Катастрофа Boeing 747 под Токио

Рейс 123 Japan Airlines
Компьютерная реконструкция катастрофы
Общие сведения
Дата	12 августа 1985 года
Время	18:56 JST
Характер	CFIT (врезался в гору)
Причина	LOC-I (потеря управления), отрыв стабилизатора, ошибки при ремонте
Место	гора Оцутака (село Уэно, префектура Гумма), в 112 км от Токио, Япония
Координаты	36°00′05″ с. ш. 138°41′38″ в. д.36.00139° с. ш. 138.69389° в. д. / 36.00139; 138.69389
Погибшие	520
Раненые	4
Воздушное судно
Разбившийся самолёт за год до катастрофы
Модель	Boeing 747SR-46
Авиакомпания	Japan Airlines
Пункт вылета	Международный аэропорт Ханэда, Токио (Япония)
Пункт назначения	Международный аэропорт Осака, Осака (Япония)
Рейс	JAL 123
Бортовой номер	JA8119
Дата выпуска	28 января 1974 года (первый полет)
Пассажиры	509
Экипаж	15
Выживших	4

Катастрофа Boeing 747 под Токио — крупнейшая авиационная катастрофа, произошедшая 12 августа 1985 года. Авиалайнер Boeing 747SR-46 авиакомпании Japan Airlines совершал рейс JAL 123 по маршруту Токио—Осака, но через 12 минут после взлёта лишился вертикального хвостового стабилизатора. Экипаж продержал неуправляемый авиалайнер в воздухе 32 минуты, но самолёт потерял управление и врезался в гору Оцутака в 112 километрах от Токио. Погибло 520 человек (15 членов экипажа и 505 пассажиров), выжило только 4 человека.

Это вторая по количеству жертв катастрофа за всю историю авиации (после столкновения двух Boeing 747 на Тенерифе) и крупнейшая катастрофа одного самолёта.

Сведения о рейсе 123

Самолёт

Boeing 747SR-46 (регистрационный номер JA8119, заводской 20783, серийный 230) был выпущен корпорацией «Boeing» по спецзаказу для эксплуатации на внутренних линиях Японии. Первый полёт совершил 28 января 1974 года, а 19 февраля того же года был передан авиакомпании Japan Airlines. Оснащён четырьмя двухконтурными турбореактивными двигателями Pratt & Whitney JT9D-7A. На день катастрофы лайнер совершил 18835 циклов «взлёт-посадка» и налетал 25030 часов.

Экипаж

Самолётом управлял очень опытный экипаж, состав которого был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 49-летний Масами Такахама (англ. Masami Takahama, яп. 高浜 雅己). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании Japan Airlines 19 лет (с 1 декабря 1966 года). Управлял самолётами YS-11, Boeing 727 и Douglas DC-8. В должности командира Boeing 747 — с 1 июля 1975 года. Налетал 12423 часа, 4842 из них на Boeing 747.
• Второй пилот — 39-летний Ютака Сасаки (англ. Yutaka Sasaki, яп. 佐々木 祐). Опытный пилот, поработал в авиакомпании Japan Airlines 15 лет (с 18 апреля 1970 года). В качестве второго пилота управлял самолётом Douglas DC-8. В должности второго пилота Boeing 747 — с 23 мая 1979 года. Налетал 3963 часа, 2665 из них на Boeing 747.
• Бортинженер — 46-летний Хироси Фукуда (англ. Hiroshi Fukuda, яп. 福田 博). Проработал в авиакомпании Japan Airlines 28 лет (с 1 апреля 1957 года). В качестве бортинженера управлял самолётами Douglas DC-6, Boeing 727 и Douglas DC-8. В должности бортинженера Boeing 747 — с 7 ноября 1972 года. Налетал 9831 час, 3846 из них на Boeing 747.

