Катастрофа Boeing 707 в Элктоне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 214 Pan American

На месте катастрофы
Общие сведения
Дата

8 декабря 1963 года

Время

20:59 EST

Характер

Падение с эшелона

Причина

Удар молнии, взрыв топливного бака

Место

в 2 милях восточнее Элктона (Мэриленд, США)

Координаты

39°36′28″ с. ш. 75°47′20″ з. д. / 39.60778° с. ш. 75.78889° з. д. / 39.60778; -75.78889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.60778&mlon=-75.78889&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 39°36′28″ с. ш. 75°47′20″ з. д. / 39.60778° с. ш. 75.78889° з. д. / 39.60778; -75.78889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.60778&mlon=-75.78889&zoom=14 (O)] (Я)

Погибшие

81 (все)

Воздушное судно


Boeing 707-121 компании Pan American, идентичный разбившемуся

Модель

Boeing 707-121

Имя самолёта

Clipper Tradewind

Авиакомпания

Pan American

Пункт вылета

Исла-Верде, Сан-Хуан (Пуэрто-Рико)

Остановки в пути

Балтимор-Вашингтон, Балтимор (Мэриленд, США)

Пункт назначения

Филадельфия (Пенсильвания, США)

Рейс

PA-214

Бортовой номер

N709PA

Дата выпуска

15 мая 1958 года

Пассажиры

73

Экипаж

8

Выживших

0

Катастрофа Boeing 707 в Элктоне — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в воскресенье 8 декабря 1963 года.

Авиалайнер Boeing 707−121 компании Pan American выполнял пассажирский рейс PA-214 (позывной — Clipper 214) из Сан-Хуана (Пуэрто-Рико) в Филадельфию (штат Пенсильвания), а на его борту находились 73 пассажира и 8 членов экипажа. Из-за сложных погодных условий в Филадельфийском аэропорту рейс 214 был вынужден задержаться в зоне ожидания. Но затем экипаж объявил сигнал бедствия, так как самолёт вышел из-под контроля, а пилот другого самолёта сообщил, что рейс 214 объят пламенем. Горящий лайнер рухнул у восточной границы городка Элктон (штат Мэриленд), при этом погибли все находившиеся на борту. Это крупнейшая авиакатастрофа в штате Мэриленд.

По результатам расследования был сделан вывод, что катастрофа произошла из-за попадания в самолёт молнии, что привело к взрыву топливного бака и разрушению левой плоскости крыла[1][2]. Данная катастрофа занесена в книгу рекордов Гиннесса как наибольшее число погибших от удара молнии[3].





Самолёт

Участвовавший в происшествии Boeing 707−121 (заводской номер 17588, серийный 003) являлся 11-м по счёту представителем семейства Boeing 707 (включая 720, E-3 и т. д.) и был выпущен 15 мая 1958 года[4]. Лайнер получил бортовой номер N709PA и был продан заказчику — американской авиакомпании Pan American, в которую поступил 15 августа и где являлся третьим по счёту 707-м (после бортов N707PA и N708PA). Также самолёту присвоили имя Clipper America, но в 1959 году переименовали в Clipper Tradewind[5]. Был оснащён четырьмя турбореактивными двигателями Pratt & Whitney JT3C-6, которые развивали силу тяги в 13,5 тысяч фунтов</span>ruen каждый[6]. На день катастрофы налетал 14 609 часов[7].

Наработка двигателей[6]
  • № 1: СНЭ — 8593 часа, ПКР — 618 часов.
  • № 2: СНЭ — 8328 часов, ПКР — 1419 часов.
  • № 3: СНЭ — 8623 часа, ПКР — 3149 часов.
  • № 4: СНЭ — 9946 часов, ПКР — 2371 час.

