Катастрофа C-47 под Мульденом

Катастрофа под Мульденом
C-47, по конструкции схожий с разбившимся
Общие сведения
Дата	4 марта 1945 года
Характер	Столкновение с деревьями
Причина	Ошибка экипажа
Место	3 км С Мульдена (Восточная Пруссия, Великогерманская империя)
Воздушное судно
Модель	C-47
Авиакомпания	Аэрофлот (10-я ГАТД ГВФ, 1-й авиаполк)
Пункт вылета	Вормдитт
Пункт назначения	Инстербург
Бортовой номер	СССР-Л915
Дата выпуска	18 мая 1944 года
Экипаж	5
Погибшие	5 (все)

Катастрофа C-47 под Мульденом — авиационная катастрофа самолёта Douglas C-47 Skytrain компании Аэрофлот, произошедшая в воскресенье 4 марта 1945 года в районе Мульдена (Восточная Пруссия), при этом погибли 5 человек.

Экипаж

Экипаж был из 1-го авиаполка 10-й Гвардейской авиатранспортной дивизии гражданского воздушного флота (Аэрофлот) и имел следующий состав:

• Командир корабля — гвардии младший лейтенант Мазо Яков Исаакович
• Второй пилот — капитан Ветчинкин Иван Макарович
• Штурман — гвардии младший лейтенант Демус Николай Петрович
• Бортмеханик — гвардии младший лейтенант Плодухин Николай Александрович
• Бортрадист — гвардии сержант Траулькин Иван Васильевич

Катастрофа

Экипаж на Douglas C-47 с бортовым номером СССР-Л915 (заводской — 13350) выполнил рейс из Ленинграда в Вормдитт, в ходе которого доставил личный состав 227-й штурмовой авиадивизии. В Вормдитте представитель данной авиадивизии пригласил экипаж на обед. Во время обеда среди прочего члены экипажа также пили алкоголь — водку и спирт, хотя им ещё предстоял обратный рейс на аэродром базирования в Инстербурге. Затем экипаж приехал на аэродром, где, согласно показаниям свидетелей, нетрезвый командир корабля Мазо начал хвастаться своим мастерством перед лётчиками штурмовой авиации. Наконец в 17:25 «Дуглас» поднялся в воздух, после чего на высоте 70 метров сделал над аэродромом полный круг, затем снизился до высоты 20—30 метров и, увеличив режим двигателей до максимального, совершил боевой разворот с выходом около 180° со снижением, и только после этого направился в Инстербург.

В Инстербурге в это время шёл сильный снегопад, при этом видимость упала до 100—150 метров. Тогда командир полка передал на борт Л915 радиограмму: «Возвращайтесь Вормдитт, в Инстербурге шторм». Однако командир корабля возвращаться не стал. Второе сообщение на борт гласило «Возвращайтесь Вормдитт, запрещаю лететь в Инстербург», но и оно не изменило намерений экипажа следовать в Инстербург. Третья радиограмма гласила: «Категорически запрещаю идти в Инстербург, идите в Вормдитт». Лишь после этого с борта Л915 доложили о возвращении в Вормдитт. Но во время полёта в Вормдитт летящий по курсу 320 °C-47 влетел в сильный снегопад, после чего, следуя на низкой высоте, он неожиданно оказался над лесом. Правая плоскость врезалась в верхушки двух елей и отделилась. Пролетев от места первого удара 740 метров, авиалайнер в 3 километрах севернее Мульдена под углом 45° упал на штабеля дров, находящихся в расположенной на поляне лесосеке, разрушился и загорелся. Через 3 дня, 7 марта разбившийся самолёт был обнаружен с воздуха. Все 5 человек на борту погибли.

Причины

Причиной катастрофы была названа недисциплинированность экипажа, который следовал на опасно малой высоте в сильный снегопад, да ещё и в нетрезвом состоянии, при этом не выполнив два приказания возвращаться на аэродром вылета. При расследовании была вскрыта недостаточная организация лётной работы на оперативной точке, плохо проводилась воспитательная работа среди личного состава, а командиры были недостаточно требовательны к подчинённым по части беспрекословного выполнения инструкций и наставлений по летной службе. Также было установлено, что командир корабля Мазо и до этого происшествия имел случаи употребления алкоголя перед полётами.

Отрывок, характеризующий Катастрофа C-47 под Мульденом

– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.