В салоне самолёта работали 12 бортпроводников:

• Дзюн Хатано (англ. Jun Hatano, яп. 波多野 純), 39 лет — старший бортпроводник. В авиакомпании Japan Airlines с 18 октября 1969 года. Налетал 10225 часов.
• Марико Аката (англ. Mariko Akata, яп. 赤田 真理子), 31 год. В авиакомпании Japan Airlines с 17 января 1975 года. Налетала 4815 часов.
• Мицуё Эбина (англ. Mitsuyo Ebina, яп. 海老名 光代), 28 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 1 сентября 1977 года. Налетала 4432 часа.
• Каори Фудзита (англ. Kaori Fujita, яп. 藤田 香), 28 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 10 января 1979 года. Налетала 3541 час.
• Сатиё Кихара (англ. Sachiyo Kihara, яп. 木原 幸代), 30 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 22 января 1974 года. Налетала 5704 часа.
• Рэйко Миямити (англ. Reiko Miyamichi, яп. 宮道 令子), 30 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 1 декабря 1977 года. Налетала 3161 час.
• Юмико Цусима (англ. Yumiko Tsushima, яп. 対島 祐三子), 29 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 5 января 1978 года. Налетала 4227 часов.
• Масаё Ёсида (англ. Masayo Yoshida, яп. 吉田 雅代), 27 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 5 января 1978 года. Налетала 4165 часов.
• Кёко Хатано (англ. Kyoko Hatano, яп. 波多野 京子), 24 года. В авиакомпании Japan Airlines с 12 января 1984 года. Налетала 549 часов.
• Микико Оно (англ. Mikiko Ōno, яп. 大野 美紀子), 26 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 20 мая 1982 года. Налетала 1610 часов.
• Сэйко Оно (англ. Seiko Ōno, яп. 大野 聖子), 24 года. В авиакомпании Japan Airlines с 19 июня 1984 года. Налетала 363 часа.
• Юмико Сирабэёси (англ. Yumiko Shirabeyoshi, яп. 白拍子 由美子), 25 лет. В авиакомпании Japan Airlines с 24 ноября 1981 года. Налетала 2179 часов.

Пассажиры

12 августа в Японии накануне праздника Обон был каникулярный период, когда многие японцы делают ежегодные поездки в родные города и на курорты. В международном аэропорту Ханэда было большое оживление. Все хотели попасть домой как можно скорее, потому что праздник Обон принято встречать с семьёй. Все билеты были раскуплены, авиалайнеры были забиты до отказа даже на внутренних рейсах. В итоге на рейс JAL 123 из Токио в Осаку сели 509 пассажиров. Всего на борту самолёта находилось 524 человека — 509 пассажиров и 15 членов экипажа.

Гражданство	Пассажиры	Экипаж	Всего
Япония	487	15	502
Китай	1	0	1
Германия	2	0	2
Индия	3	0	3
Италия	2	0	2
Гонконг	4	0	4
Республика Корея	3	0	3
Великобритания	1	0	1
США	6	0	6
Всего	509	15	524

Среди пассажиров на борту самолёта находились:

• Кю Сакамото (англ. Kyu Sakamoto, яп. 坂本九), известный японский певец.
• Юми Отиаи (англ. Yumi Ochiai, яп. 落合 由美), 26-летняя стюардесса авиакомпании Japan Airlines, но в тот день у неё был выходной и она летела как пассажир.
• Коумо Сосеке (англ. Koumo Soseke), глава лесного хозяйства префектуры Осака.
• Акихиса Юкава (англ. Akihisa Yukawa, яп. 明久湯川), японский банкир, отец скрипачки Дианы Юкава.

Хронология событий

Предшествующие обстоятельства

В 16:50 Boeing 747SR-46 борт JA8119 вернулся в аэропорт Ханэда, выполнив очередной внутренний рейс (JAL 514 Титосэ—Токио). Самолёт был дозаправлен, экипаж в кабине остался тот же. Командир экипажа сидел в кресле второго пилота, а в командирском кресле сидел второй пилот, которого скоро должны были назначить командиром экипажа. В 18:04 рейс JAL 123 начал выруливать на взлётную полосу №15L. Несмотря на причинённые неудобства, пассажиры не проявляли ни малейшего недовольства и ждали, когда начнется 54-минутный рейс из Токио в Осаку. В 18:12 рейс JAL 123 вылетел из Токио.

Отрыв вертикального хвостового стабилизатора

В 18:24 рейс Japan Airlines-123 занял эшелон FL240 (7200 метров).

18:24:10	БП	Несколько пассажиров нажали кнопку вызова. Я могу выйти к ним?
	КВС	Только осторожно… осторожнее… и побыстрее.
	БП	Хорошо.

