Катастрофа DC-10 в Мехико

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Общие сведения</th></tr><tr><th style="">Дата</th><td class="dtstart" style=""> 31 октября1979 года </td></tr><tr><th style="">Время</th><td class="" style=""> 05:42 </td></tr><tr><th style="">Характер</th><td class="" style=""> Столкновение с препятствиями при посадке </td></tr><tr><th style="">Причина</th><td class="" style=""> Ошибка экипажа </td></tr><tr><th style="">Место</th><td class="locality" style=""> аэропорт Мехико (Мексика) </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 73 (72 в самолёте + 1 на земле) </td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Воздушное судно</th></tr><tr><th style="">Модель</th><td class="" style=""> McDonnell Douglas DC-10-10 </td></tr><tr><th style="">Авиакомпания</th><td class="" style=""> Western Airlines</span>^ru_en </td></tr><tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Лос-Анджелес (США) </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Мехико (Мексика) </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> WA2605 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> N903WA </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 24 мая 1973 года (первый полёт) </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 76 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 13 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 72 </td></tr><tr><th style="">Раненые</th><td class="" style=""> 15 </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 17 </td></tr> </table> Катастрофа DC-10 в Мехико — крупная авиационная катастрофа, произошедшая ранним утром в среду 31 октября 1979 года в аэропорту Мехико (Мексика). Пассажирский самолёт McDonnell Douglas DC-10-10 авиакомпании Western Airlines</span>^ru_en завершал пассажирский рейс из Лос-Анджелеса (США), когда при посадке в условиях тумана приземлился на закрытую взлётно-посадочную полосу и врезался в строительную технику. В результате происшествия погибли в общей сложности 73 человека, что в сочетании с несколькими крупными катастрофами DC-10, произошедших в том году (Чикаго, Антарктида), значительно подорвало доверие к этому самолёту.

Самолёт

McDonnell Douglas DC-10-10 с регистрационным номером N903WA (заводской — 46929, серийный — 107) свой первый полёт совершил 24 мая 1973 года, а 21 июня был передан заказчику — американской авиакомпании Western Airlines. Был оборудован тремя турбовентиляторными (двухконтурными) двигателями General Electric CF6-6D. Общая наработка лайнера оставляла 24 614 часов 9 минут налёта и 7345 циклов «взлёт—посадка».

Экипаж

• Рейсом 2605 управлял экипаж, состав которого был таким:
• Командир воздушного судна — имел квалификацию пилота B-707/720, L-188, DC-3, DC-6, DC-7 и DC-10. Налетал в общей сложности 31 500 часов, в том числе 2248 часов 38 минут на DC-10. В должности командира самолёта выполнил 28 посадок в Мехико, в том числе 11 в сентябре и 4 в октябре 1979 года.
• Второй пилот — квалификацию на DC-10 получил 24 апреля 1978 года и налетал на данном типе 354 часа 3 минуты. Об общем налёте данных нет. В должности второго пилота выполнил 15 посадок в Мехико, из них 11 в августе и 4 в октябре 1979 года.
• Бортинженер — налетал в общей сложности 4000 часов, в том числе 1390 часов 9 минут на DC-10. В должности третьего пилота выполнил 6 посадок в Мехико, все в октябре 1979 года.

В салоне работали 10 стюардесс.

Катастрофа

В ту ночь борт N903WA выполнял международный пассажирский рейс WA-2605 из Лос-Анджелеса в Мехико и в 01:40 местного времени с 76 пассажирами и 13 членами экипажа поднялся в воздух.

Полёт до Мехико прошёл без отклонений и вскоре из центра управления воздушным движением в Мехико было дано указание переходить на связь с диспетчерским центром аэропорта. Перейдя на связь с аэропортом экипаж получил информацию, что посадка будет выполняться на полосу «23 правая», а также сводку о погоде в аэропорту и условия посадки. Рейс 2605 занял глиссаду и начал снижаться к полосе, когда диспетчер предупредил, что посадка должна выполняться на полосу «23 правая», а самолёт на самом деле находится левее её. Пилоты подтвердили получение информации, что они левее нужной полосы. По данным метеонаблюдений, в аэропорту в это время стоял густой туман, а видимость иногда падала чуть ли не до нуля.

Диспетчер спросил у пилотов, видят ли они левее себя огни полосы, но с самолёта ответили отрицательно. Сам экипаж в это время выполнял заход по приборам, при котором вертикальный метеорологический минимум для данного аэропорта был установлен в 600 фут (180 м). Если же на такой высоте пилоты не видели полосы, то они должны были прерывать заход и набирать 8500 фут (2600 м). Однако в случае с рейсом 2605 пилоты после доклада о том, что не видят полосу, продолжили снижение к аэропорту. Затем экипаж услышал, что на самом деле он осуществляет посадку на закрытую полосу «23 левая», после чего спустя секунды шасси коснулись земли, при этом левое шасси оказалось на траве, а правое на самом покрытии полосы. Пробежав 100 метров, машина съехала с грунта на полосу, после чего был увеличен режим двигателей, а также приподнят на 10°—11° нос, чтобы подняться в воздух и уйти на повторный заход.