Экипаж

Самолётом управлял опытный экипаж, состав которого был таким:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 45-летний Джордж Ф. Кнут (англ. George F. Knuth). Лицензию пилота гражданской авиации получил 20 апреля 1953 года. Был квалифицирован на пилота Boeing 707, Douglas DC-6, Douglas DC-3 и L-049. Также имел квалификацию бортинженера. Налетал 17 049 часов, 2890 из них на Boeing 707[7].
  • Второй пилот — 48-летний Джон Р. Дейл (англ. John R. Dale). Опытный пилот, лицензию пилота гражданской авиации получил 11 ноября 1955 года. Был квалифицирован на пилота Boeing 707, L-049 и Boeing 377. Также имел квалификацию штурмана. Налетал 13 963 часа, 2681 из них на Boeing 707[7].
  • Третий пилот — 42-летний Пол Л. Орринджер (англ. Paul L. Orringer). Лицензию пилота гражданской авиации получил 6 апреля 1962 года. Был квалифицирован на пилота Douglas DC-6 и Douglas DC-3. Также имел квалификацию штурмана. Налетал 10 008 часов, 2808 из них на Boeing 707[7].
  • Бортинженер — 33-летний Джон Х. Кантленер (англ. John H. Kantlehner). Имел квалификацию авиатехника (ремонт самолёта). Налетал 6066 часов, 76 из них на Boeing 707[7].

В салоне самолёта работали четыре бортпроводника:

  • Джозеф К. Моррет (англ. Joseph K. Morret), 46 лет.
  • Марио Л. Монтилла (англ. Mario L. Montilla), 46 лет.
  • Томми Л. Симс (англ. Tommie L. Sims), 23 года.
  • Вирджиния Э. Хайнцингер (англ. Virginia A. Heinzinger), 22 года.

Все 8 членов экипажа имели необходимую квалификацию[7].

Хронология событий

Предшествующие обстоятельства

Внешние изображения
Фото разбившегося самолёта
[www.baaa-acro.com/wp-content/uploads/1963/12/N709PA.jpg 1].
[www.abpic.co.uk/images/images/1003366M.jpg 2].

Утром 8 декабря 1963 года Boeing 707−121 борт N709PA выполнял рейс PA-213 (позывной — Clipper 213) из Филадельфии (штат Пенсильвания) в Сан-Хуан (Пуэрто-Рико) с промежуточной посадкой в Балтиморе (штат Мэриленд). Весь полёт прошёл без отклонений, и вскоре рейс 213 благополучно приземлился в Сан-Хуане. Здесь его начали готовить к выполнению обратного рейса — PA-214. В топливных баках оставались 25,5 тысяч фунтов керосина типа «A», но в Сан-Хуане залили ещё 78 000 фунтов керосина типа «B»[* 1]. Соотношение этих двух сортов керосина по топливным бакам было следующее: основные и резервные баки № 1 и 4 — 69 % «B», баки № 2 и 3 — 63,5 % «B»; центральный бак — 100 % «B». Также командир экипажа получил информацию о погоде по маршруту до Филадельфии. Сюда входило и сообщение от SIGMET о возможной грозовой активности и турбулентности, а также примерное время прохождения холодного фронта вдоль восточного побережья США, включая Балтимор и Филадельфию. Полученная командиром папка содержала все документы, необходимые для выполнения полёта[8].

Вылет из Сан-Хуана, посадка в Балтиморе

В 16:10[* 2] рейс PA-214 вылетел из Сан-Хуана и в 19:35 благополучно приземлился в Балтиморе. Экипаж не сообщал о каких-либо отклонениях в работе систем самолёта. Визуальный осмотр авиалайнера, включая экспертизу утечки топлива, выполнил техник авиакомпании Pan American. Также в Балтиморе Clipper Tradewind был дозаправлен, при этом в его баки залили 27,4 тысячи фунтов керосина «A». Теперь оценочный объём и состав топливных смесей был распределён по бакам самолёта следующим образом: резервные баки № 1 и 4 — примерно по 1,81 галлона, 69 % «B»; основные баки № 1 и 4 — по 12 000 фунтов, 31 % «B»; центральный бак — остаток около 15,05 галлонов, 100 % «B». По оценке, температура топлива в резервных баках составляла 42 °F (5,5 °C), в системе — 46 °F (7,8 °C). Взятые впоследствии в аэропортах Айдлуайлд, Сан-Хуан и Балтимор пробы топлива не выявили никаких отклонений от норм. В Балтиморе командир Кнут встретился с представителем авиакомпании и обсудил погоду на участке от Балтимора до Филадельфии, а также получил прогноз погоды за 19:00. Также командир был предупреждён, что фронт прошёл Балтимор относительно недавно и по оценке будет в Филадельфии в 20:25[8].