В 18:24:34 самолёт сотрясает взрыв. С треском отрывается вертикальный хвостовой стабилизатор, давление в салоне падает, самолёт теряет управление.

18:24:34		В хвосте самолёта раздаётся звук, похожий на взрыв. Биип… Биип… Биип… (в кабине срабатывает аварийная сигнализация).
	БИ	Эх! Сигнализация отключается.
	КВС	Что произошло? Проверить шасси… Шасси!
18:24:44	БП	(по внутренней связи) Прошу надеть кислородные маски, пристегнуть привязные ремни, мы приступаем к аварийной посадке…
	БП	Прошу внимания… пассажиры с детьми… пассажиры… приготовьтесь к…
18:24:46	КВС	Код ответчика 77.

В пилотской кабине сработала сигнализация о резком падении давления в салоне. Пилоты пытались выяснить причину взрыва в хвостовой части самолёта, сопровождавшегося разгерметизацией. Поскольку самолёт продолжал лететь нормально, экипаж не сразу понял, насколько все серьезно. КВС предположил, что сорвало створки шасси. Бортинженер сообщил о неисправности гидросистем. Командир принял решение лечь на обратный курс, второй пилот повернул штурвал вправо, но самолёт не слушался руля. Все четыре гидравлические системы вышли из строя, самолёт стал неуправляемым.

18:24:54	?	Давление в гидро упало.
	?	Желтый горит на… (нрзб).
18:25:03		Срабатывает аварийная сигнализация.
18:25:13	КВС	Правый разворот…
18:25:14	КВС	Правый разворот!
	2П	Выполняю.
	КВС	Так.
18:25:50	КВС	Не так круто.
	2П	Да, сэр.
18:26:08	КВС	Попытайся восстановить (давление в гидросистеме).
	2П	Не восстанавливается.
18:26:12	КВС	Набор высоты.
18:26:25	КВС	Вся гидравлика вышла из строя?
	2П	Да, сэр.
	КВС	Снижаемся.
	2П	Да, сэр.
	БИ	Это… (нрзб).
	КВС	Снижение.
		Срабатывает аварийная сигнализация.
	КВС	Что это за звук?
18:26:45	КВС	Правый разворот.
	2П	Правый разворот.
18:27:37	КВС	Давай влево.
18:27:46	?	Давление в гидро совсем упало. Совсем?
	?	Совсем. Совсем… Да.

Через 6 минут после того, как Управление воздушным движением Токио начало вести самолёт, на экране диспетчера появился аварийный код ответчика — 7700. Командир сообщает диспетчеру о проблеме, намерении вернуться в аэропорт Ханэда и снижении до 6600 метров. Диспетчер сообщает КВС о том, что все просьбы будут выполнены и даёт радарный вектор на Осиму.

В 18:28 срабатывает аварийная сигнализация «ОТКРЫТА ДВЕРЬ №5».

18:28:48	КВС	Левый разворот.
18:29:00	КВС	(нрзб) …падает.
	2П	Да, сэр. Я пытаюсь.
18:30:27	БИ	Произошла разгерметизация кабины.
18:30:52	2П	Давление в кабине падает.

Между экипажем и центром УВД обсуждались варианты места посадки рейса 123: международный аэропорт Тюбу в Нагое, база ВВС США в Йокоте и аэропорт Ханэда. УВД Токио предлагало КВС сесть в Нагое, в 115 километрах, но он решил вернуться в Ханэду.

Борьба за управление

18:33. Двигатели ещё подчиняются воле пилотов. КВС предпринимал всё, чтобы повернуть рейс 123 на обратный курс. Но лишённый киля самолёт с возрастающей амплитудой продолжал раскачиваться по всем трём осям. Самолёт продолжал лететь и одновременно то набирать высоту, то резко снижаться, при этом раскачиваясь то вправо, то влево. Некоторым пассажирам от такой болтанки стало плохо.

Пилоты пытались управлять самолётом при помощи двигателей, хотя это было трудно. Дифференцируя тягу левых и правых двигателей, экипажу удалось повернуть самолёт на восток и рейс 123 лёг на курс, благоприятный для посадки в аэропорту Ханэда. Когда самолёт поравнялся с горой Фудзияма, пилоты попытались повести его на снижение. Однако скорость резко выросла, и чтобы её уменьшить, пилотам пришлось аварийно выпустить шасси.

