Катастрофа C-47 в Сукове

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катастрофа в Сукове

Ли-2, являющийся копией C-47
Общие сведения
Дата

31 января 1946 года

Характер

Сваливание в штопор

Причина

Отказ двигателя, ошибка эипажа

Место

близ аэродрома Суково, Московская область (РСФСР, СССР)

Воздушное судно
Модель

Douglas C-47 Skytrain

Авиакомпания

Аэрофлот (МУТА ГВФ, 15 ато)

Пункт вылета

Быково, Москва

Пункт назначения

Внуково, Москва

Бортовой номер

СССР-Л854

Экипаж

5

Погибшие

3

Выживших

2

Катастрофа C-47 в Сукове — авиационная катастрофа гражданского самолёта Douglas C-47 Skytrain компании Аэрофлот, произошедшая в четверг 31 января 1946 года близ Сукова (Московская область, в настоящее время район Солнцево, Москва), в результате которой погибли три человека.





Самолёт

Рейс выполнял Douglas C-47 Skytrain с регистрационным номером СССР-Л854 (заводской — 12225 или 42-92426)[1].

Экипаж

Катастрофа

Самолёт выполнял короткий перегоночный рейс в пределах Москвы с аэропорта Быково а аэропорт Внуково, где уже должна была выполняться загрузка. Полёт проходил на высоте 250 метров, а с момента вылета прошло 15 минут, когда вдруг отказал левый двигатель. Поблизости находился аэродром Суково, к которому экипаж и направил машину, при этом пытаясь зафлюгировать левый воздушный винт. Однако левый воздушный винт зафлюгировать не удалось, из-за чего тот создавал повышенное аэродинамическое сопротивление, а отвлекаясь на него забыли убрать рычаг смесеобразования в исправном правом двигателе из положения «Автоматическое обеднение». Затем когда лайнер начал заходить на посадку в Сукове, бортмеханик Горин вдруг увидел, что на панели горит красная лампа невыпуска шасси, поэтому в панике закричал: Шасси не дошло, на второй круг! Не успев осознать ситуацию, командир Воробьёв тут же с высоты всего 1 метр и на одном исправном двигателе начал уходить. Так как на борту был только один исправный двигатель (правый) из двух, то на нагрузка на него возросла. С учётом, что режим обеднения не был включён, правый двигатель быстро перегрелся, а затем отказал. Потеряв управление, машина свалилась в штопор и врезалась в лес. Второй пилот и бортрадист получили тяжёлые ранения, но выжили. Три остальных члена экипажа погибли[1].

Причины

Согласно заключению комиссии, отказ левого двигателя произошёл из-за разрушения коленчатого вала. Дальнейшие несогласованные действия экипажа привели к тому, что при уходе на второй круг отказал и правый двигатель. Что до горящей лампы сигнализации о невыпуске шасси, то он оказался ложным и также был вызван ошибкой в действиях экипажа — штурман забыл поставить ручку механического замка шасси в положение «заперто», а рукоятку крана выпуска шасси перевести в нейтральное положение. Вообще в данном составе экипаж летал впервые, а у командира Воробьёва это был всего лишь третий самостоятельный полёт[1].

Напишите отзыв о статье "Катастрофа C-47 в Сукове"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.airdisaster.ru/database.php?id=660 Катастрофа С-47 Московского управления ГВФ близ аэр. Суково (на месте нынешнего р-на Солнцево, г. Москвы) (борт СССР-Л854), 31 января 1946 года.] (рус.). AirDisaster.ru. Проверено 3 февраля 2015.

Отрывок, характеризующий Катастрофа C-47 в Сукове

Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.