Вылет из Балтимора

В 20:24 Clipper Tradewind с 8 членами экипажа и 73 пассажирами на борту вылетел из Балтимора в Филадельфию. Согласно плану, полёт должен был проходить под радиолокационным контролем. После взлёта рейс 214 должен был пройти Порт-Герман, воздушный коридор Victor 44 и Victor 443 на высоте 4000 футов (1,2 км), при этом после Порт-Германа и следуя по Victor 443 следовало получить прямое разрешение от диспетчерского центра в Нью-Касле на следование в Филадельфию. Рейс 214, как и было задумано, занял воздушный коридор Victor 44, после чего Балтимор-контроль дал указание переходить на связь с центром управления воздушным движением в Нью-Касле. Диспетчер контроля наблюдал за Clipper 214 по радиолокатору вплоть до 20:31, когда самолёт находился на удалении 8 миль к западу от Рок-Холла, при этом никакого необычного влияния погоды на полёт не замечалось[8][9].

Когда рейс 214 перешёл на связь с Нью-Каслом, то получил разрешение подниматься до 5000 футов (1,5 км) с докладом о занятии данной высоты. Стоит при этом отметить, что радар в диспетчерском центре Нью-Касла отсутствовал. В 20:42 с самолёта доложили о занятии высоты 5000 футов, на что диспетчер в Нью-Касле дал указание переходить на связь с диспетчером подхода в Филадельфии. Экипаж перешёл на связь с Филадельфия-подход и получил следующую информацию[9]:

Филадельфия, погода сейчас: [облачность] семь сотен рассеянная, замеренная восемь сотен переменная, одна тысяча с просветами, [видимость] шесть миль, ливневый дождь, высотомер два девять четыре пять, у земли ветер двести восемь градусов, двадцать [узлов] с порывами до тридцати [узлов]. У меня уже пять самолётов выбрали… переждать опасный ветер. …Вы хотите получить разрешение на заход, или вы не будете пересекать границу вихря… проходящего над Филадельфией[9]?

Катастрофа

Экипаж сообщил, что они будут находиться в зоне ожидания к западу от радиомаяка Нью-Касл на направлении 270° и рассчитывают получить разрешение на посадку в 21:10. Далее экипаж запросил и получил разрешение на прямой вход в зону ожидания. В 20:50:45 с рейса PA-214 доложили о готовности начать выполнять подход, на что диспетчер сказал пока сохранять высоту, а разрешение на посадку будет дано как только будет возможно. На это с самолёта ответили: Понял, не спешите. Просто хотим, чтобы вы знали… Ждём разрешение. Согласно показаниям очевидцев на земле, в данном регионе в это время была гроза и шёл небольшой дождь. По данным метеостанции в Уилмингтоне в 8 милях к востоку, в 20:54 там началась гроза с небольшим дождём, переменная облачность с нижней границей 900 футов (274 м) и сплошная с нижней границей 4000 футов (1,2 км), ветер западный, юго-западный 10 узлов[9][10].

С момента предыдущего радиосообщения от рейса 214 прошло 8 минут, когда в 20:58:56 на частоте 124.6 (Филадельфия-подход) неожиданно прозвучало следующее радиосообщение: Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй[* 3]. Клипаер 214 потерял управление. Мы падаем. Затем через несколько секунд на той же частоте, но уже с другого самолёта передали: Клиппер 214 падает, объятый пламенем. Второе сообщение было передано вторым пилотом рейса NAL 16 авиакомпании National Airlines</span>ruen. Рейс 16 находился на той же схеме ожидания, что и рейс 214, но на 1000 футов выше, и его второй пилот стал свидетелем катастрофы самолёта Pan American. В 20:59 горящий «Боинг» врезался в поле в двух милях к востоку от городка Элктон[9], полностью разрушился и сгорел. Все 8 членов экипажа и 73 пассажира погибли[1].

Расследование

Показания свидетелей

Второй пилот рейса 16 указывал, что в зоне ожидания стояла тихая погода, небо покрывали облака, через разрывы в которых можно было увидеть огни на земле, и шёл небольшой дождь. Также экипаж рейса 16 сообщил, что в их самолёт несколько раз били молнии. Позже следователи обнаружили признаки повреждений молниями на кончиках левой плоскости крыла и на хвостовом оперении[10].

