в академии военной авиации, которую окончил в звании лейтенанта, после чего вернулся в Air France в качестве пилота SE-210 и Boeing 707. В мае 1979 года был квалифицирован на командира SE-210, а также на пилота-инструктора SE-210 и Boeing 727. В декабре 1982 года квалифицирован для полётов на Boeing 737 в составе лётного экипажа из двух человек. С января 1985 по ноябрь 1987 года был квалифицирован для полётов на Airbus A300 и Airbus A310. При подготовке миссии провёл около 150 часов на тренажёрах Airbus A320, после чего в декабре 1987 года был назначен начальником подразделения по приёмке самолётов A320 и обучению экипажей для полётов на них. В общей сложности Асселин был квалифицирован на командира следующих типов: Caravelle SE-210, B-707, B-727, B-737; A300, A310, а с 11 марта 1988 года — на A320. Налетал 10463 часа, 138 из них на A320.
• Второй пилот — 45-летний Пьер Мазьер (фр. Pierre Mazières). Родился 12 января 1943 года. В 1966 году окончил школу гражданской авиации (в одном классе вместе с Мишелем Асслином). 28 августа 1969 года получил свидетельство гражданского пилота, а в декабре начал работать в Air France пилотом SE-210. В 1972 году был квалифицирован на пилота B-707. В июле 1980 года был квалифицирован на командира B-727. В декабре 1982 года получил квалификацию пилота-инструктора B-727, а в марте 1983 года — B-737. 25 марта 1988 года окончил обучение, а 29 марта был квалифицирован для полётов на A320. Налетал 10853 часа, 44 из них на A320.

В салоне самолёта работали четыре бортпроводника:

• Жан-Клод Баржетон (фр. Jean-Claude Bargeton), 40 лет — старший бортпроводник. Родился 15 мая 1948 года. На бортпроводника был квалифицирован 23 июня 1972 года, для полётов на A320 аттестован 14 апреля 1988 года. Общий налёт составлял 1969 часов, в том числе 11 часов 23 минуты на A320. В момент катастрофы занимал позицию у левой передней двери.
• Шантай де Шалонг (фр. Chantai de Chalonge), 37 лет. Родилась 9 марта 1951 года. На бортпроводника была квалифицирована 16 июля 1973 года, для полётов на A320 аттестована 14 апреля 1988 года. Общий налёт составлял 6784 часа, в том числе 21 час 50 минут на A320. В момент катастрофы находилась в ряду 12D.
• Муриэль Дагер (фр. Muriel Dager), 31 год. Родилась 3 июня 1957 года. На бортпроводника была квалифицирована 16 мая 1979 года, для полётов на A320 аттестована 15 апреля 1988 года. Общий налёт составлял 3022 часа, в том числе 22 часа 50 минут на A320. В момент катастрофы находилась у левой двери в конце салона.
• Бруно Пишо (фр. Bruno Pichot), 37 лет. Родился 23 февраля 1951 года. На бортпроводника был квалифицирован 20 сентября 1973 года, для полётов на A320 аттестован 28 апреля 1988 года. Общий налёт составлял 8223 часа, в том числе 20 часов 20 минут на A320. В момент катастрофы находился у правой двери в конце салона. В 1975 году уже был участником авиапроисшествия, когда в Бомбее (Индия) потерпел аварию Boeing 747, но никто из 400 людей на борту тогда не погиб.

Катастрофа

26 июня 1988 года Airbus A320-111 борт F-GFKC должен был выполнить серию чартерных рейсов с пассажирами из аэроклуба Мюлуза. Согласно программе самолёт должен бы осуществить перелёт из аэропорта имени Шарля-де-Голля в аэропорт Базель-Мюлуз-Фрайбург, затем совершить два круговых полёта, после которых вернуться в Базель-Мюлуз-Фрайбург, а затем и в Париж — Шарль-де-Голль. Оба круговых полёта первоначально планировалось провести в Вогезах, но по метеоусловиям они были перенесены в Альпы, а затем, по запросу аэроклуба Мюлуза, на аэродром Мюлуз-Абсайм, чтобы в рамках проходившего там авиасалона провести демонстрацию нового авиалайнера в полёте.

На аэродроме Мюлуз-Абсайм, совершая демонстрационный полёт на сверхмалой высоте, экипаж критически снизил скорость, что со стороны выглядело как выполнение захода на посадку. Зрители начали фотографировать и снимать на видеокамеры момент посадки лайнера. Но самолёт на очень малой высоте пролетел над всей полосой и в её конце попал в лес. Пилоты попытались поднять самолет в воздух, но лайнер днищем задел верхушки деревьев и плашмя врезался в землю. Погибло 3 пассажира, выжило 133 человека (все 6 членов экипажа и 127 пассажиров), 50 из них получили ранения.

Расследование

Группа следователей прибыла на место катастрофы через 3 часа. Сначала они думали, что все пассажиры выжили, но позже оказалось, что 3 пассажира погибли.

Командира экипажа посадили в тюрьму на 10 месяцев.

Расследованием причин катастрофы занялось Бюро по расследованию и анализу безопасности гражданской авиации (BEA).

Культурные аспекты

• Катастрофа рейса 296 была показана в 9 сезоне канадского документального телесериала Расследования авиакатастроф в серии Пилот или самолёт.
• Сюжет о катастрофе был показан на советском телевидении в программе «Время».

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19880626-0 Описание катастрофы на Aviation safety Network]
• [www.crashdehabsheim.net/Rapport%20BEA%20Habsheim.pdf COMMISSION D’ENQUÊTE sur l’accident survenu le 26 juin 1988 à Mulhouse-Habsheim (68) à l’Airbus A 320, immatriculé F-GFKC] (фр.). Бюро по расследованию и анализу безопасности гражданской авиации (24 avril 1990). Проверено 19 июля 2013. [www.webcitation.org/6JOEIN0fD Архивировано из первоисточника 5 сентября 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа A320 в Абсайме

Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.