Катастрофа DC-6 под Оклендом
| Рейс 615 United Air Lines | ||||||||||
 Douglas DC-6B компании United Air Lines в Оклендском аэропортуruen</span> | ||||||||||
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.flickr.com/photos/twa1049g/12772439354/ Разбившийся самолёт в Чикаго]. |
Douglas DC-6B с регистрационным номером N37550 (заводской — 43260, серийный — 180) выпустили в апреле 1951 года, то есть он был ещё совсем новым, а 14 апреля передали заказчику — американской авиакомпании United Air Lines, где ему также присвоили имя Mainliner Omaha. Его четыре поршневых авиационных двигателя были модели Pratt & Whitney R-2800-CB16 и оборудованы воздушными винтами производства Hamilton Standard с гидромеханическим регулированием шага винта. Общая наработка авиалайнера на момент происшествия составляла 361 час, в том числе 40 часов от последней периодической проверки (каждые 300 лётных часов) и 7 часов от последней предполётной проверки (проводилась в Чикаго перед вылетом в роковой рейс). Никаких серьёзных замечаний по борту N37550 найдено не было[1][2].
Вообще это был четвёртый по счёту самолёт новой модели DC-6B (первым был борт N37547 (заводской 43257) также авиакомпании United Air Lines), которые отличались от базовой модели новыми двигателями (R-2800-CB16) с повышенной до 2500 л.с. (1800 кВт) мощностью, благодаря чему могли развивать более высокие скорости, а также была увеличена и дальность полётов. Теперь перелёты занимали меньше времени, но неожиданно в июне 1951 года пилоты авиакомпании United Air Lines при содействии Ассоциации пилотов объявили забастовку, требуя повышения оклада при полётах на новых самолётах, так как из-за экономии лётного времени они при прежней ставке стали получать соответственно меньшую зарплату. В ходе переговоров руководство авиакомпании согласилось с требованиями пилотов, которые с 1 августа вновь начали летать на новых DC-6B[3].
Экипаж
Лётный экипаж (в кабине) состоял из двух пилотов и двух бортинженеров[1][4]:
- Командир воздушного судна — 42-летний Марион В. Хедден (англ. Marion W. Hedden). В авиакомпании United с 1 ноября 1939 года; 15 января 1951 года получил квалификацию на тип DC-6, а 26 апреля 1951 года — на DC-6B. Полёты между Оклендом и Сан-Франциско выполнял с 1939 года. Имел общий лётный опыт 12 032 часа, в том числе 417 часов на DC-6 и 14 часов на DC-6B, а также 819 часов полётов по приборам;
- Второй пилот — 35-летний Джордж А. Джьюетт (англ. George A. Jewett). В авиакомпании United с 29 июня 1945 года, а в феврале 1949 года был повышен до командира воздушного судна; 3 февраля 1947 года получил квалификацию на тип DC-6, а 15 марта 1951 года — на DC-6B. Полёты между Оклендом и Сан-Франциско выполнял с 27 августа 1945 года. Имел общий лётный опыт 5842 часа, в том числе 2848 часов на DC-6 и 21 час на DC-6B, а также 173 часов полётов по приборам;
- Бортинженер-проверяющий — 43-летний Артур В. Кесслер (англ. Arthur W. Kessler). В авиакомпании United с 18 февраля 1929 года; в должности бортинженера с 20 января 1944 года;
- Бортинженер — 36-летний Марио А. Дуранте англ. Mario A. Durante. В авиакомпании United с 1 апреля 1937 года, где работал сперва как помощник слесаря; 1 мая 1950 года был повышен до бортинженера. Его общий лётный стаж в должности составлял 1176 часов на типах DC-6 и DC-6B.
В салоне работали две стюардессы[1][4]:
- 24-летняя Мэрилинн М. Мерфи (англ. Marilynn M. Murphy). В авиакомпании United с 29 февраля 1949 года;
- 22-летняя Мэй Ла Верн Схоль (англ. Mae La Verne Sholes). В авиакомпании United с 1 июля 1950 года.
Катастрофа
Самолёт выполнял трансконтинентальный пассажирский рейс UAL 615 из Бостона в Сан-Франциско по маршруту Бостон — Хартфорд — Кливленд — Чикаго — Окленд — Сан-Франциско. В 17:32 EST ещё 23 августа лайнер вылетел из Бостона и, попеременно совершая посадки в Хартфорде и Кливленде, в 21:59 CST благополучно приземлился в Чикаго. До этого полёт происходил без отклонений, а проведённая в Чикагском аэропорту наземным персоналом проверка авиалайнера не выявила никаких нарушений в работе его механического и радиооборудования. В Чикаго произошла и смена экипажа, а после началась подготовка к выполнению полёта в Окленд. Всего на борту находились 44 пассажира, включая двух младенцев, 6 членов экипажа, 5360 фунтов (2430 кг) почты, посылок и багажа, а также запас топлива в 3830 галлонов. Общий вес самолёта составлял 95 215 фунтов (43 189 кг) при максимальном допустимом 100 000 фунтов (45 359 кг); центровка не выходила за установленные пределы. После получения разрешения от диспетчера, в 22:59 CST борт N37550 вылетел из Чикаго[5].