Были опрошены 140 свидетелей на земле. 99 из них заявили, что видели в небе самолёт, либо полыхающий объект. Из этих очевидцев 72 видели молнию, а 7 утверждали, что видели как молния ударила в самолёт. Другие 3 очевидца видели, как у развилки молнии, либо на другом конце появился огненный шар. 72 очевидца утверждали, что взрыв произошёл одновременно, либо сразу после удара молнии. Со слов 27 свидетелей, пожар произошёл через очень короткий промежуток времени после удара молнии. 23 свидетеля увидели взрыв, после которого уже начался пожар. 38 человек упомянули о взрыве при ударе. Помимо этого, 28 очевидцев видели, как от самолёта ещё в воздухе начали отделяться предметы, а 48 наблюдали падающие горящие части самолёта[10].

Анализ

Экипаж самолёта был квалифицирован и имел необходимую для выполнения данного рейса подготовку. На рейс были получены необходимые указания и разрешения, а выполнялся он в соответствие с правилами управления воздушным движением. Как показала история борта N709PA, в его конструкции не было ни одного элемента, который мог бы стать причиной катастрофы. Также не найдено доказательств, что до столкновения с землёй экипаж потерял трудоспособность. Другие самолёты выполняли рейсы в и из Филадельфии непосредственно до и после катастрофы. Около Филадельфии находились грозы и области высокой турбулентности, но при этом в районе катастрофы рейса 214 турбулентность была слабой и умеренной, а потому не могла привести к потере управления или разрушению конструкции. В облаках наблюдалось обледенение, но и это не могло привести к катастрофе. Выданный экипажу в Сан-Хуане прогноз погоды был на удовлетворительном уровне. Выданный в Балтиморе прогноз погоды не был полным, но всё же в нём было указано прохождение холодного фронта мимо Филадельфии, а к прибытию рейса 214 погода улучшиться. В районе катастрофы шла гроза, но наличие отдельных гроз было указано в прогнозе погоды[11].

Согласно данным бортовых самописцев, полёт с момента взлёта в Балтиморе продолжался 32 минуты 15 секунд и проходил нормально. Затем через 32 минуты 15 секунд после взлёта на левой плоскости произошёл взрыв. Пилоты ещё несколько секунд сохраняли контроль за самолётом, но затем последний опустил нос и понёсся вниз. Теперь требовалось выяснить, что стало причиной взрыва. Доказательств, что его вызвало разрушение или сбой в работе двигателя нет. Однако пожар при этом повредил левое крыло внутри у задней кромки, левое горизонтальное оперение, а также левую сторону киля. Это вызвало предположение, что пожар был вызван утечкой топлива на левой стороне крыла у задней кромки. Причин утечки могло быть несколько, включая трещину в заднем лонжероне или отходящей трубки резервного бака. Вытекая, топливо начнёт собираться внизу у задней кромки. Хотя конструкция крыла такова, что топливо продолжит стекать вниз, но всякие препятствия, в том числе и малозаметные, приведут к тому, что топливо всё же будет накапливаться, а затем воспламенится, вызвав пожар внутри полости крыла. Жар от пожара потом мог привести к воспламенению топливовоздушной смеси в первом топливном баке, а затем и к взрыву бака с разрушением крыла[11][12].

Однако при более тщательном изучении обломков на передней кромке левого горизонтального хвостового стабилизатора были обнаружены брызги металла, а левый руль высоты оказался повреждён огнём. Здесь стоит учесть аэродинамику самолёта, когда отходящий от крыла воздушный поток проходит гораздо ниже хвостового оперения, чтобы не «затенять» его. Такие повреждения стабилизатора могла вызвать ударившаяся в него отделившаяся внешняя левая часть крыла. Стоит однако заметить, что имеющиеся повреждения вертикального оперения могли быть получены при пожаре в задней части крыла в нормальном горизонтальном полёте. Обследование обломков показало, что взорвались левый резервный, центральный и правый резервный топливные баки. Изучение рисунка обломков в сочетании с повреждениями от пожара привело к выводу, что первый взрыв произошёл в левом резервном баке, причём на отделившихся частях до взрыва пожара не было. Последовательность и точную хронологию последующих взрывов установить не удалось, да это и было не столь важно[12].