В 18:41 на высоте 6600 метров самолёт стал полностью неуправляемым и сделал круг радиусом 4 км. Отчаянными усилиями командиру удалось вернуть рейс 123 на прежний курс.

18:47:00	УВД Токио	Сейчас вы можете пилотировать?
	КВС	Самолёт неуправляем… Эй, впереди гора… Разворот вправо. Падаем! Мы врежемся в гору!

Экипаж использует всю мощность двигателей, чтобы набрать высоту, но самолёт начинает произвольно кабрировать и стремительно падать. Пролетев над полуостровом Идзу и заливом Суруга самолёт на скорости 173 км/ч проследовал в северо-западном направлении.

18:48:00	БИ	Увеличить обороты?
	КВС	Увеличить, увеличить… Эх… нет… начинаем валиться.
	КВС	Максимальная тяга.
	БИ	Скорость растёт, скорость… Держать!

До катастрофы осталось пять минут.

Катастрофа

Экипаж до самого конца пытается спасти самолёт и пассажиров на борту.

18:50:55	КВС	Скорость 20 узлов.
	2П	Да, сэр.
	КВС	Не опускать нос(овую часть). Это увеличивает скорость.
	2П	Да, сэр.
18:51:04	КВС	Нос опускается.
	2П	Да, сэр. Поднять нос, поднять! Мне выпустить закрылки?
	КВС	Не поможет.
	2П	Нет, сэр, с аварийными.
	БИ	Можно выпустить аварийные закрылки.
18:51:22	КВС	Опустить нос…
	КВС	В две руки…
	2П	Да, сэр.
18:51:29	КВС	Опустить нос.
	КВС	Да. Тяга.
	БИ	Я увеличил тягу.
	2П	Да, сэр.
18:51:41	КВС	Опустить нос.
18:51:47	КВС	Выдерживать.
		Сигнализация отключается.
	БИ	Закрылки выпущены с аварийными.
	КВС	Опустить нос.
	2П	Да. сэр.
18:53:13	КВС	Поднять нос.
	КВС	Тяга.
	БИ	Увеличил.
	2П	Это сто девятнадцать и семь… номер два.
		Срабатывает аварийная сигнализация.
18:54:16	КВС	Влево, левый разворот!
	2П	Да, сэр.
	БИ	Да, сто десять.
	КВС	Левый разворот.
	2П	Это сто девятнадцать и семь.
		Сигнализация отключается.
	КВС	Уточните наше положение.
	БИ	Да, сэр, я спрошу их.
	УВД Токио	JAL 123, вы находитесь пять… пять… в 45 милях к северо-западу от Ханэда.
	БИ	К северо-западу от Ханэда. Сколько-сколько миль?!
	УВД Токио	Да, понял. По нашему радару вы в 55 милях к северо-западу от Ханэда, в 25 милях западнее Камогавы. Вас понял, я буду говорить по-японски. Мы обеспечим вам посадку в любое время. База Йокота также готова вас принять. Сообщите о ваших намерениях.
18:54:40	КВС	Поднять нос.
18:54:47	КВС	Опустить нос…
	2П	Да. сэр.
18:54:55	БИ	Они сказали, что мы в 25 западнее Камогавы.
	КВС	Закрылки все выпущены?
18:55:04	2П	Да, сэр. Закрылки 10.
18:55:15	КВС	Поднять нос.
	2П	Да. сэр.
18:55:17	КВС	Поднять нос… Поднять нос.
18:55:25	КВС	Поднять нос…
18:55:42	КВС	Стоп закрылки.
	?	Стоп.
18:55:48	КВС	Эй, держите закрылки… Не выпускать полностью.
	?	Убрать закрылки, убрать закрылки, убрать закрылки…
	?	Убрать закрылки.
	?	Да, сэр.
18:55:55	КВС	Тяга, тяга.
	КВС	Закрылки.
	2П	Я убрал.
	КВС	(нрзб).
18:56:05	КВС	Поднять нос… Поднять нос… Тяга.
18:56:14	GPWS	SINK RATE! WHOOP! WHOOP! PULL UP! WHOOP! WHOOP! PULL UP! WHOOP! WHOOP! PULL UP!
18:56:19	КВС	Это… это конец.
	GPWS	WHOOP! WHOOP! PULL UP!
18:56:23	Первый удар.
	GPWS	WHOOP! WHOOP! PULL UP!
18:56:26	Второй удар.
18:56:28	Конец записи.