Согласно плану полёта и полученному от диспетчера разрешения, полёт от Чикаго до Окленда должен был выполняться по правилам полётов по приборам на эшелоне 18 000 фут (5500 м) по воздушным коридорам «Рэд 4», «Грин 3» и «Рэд 6» до Денвера, далее прямо на Милфорд</span>ruen, а от него уже на Окленд. также было дано и разрешение на полёт от Окленда до Сан-Франциско, который должен был выполняться по воздушному коридору «Грин 3» по правилам визуальных полётов с минимальной высотой над препятствиями 500 фут (150 м)[5].
Полёт проходил вполне нормально, а в 03:45 PST[* 1] уже 24 августа, приближающийся к Окленду рейс 615 получил разрешение направляясь на Ньюарк</span>ruen снижаться и занимать высоту 6000 фут (1800 м), сохраняя её до Альтамонта</span>ruen, после которого переходить на связь с «Окленд—подход». В 04:11 экипаж доложил о пролёте Стоктона на высоте 9500 фут (2900 м) и продолжении спуска, на что диспетчер передал настройку высотомера на давление Окленда — 29,88 дюйма (759 мм) рт. ст.[5].
В 04:16 с самолёта доложили о пролёте Альтамонта, а через полминуты в первый раз связались с диспетчером подхода аэропорта Окленд. Если ранее экипаж вёл переговоры через диспетчера авиакомпании, то теперь он осуществлял прямую связь с Оклендским аэропортом. Было дано разрешение направляться к приводной радиостанции Окленда сохраняя как минимум 500 фут (150 м) высоты над слоем облаков, на что пилоты запросили разрешение на прямой курс к Ньюарку, что к юго-востоку от Окленда, а от него уже выполнять прямой заход на посадку. Диспетчер это разрешение дал с указанием сохранять высоту 500 фут (150 м) над вершинами облаков от Альтамонта до Ньюарка[5]. В регионе в это время стояла спокойная погода, дул лёгкий северный ветер со скоростью менее 10 узлов, а небо было затянуто слоем облачности с нижней границей 1000—1500 футов (300—450 м) и толщиной всего 800—1000 футов (250—300 м), через который можно было видеть свечение огней городов Найлз, Сентервилл и Ньюарк. Обледенения в облаках не наблюдалось, а турбулентность была слабой, либо отсутствовала[6].
В 04:22 экипаж доложил о подходе к Хэйворду, что на полпути между Ньюарком и Альтамонтом, после чего запросил разрешение на выполнение захода по курсо-глиссадной системе. Диспетчер на это дал указание ожидать, так как в зоне аэропорта был ещё один самолёт. Вскоре с самолёта доложили о подходе к Ньюарку, при этом не делая повторного запроса на выполнение захода. В 04:25 диспетчер дал разрешение выполнять прямой заход по юго-восточному курсу от Ньюарка на Окленд. В 04:27 с самолёта доложили о прохождении Ньюарка и начале снижения к Окленду. Это было последнее сообщение с борта N37550[5][7].
Уже начинались утренние сумерки, а на небе светила луна[6], когда авиалайнер «вынырнул» из облаков, а в 04:28, спустя всего минут с момента последней связи с землёй, следуя по курсу по курсу 296° на фактической высоте 983 фут (300 м) со скоростью 225—240 миль/ч (360—385 км/ч) и в предпосадочной конфигурации (шасси убраны, закрылки выдвинуты на 30°) врезался в холм всего на 26 фут (7,9 м) ниже его вершины. В результате столкновения с землёй «Дуглас» разрушился, а значительная часть его конструкции сперва промчалась через вершину, после чего скатилась по склону в ущелье. Обломки разбросало на площади 1600 фут (490 м) длиной и 900 фут (270 м) шириной, а вытекшее из повреждённых баков топливо вызвало пожар, воспламенив и сухую траву[7]. Катастрофа произошла на удалении 14,8 мили (24 км) к северо-западу от Оклендского аэропорта</span>ruen, при этом все 50 человек на борту (44 пассажира и 6 членов экипажа) погибли[5].
Расследование
При изучении обломков было установлено, что пожара на борту до момента катастрофы не было, все четыре двигателя работали на полную мощность, а их воздушные винты находились в режиме тяги. Разрушения конструкции, отказов или нарушений в работе электрических и радиосистем, а также систем управления также не было[7].