Свидетели описывали, что при падении горели обе плоскости крыла. А значит, что основные баки, которые примыкали к резервным и центральному бакам и при этом содержали топливо, оказались пробиты, после чего вытекшее из них топливо воспламенилось. В частности, именно утечка и воспламенение топлива из левого основного бака (№ 1) и привели к повреждению заднего лонжерона и внешних элеронов. Также из-за сильного пожара произошло отделение пилонов двигателей. Очень много усилий было потрачено на поиск улик, которые позволили бы найти причину взрыва левого резервного топливного бака. И тут помогли показания очевидцев, в том числе и высококвалифицированных, которые указывали, что перед взрывом наблюдали мощный грозовой разряд, а многие даже указывали, что удар пришёлся непосредственно в самолёт. Следователи обнаружили следы повреждений от молнии на левом кончике крыла, но не было никаких повреждений обшивки над топливным баком или системой вентиляции, а значит прямой связи между повреждениями законцовки крыла со взрывом топливного бака не было[12].

Были предприняты попытки найти доказательства, что молния вызвала коронный разряд, который затем воспламенил топливо-воздушную смесь. Но эти попытки оказались безрезультатными. Таким образом, не было доказательств, что именно удар молнии привёл к взрыву топливного бака, но и исключать эту версию ещё было нельзя. Тогда были начаты поиски признаков стримеров, которые появляются, когда молния ещё на своём начальном этапе «жизни». И следы стримеров нашли, а значит вероятный источник воспламенения топливо-воздушной смеси был обнаружен. Стоит отметить, что природа молний на тот момент была ещё плохо изучена, при этом при ударе молнии могла появляться и плазма, которая тоже имеет высокую температуру и может воспламенить пары топлива. Точно установить механизм зажигания паров топлива не представлялось возможным, но теперь все имеющиеся свидетельства указывали, что его привёл в действие удар молнии. Учитывая, что первым взорвался левый резервный топливный бак, возгорание началось либо в нём, либо у соседнего бака, либо вовсе в выходном левом отверстии. Так как вентиляционная система соединяет все баки и выходы, то по ней пламя распространилось по остальным бакам[13].

Хотя на то время применяемые методы по защите от молний и находились на удовлетворительном уровне, катастрофа Clipper Tradewind показала, что требуется их улучшение[13]. К тому же было отмечено, что взрыв произошёл не из-за прямого удара молнии в районе бака. Высказывались мнения, что одним из факторов катастрофы стало смешивание двух разных сортов керосина, а пары этой смеси могли оказаться более взрывоопасными. Но по мнению комиссии, если вся авиационная отрасль перейдёт на один тип керосина, то это не сильно повысит безопасность. Куда более важным, по мнению комиссии, было проведение дополнительных исследований по изучению природы молний, а также заодно и изучение свойств паров авиационных керосинов в условиях реальных полётов[14].

Причины

Согласно заключению комиссии Совета по гражданской авиации, причиной катастрофы рейса PA-214 стал удар молнии, который воспламенил топливо-воздушную смесь в левом резервном топливном баке, в результате чего произошёл взрыв этого бака с разрушением конструкции левой внешней части крыла, а затем и потеря управления[14].

Последствия катастрофы

По результатам расследования причин авиакатастрофы в Элктоне Федеральное управление гражданской авиации США выпустило ряд рекомендаций по предотвращению подобных катастроф[15]:

  1. Установить статические разрядники на все самолёты с газотурбинными двигателями, которые ими ещё не оборудованы. Разбившийся самолёт был шестым представителем типа Boeing 707, то есть из ранней партии, когда разрядники ещё не применялись.
  2. Пересмотреть проблему, что пламегасители находились у вентиляционных отверстий топливных баков. В результате защищая топливные баки от взрыва, вызванного статическим разрядом, пламегасители могли воспламенить топливо-воздушную смесь в районе вентиляционных отверстий.
  3. Рассмотреть такой вариант по решению предыдущего пункта — добавлять воздух в вентиляционную систему, чтобы снизить вероятность воспламенения выходящей из вентиляционного отверстия топливо-воздушной смеси.
  4. Расположение уравнительных баков снаружи резервных баков, то есть у оконечностей крыла, делает их потенциально уязвимыми к ударам молний. Это подтверждалось изучением обломков борта N709PA, где на обшивке крыла в районе законцовок имелись следы прямого попадания молнии. При этом обшивка крыла также служила и стенками уравнительных баков. Поэтому повышению пожаробезопасности могло помочь применение для уравнительных баков отдельных стенкок, между которыми и обшивкой крыла должен был быть воздушный зазор. Либо, как вариант, увеличить толщину обшивки с целью исключения её прогорания при попадании молнии.
  5. Рассмотреть возможность использования в гражданской авиации только авиационного керосина типа «A», так как, согласно диаграммам, которые предоставила ESSO, его пары имеют меньший диапазон температур воспламенения по сравнению с парами керосина типа «B».
  6. Необходимо найти практическое решение по исключению взрывов топливо-воздушной смеси в баках. Например, можно создать над топливом инертную среду путём закачивания инертного газа. Ещё одним вариантом может быть усиление вентиляции воздуха в баках, чтобы топливо-воздушная смесь была слишком обеднённой для воспламенения. Могут быть ещё способы, которые можно внедрить на уже эксплуатируемых и ещё создающихся воздушных судах, а для этого управление гражданской авиации вместе с советом авиационной безопасности должно запросить помощи у авиационной и нефтяной промышленности, а заодно правительства и оборонных ведомств. По мнению управления авиации, все затраты по решению этого вопроса будут вполне соизмеримы с полученными преимуществами.

Стоит заметить, что катастрофа рейса 214 была не единственной в своём роде за последние годы. Так за 4 года до этого, 26 июня 1959 года в Италии из-за попадания в крыло молнии и взрыва топливного бака потерпел катастрофу Lockheed L-1649 американской авиакомпании Trans World Airlines, при этом официально погибли 68 человек (неофициально — 69)[16]. 6 января 1964 года, то есть менее, чем через месяц после катастрофы у Элктона, Федеральное управление авиации совместно с НАСА направило в правительство письмо, в котором указало на необходимость создания комитета по изучению молниезащиты топливных систем[17]. Уже 8 января, то есть через пару дней, сформированный комитет провёл своё первое заседание[18].

12 декабря 1964 года Федеральным управлением гражданской авиации было издано распоряжение лётной годности, чтобы на самолётах Boeing 707 и Boeing 720 в районе выходных отверстий топливных баков были установлены дополнительные алюминиевые панели, а для повышения защиты от удара молнии требовалось также использовать листы стеклоткани размерами 20 на 36 дюймов (0,5 на 0,9 метра)[19]. Затем 30 июня 1965 года было издано распоряжение об изменении на самолётах Boeing 707, Boeing 720 и Boeing 727 конструкции панелей доступа к топливным бакам, включая удаление фенольной изоляции, чтобы предотвратить вероятность образования внутри бака искр при попадании в самолёт молнии[20]. А 10 сентября 1967 года было издано распоряжение об изменении конструкции пламегасителей на самолётах Boeing 707 и Boeing 720, за исключением B-707-300B и B-707-300C[21].

Вообще самолёт Boeing 707 разрабатывался в соответствие с Положениями гражданской авиации (англ. Civil Air Regulations) от 31 декабря 1953 года, где в пункте 4b.421 об испытаниях топливных баков такой момент, как попадание молнии, даже не упоминается[22]. Тогда 28 декабря 1965 года Федеральное управление гражданской авиации издало поправку 65-43 с предложением об изменении правил, по которому 7 августа 1967 года в Положения было добавлено правило «Fuel system lightning protection»[* 4]: Топливная система должна быть спроектирована и расположена таким образом, чтобы исключить воспламенение топлива в системе от прямых или поверхностных ударов молнии, стримеров и коронных разрядов[23]. А 8 мая 1970 года было добавлено правило «Lightning protection» по защите самолёта и его компонентов от эффектов, возникающих при попадании в самолёт молнии[24][* 5].