Но едва «Дуглас» оторвался от полосы, как его правое основное шасси протаранило гружённый землёй грузовик, который стоял слева от полосы. Удар разрушил автомобиль на фрагменты, которые разбросало на площади 400 на 100 метров. Но у самого самолёта вырвало правую стойку шасси, которое вместе с отлетевшими частями грузовика ударило в крыло и оторвало правые закрылки. В результате на правом крыле упала подъёмная сила, после чего лайнер, несмотря на то, что двигатели спустя три секунды вышли на максимальный режим, стал входить в правый крен. Затем в 1500 метров от торца полосы «23 левая» опустившееся вниз правое крыло врезалось в кабину экскаватора, стоящего у правого края полосы. Удар разрушил кабину строительной машины, а также правую консоль самолёта, при этом вытекший из разорванных баков авиакеросин воспламенился. Ещё быстрее кренясь вправо, самолёт в 2500 метрах от торца полосы и в районе рулёжной дорожки «A» врезался обломком правого крыла в покрытие аэродрома, при этом разрушив несколько огней. Мчась по аэродрому, лайнер сбил угол ремонтного ангара, уничтожив несколько автомобилей, после чего врезался в фасад аэровокзала и почти полностью разрушился Левое крыло от удара отделилось, перелетело ограждение аэропорта и упало на жилой дом.

В результате происшествия борт N903WA был почти полностью разрушен, относительно уцелело лишь хвостовое оперение. Также на земле была разбита строительная техника, повреждён ангар с несколькими машинами, повреждено здание аэровокзала и снесены некоторые пристройки, включая офисы авиакомпаний Eastern Air Lines и Pan American, снесена северная часть ограждения аэропорта, а в самом городе разрушило дом и несколько телефонных столбов. Пожарная станция аэропорта находилась всего в сотне метров от места катастрофы, а потому аварийные службы быстро начали вести спасательные работы. Позже к ним присоединились и городские пожарные расчёты. Извлечённых выживших сразу отправляли в больницы на машинах скорой помощи.

В результате происшествия на борту самолёта погибли 61 пассажир, 8 стюардесс и все 3 пилота. 13 пассажиров получили тяжёлые ранения, а две стюардессы — лёгкие; ещё два пассажира не пострадали. Также на земле был убит водитель грузовика, то есть всего к катастрофе погибли 73 человека. На тот момент по числу погибших это была вторая крупнейшая авиационная катастрофа в Мексике. В некоторых более поздних источниках сообщается о 75 погибших.

Расследование

Передняя часть самолёта была практически уничтожена при столкновении со зданием и последующем пожаре, из-за чего было невозможно определить работу ни одного прибора в кабине, систем самолёта, а также положения тумблеров и переключателей на пультах. Но уцелели бортовые самописцы, согласно записям которых на борту до момента происшествия не было отказов двигателей или систем, которые могли бы привести к созданию аварийной ситуации. Да и вообще полёт от Лос-Анджелеса до Мехико проходил без отклонений, на основании чего следователи сделали вывод, что самолёт был исправен. Полоса «5 правая»/«23 левая» была закрыта на ремонт 19 октября 1979 года, то есть за 12 дней до происшествия, о чём в тот же день было сообщено в авиакомпанию Western Airlines, а там в свою очередь эту информацию довели до летающих в Мексику экипажей. К тому же диспетчер также предупреждал пилотов, что посадка будет осуществляться на полосу 23 правая, а те подтвердили получение информации.

Рейс 2605 выполнял нормальный заход на посадку, следуя точно на полосу «23 правая», когда после прохождения дальнего приводного радиомаяка «Metro Eco» и примерно за 51 секунду до происшествия он вдруг начал отклоняться влево. Диспетчер предупредил пилотов об этом и те подтвердили, что поняли информацию, но курс захода не исправили. Далее диспетчер спросил экипаж, наблюдаются ли огни полосы, но ответ был отрицательный. Погодные условия в это время были хуже установленного минимума для посадки, но «Дуглас» снизившись до 800 фут (240 м) вошёл в туман, скрывшись из виду диспетчеров на вышке аэропорта, а достигнув высоты принятия решения 600 фут (180 м) продолжил снижение.

Диспетчер не давал разрешения на посадку, так как с самолёта не докладывали о наблюдении полосы. Но как было позже определено из записей речевого самописца, в кабине в это время никто не контролировал показания приборов, в том числе не было контроля за высотой. В результате снижающийся самолёт вскоре приземлился на левую сторону закрытой полосы «23 левая» в сотне метров от центра. Экипаж перевёл двигатели на взлётный режим и те нормально достигли максимальной мощности. Пробежав по аэродрому 224 метра, лайнер едва успел подняться в воздух, как врезался правым шасси в гружённый землёй грузовой автомобиль, при этом у него самого разрушились шасси и закрылки на правом крыле. Входя в неконтролируемый правый крен, «Дуглас» упал на аэродром и промчавшись по нему врезался в аэровокзал, после чего разрушился и загорелся.

Причина

Мексиканская комиссия пришла к мнению, что к катастрофе привели ошибки экипажа, который выполнял посадку с нарушением погодного минимума, без получения разрешения диспетчера и с нарушением установленных процедур, в результате чего приземлился на закрытую взлётно-посадочную полосу.

См. также

• Катастрофа Ан-24 в Навои — при посадке выкатился на стройплощадку
• Катастрофа Boeing 747 в Тайбэе — столкновение со строительной техникой на закрытой полосе

Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-10 в Мехико"

Примечания

Литература

• [mid.gov.kz/images/stories/contents/173_en.pdf McDonnell Douglas DC-10-10, N903WA, accident at Licenciado Benito Juárez International Airport, Mexico City, Mexico on 31 October 1979 (выдержки из отчёта, подписанного начальником Управления гражданской авиацией Мексики).] (англ.) // ICAO Accident Digest № 26 : ICAO Circular 173-AN/109. — Montreal: Международная организация гражданской авиации, 1983. — September. — P. 101—109.

Рейс 2605 Western Airlines

McDonnell Douglas DC-10-10 авиакомпании Western Airlinesruen</span>

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-10 в Мехико

– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.