Пытаясь избежать столкновения с горой, командир увеличил тягу двигателей, но эффект оказался противоположным ожидаемому: самолёт резко задрал нос вверх и едва не свалился в штопор. И всё-таки, используя максимальную тягу двигателей и выпуск закрылков от аварийной электросистемы, экипажу удалось выровнять самолёт. Но успех оказался временным: неуправляемый авиалайнер вновь опустил нос и устремился прямо на ближайшую вершину. Скорость снижения увеличилась. КВС приказал выпустить закрылки и прибавить обороты турбинам. Самолёт снова выровнялся, но на этот раз катастрофа была неизбежна. Правое полукрыло рейса 123 задело верхушки деревьев и оторвалось. Лайнер перевернулся и на большой скорости врезался в лесистый склон горы Оцутака на высоте 1457 метров в 112 километрах к северо-западу от Токио.

В результате удара лайнер полностью разрушился, его обломки разлетелись на расстояние до 5 километров. Тут же вспыхнул пожар. Столб густого чёрного дыма, поднявшийся над горой, позволил довольно быстро установить точное место катастрофы. В катастрофе погибли все 15 членов экипажа и 505 пассажиров. Выжило только 4 человека.

Спасательная операция

Конкуренция между многочисленными японскими службами спасения послужила причиной неразберихи и задержек, в то время как жертвы катастрофы ждали помощи. Военно-воздушные силы США предложили свою помощь в поиске. Американский самолёт C-130 первым обнаружил место падения самолёта спустя 20 минут после катастрофы и передал координаты японским спасателям. По ним вылетел японский вертолёт Bell UH-1, однако его экипаж следов выживших не нашёл. Не имея возможности приземлиться из-за склона в 45°, а также из-за пожара, бушевавшего практически на всей площади расположения обломков, командир вертолёта Судзу Амори (англ. Suzu Amory, яп. 珠洲市アモリー) принял решение вернуться на базу.

Только через 14 часов после крушения на место катастрофы всё же прибыла команда спасения японских сил самообороны. Она обнаружила четырёх выживших пассажиров, пострадавших от переохлаждения. Выжившими оказались две женщины и две маленькие девочки: 26-летняя Юми Отиаи (англ. Yumi Ochiai, яп. 落合 由美), стюардесса авиакомпании Japan Airlines, 34-летняя Хироко Ёсидзаки (англ. Hiroko Yoshizaki, яп. 吉崎 博子) со своей 8-летней дочерью Микико (англ. Mikiko Yoshizaki, яп. 吉崎 美紀子) и 12-летняя Кэйко Каваками (англ. Keiko Kawakami, яп. 川上 慶子) (последняя была найдена сидящей на дереве). Их немедленно доставили в токийский госпиталь. Все четверо выживших сидели в хвосте самолёта.

В ходе дальнейших поисковых работ были извлечены бортовые самописцы, а также было обнаружено большое количество записок пассажиров, в которых они прощались с семьями и родственниками.

Позднее одна из четверых выживших — Кэйко Каваками — рассказала в госпитале, что сразу после падения самолёта её отец (пассажир рейса 123) ещё разговаривал с ней, призывая не падать духом, а потом затих. Кроме того, она слышала крики и стоны других раненых. Эксперты установили, что значительное число пассажиров рейса 123 погибли на земле от ран и холода, поскольку спасателей направили к месту катастрофы слишком поздно. Врачи установили, что некоторые пассажиры оставались живы спустя 10 часов после катастрофы, но постепенно скончались.

Расследование

Расследованием причин катастрофы рейса JAL 123 занялась японская Комиссия по расследованию авиационных происшествий (AAIC).