См. также

Аналогичные катастрофы

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Boeing 707 в Элктоне"

Примечания

Комментарии

  1. Керосин типа «A» предназначен для использования в газовых турбинах и имеет температуру вспышки 110—150° F (230—300° C). Керосин типа «B» по составу ближе к бензину и используется в турбинах с максимальным рабочим давлением 3 фунта на кв. дюйм
  2. Здесь и далее указано Североамериканское восточное время — EST
  3. Mayday — сигнал бедствия
  4. На 2014 год в Федеральном авиационном реестре это пункт 25.954
  5. На 2014 год в Федеральном авиационном реестре это пункт 25.581

Источники

  1. 1 2 CAB Final report, p. 1
  2. [aviation-safety.net/database/record.php?id=19631208-0 ASN Aircraft accident Boeing 707-121 N709PA Elkton, MD] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 11 ноября 2014.
  3. [web.archive.org/web/20051125201302/www.guinnessworldrecords.com/content_pages/record.asp?recordid=53285 Worst Lightning Strike Death Toll] (англ.). Проверено 11 ноября 2014.
  4. [ru.onespotter.com/aircraft/id/352922/N709PA N709PA Clipper Tradewind Boeing 707-121, заводской 17588 / 3, двигатели JT3C] (рус.). OneSpotter.com. Проверено 11 ноября 2014.
  5. [www.logbookmag.com/databases/articles.asp?ID=127&CatID=47 Pan American Airways - Fleet List and Airframe Histories - The Boeing Jet Fleet (707 and 720)] (англ.). Logbook Magazine. Проверено 11 ноября 2014.
  6. 1 2 CAB Final report, p. ii
  7. 1 2 3 4 5 6 CAB Final report, p. i
  8. 1 2 3 CAB Final report, p. 2
  9. 1 2 3 4 5 6 CAB Final report, p. 3
  10. 1 2 3 CAB Final report, p. 4
  11. 1 2 CAB Final report, p. 10
  12. 1 2 3 CAB Final report, p. 11
  13. 1 2 CAB Final report, p. 12
  14. 1 2 CAB Final report, p. 13
  15. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/Safety_Recommendations.pdf Safety Recommendations Boeing 707-121, N709PA accident Elkton, Maryland December 8, 1963] (англ.). Проверено 8 января 2015.
  16. [www.olgiateolona26giugno1959.org/fatto.html 26 giugno 1959: l’incidente] (итал.). Olgiate Olona 26 giugno 1959. Проверено 8 января 2015.
  17. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/letter.pdf PROGRAM FOR INVESTIGATION OF AIRCRAFT LIGHTNING PROTECTION MEASURES] (англ.) (6 January 1964). Проверено 8 января 2015.
  18. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/minutes_meeting.pdf First Meeting of Technical Committee on Lightning] (англ.) (8 January 1964). Проверено 8 января 2015.
  19. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/AD64-05-01.pdf AD 64-05-01] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 8 января 2015.
  20. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/AD64-03-01.pdf AD 64-03-01] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 8 января 2015.
  21. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/AD67-23-02.pdf AD 67-23-02] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 8 января 2015.
  22. 4b.421 Fuel tank tests. // [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/B707_regs_4b.pdf AIRPLANE AIRWORTHINESS TRANSPQRT CATEGORIES] / CIVIL AERONAUTICS BOARD. — WASHINGTON: Superintendent d Document., U. S.Government Printin. Office, 1954. — P. 31.
  23. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/25.581.pdf Sec. 25.581] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 8 января 2015.
  24. [lessonslearned.faa.gov/PanAm214/25.581.pdf Sec. 25.981] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 8 января 2015.

Ссылки

  • [youtube.com/watch?v=C0umWIPCPd4 Pan Am Boeing 707 Promo Film] на YouTube — рекламный фильм 1959 года. С 15:35 можно увидеть борт N709PA Clipper Tradewind.
  • [www.baaa-acro.com/1963/archives/crash-of-a-boeing-707-in-philadelphia-81-killed/ Crash of a Boeing 707 in Philadelphia: 81 killed] (англ.). B3A Aircraft Accidents Archives. — есть подборка фотографий последствий катастрофы. Проверено 11 ноября 2014.

Литература

Отрывок, характеризующий Катастрофа Boeing 707 в Элктоне



В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.