В ходе расследования было установлено, что 2 июня 1978 года борт JA8119, заканчивая рейс JAL 115 по маршруту Токио—Осака, ударился хвостовой частью о взлётную полосу аэропорта Осаки, в результате чего был повреждён хвостовой гермошпангоут — переборка, отделяющая хвостовой пассажирский салон лайнера, в котором поддерживается примерно постоянное давление воздуха, от негерметичной хвостовой части самолёта. В процессе проведения ремонта не были выполнены технические условия, предусмотренные корпорацией «Boeing», согласно которым предписывалось произвести укрепление повреждённых половинок гермошпангоута с помощью цельной пластины-усилителя, закреплённой тремя рядами заклёпок. Проводившие ремонт техники вместо установки единого усилителя с тремя рядами заклёпок применили два отдельных усиливающих элемента, один из которых был закреплён двойным рядом заклёпок, а второй всего лишь одинарным. Под воздействием переменных нагрузок во время циклов «взлёт-посадка» металл толщиной 0,9 см в местах сверления постепенно разрушался и в конце концов не выдержал.

При наборе высоты в роковом рейсе ослабленный гермошпангоут не выдержал давления и разрушился. При этом он перебил трубопроводы гидравлических систем. Вырвавшийся из салона под большим давлением воздух поступил в полость вертикального хвостового стабилизатора, не рассчитанного на такую нагрузку. Это привело к отрыву стабилизатора и повреждению горизонтального оперения. Самолёт стал практически неуправляем.

Окончательный отчёт расследования AAIC был опубликован 19 июня 1987 года.

Последствия катастрофы

• Авиакомпания Japan Airlines приняла на себя часть ответственности за катастрофу, так как должным образом не проверила отремонтированный самолёт. Президент авиакомпании Ясумото Такаги (англ. Yasumoto Takagi, яп. 高木 養根) подал в отставку, а начальник технической службы авиакомпании в аэропорту Ханэда покончил жизнь самоубийством.
• Экстренный осмотр всех японских Boeing 747 выявил десятки неполадок и неисправностей, исправление которых отныне регулировалось в обязательном порядке во избежание повторения катастрофы.
• Авиакомпания Japan Airlines в знак уважения к пассажирам и экипажу рейса 123 сменила номер рейса Токио—Осака с JAL 123 на JAL 127 и теперь по этому маршруту летают Boeing 767 и Boeing 777.
• Подавляющая часть родственников погибших получила денежные компенсации от авиакомпании Japan Airlines, решив не доводить дело до судебных расследований.

Культурные аспекты

• Катастрофа рейса 123 показана в двух документальных сериалах телеканала «National Geographic Channel» — Расследования авиакатастроф (серия Без управления) и Секунды до катастрофы (серия Смертельный ужас над Токио).
• Катастрофа упоминается в книге И. А. Муромова «100 великих авиакатастроф» в главе Катастрофа «Боинга-747» под Токио.
• Запись «чёрного ящика» рейса 123 (концовка) присутствует в качестве скрытого трека в японском издании альбома немецкой индастриал метал-группы «Rammstein» «Reise, Reise».

См. также

• 100 крупнейших авиационных катастроф
  • Катастрофа A300 в Нью-Йорке — также отрыв вертикального стабилизатора

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19850812-1 Описание катастрофы на Aviation Safety Network]
•  (англ.) [www.mlit.go.jp/jtsb/eng-air_report/JA8119.pdf Aircraft Accident Report] — Окончательный отчёт расследования AAIC (на англ.)
•  (яп.) [jtsb.mlit.go.jp/jtsb/aircraft/download/bunkatsu.html#5 Aircraft Accident Report] — Окончательный отчёт расследования AAIC (на яп.)
• [www.youtube.com/watch?v=yJ6251OozAc JAL123 Tokyo control communications records]
• [www.geocities.jp/jal123jp1985/ Анимация катастрофы рейса JAL 123] (яп.)
• [jal123.com/FVR123.mp3 Оригинальная запись переговоров экипажа (на японском языке)] (WAV)
• [aviation-safety.net/investigation/cvr/transcripts/cvr_ja123.php Оригинальная запись переговоров экипажа (на английском языке)]
• [www.airliners.net/photo/Japan-Air-Lines/Boeing-747SR-46/0217820/L/ Фотография борта JA8119 до катастрофы]
• [video.yandex.ru/#search?text=%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5%20%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D1%84%20%D0%B1%D0%B5%D0%B7%20%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F&filmId=7105381-02-12 Расследования авиакатастроф: Без управления]

Отрывок, характеризующий Катастрофа Boeing 747 под Токио

Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.