Удалось обнаружить высотомеры обоих пилотов, при этом высотомер со стороны командира показывал 930 фут (283 м), тогда как, для сравнения, столкновение с землёй произошло на высоте 983 фут (300 м). Высотомер со стороны второго плиота имел настройку давления «29,90», то есть близкую к передаваемому диспетчером давлению «29,88». Один из магнитных компасов показывал курс 300°, а в момент удара его циферблат отображал курс 305—310°. Автоматический пеленгатор со стороны командира был настроен на контроль, отображал направление 253° относительно курса самолёта, а его выключатель громкости был включён на треть. Пеленгатор со стороны второго пилота был настроен на радиомаяк Хэйворд и отображал направление 28° относительно курса самолёта, а регулятор громкости был выключен. Настройку высокочастотного навигационного приёмника определить не удалось, но его регулятор громкости находился чуть ниже половины от общей шкалы[7].
В связи со значительным разрушением кабины следователи не смогли определить по приборам воздушную скорость, вертикальную скорость, крен и заданный угол выпуска закрылков. Также не удалось определить был ли включён автопилот[7].
Были рассмотрены показания очевидцев, согласно которым самолёт прошёл Ньюарк на высоте 1500—2000 футов (450—600 метров). Но серия лётных испытаний на другом самолёте DC-6B показала, что если бы экипаж выполнял нормальный заход по приборам, то прошёл бы Ньюарк на высоте примерно 3500 фут (1100 м), то есть гораздо выше. К тому же очевидцы описывали, что перед катастрофой лайнер опустился под облака, из чего следовало, что пилоты не соблюдали безопасную высоту 500 фут (150 м) над облаками, пока ожидали разрешение на посадку. Хотя самолёт был оборудован двумя навигационными приёмниками нормальной частоты, ни один из них не был настроен на радиомаяк Окленда. Кто управлял самолётом в тот момент определить не удалось. Приёмник со стороны второго пилота был настроен на Хэйворд, но звук был выключен, то есть второй пилот не мог слышать сигналов от радиомаяка, но мог ошибочно решить, что его приёмник настроен на самом деле на Окленд. Возможно, когда самолёт пролетал близ Хэйворда, стрелка пеленгатора качнулась, что пилот ошибочно решил, что они уже на границе зоны Оклендского аэропорта[8].
Не совсем стыкуется доклад экипажа о пролёте Ньюарка, который был всего за минуту до катастрофы, но возможно, что экипаж за Ньюарк принял находящийся восточнее Найлз, что довольно легко сделать в условиях ограниченной видимости из-за слоя облаков, а оба эти города расположены к юго-востоку от Окленда. Также стоит отметить левый поворот с юго-восточного курса на северо-западный, выполненный над Миссия Сан-Хосе и который вообще никак не может быть объяснён показаниями приборов в кабине. Есть конечно вероятность, что пилот хотел перехватить юго-восточный курс на Окленд, но не надо забывать, что на Окленд в это время не был настроен ни один из навигационных приёмников в кабине. Во время этого поворота экипаж как раз получил разрешение выполнять прямой заход на посадку[8].
Была выдвинута версия, что причине могло способствовать нарушение в работе наземного навигационного оборудования, но проверки показали, что оно функционировало исправно. Вообще сама катастрофа не произошла, если бы пилоты точно соблюдали установленные процедуры по выполнению захода на посадку[8]. В ходе расследования были установлены и отдельные недоразумения между даваемыми диспетчерами командами на сохранение безопасной высоты над облаками, и ошибочным её восприятием пилотами, которые иногда считали, что это разрешение позволяет им снижаться под установленную безопасную высоту[9].
Причина катастрофы
- Авиакомпания, самолёт и экипаж имели необходимые сертификаты.
- На борту не было никаких отказов или нарушений в работе силового оборудования и на момент происшествия он был технически исправен.
- Всё наземное радионавигационное оборудование на момент катастрофы работало исправно.
- Самолёт следовал в Окленд в соответствие с установленным планом полёта по приборам.
- Командир судна не соблюдал установленную процедуру по выполнению прямого захода от Ньюарка к Окленду, когда снизился ниже установленной для данного района высоты.
- Экипаж получил разрешение выполнять снижение для прямого захода на посадку, но вопреки инструкциям ни один из навигационных приёмников при этом не был настроен на радиомаяк Окленда.
- Самолёт врезался в гору на высоте 983 фут (300 м) и с магнитным курсом 296° примерно на 3 мили (4,8 км) восточнее юго-восточного вектора от радиомаяка Окленда.
- В момент столкновения двигатели были переведены на максимальную мощность.
Причиной катастрофы была названа ошибка командира самолёта, который не соблюдал установленные процедуры по выполнению захода на посадку по приборам в аэропорт Окленда, когда находился в районе Ньюарка[9].
См. также
- Катастрофа R5D под Оклендом — произошла через 4½ года в этом же районе
Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-6 под Оклендом"
Примечания
Комментарии
- ↑ Здесь и далее по умолчанию указано уже Тихоокеанское время (PST)
Источники
- ↑ 1 2 3 Report, p. 6.
- ↑ [www.planelogger.com/Aircraft/View?registration=N37550&DeliveryDate=14.04.51 Registration Details For N37550 (United Airlines) DC-6-B] (англ.). Plane Logger. Проверено 9 июня 2015.
- ↑ [www.check-six.com/Crash_Sites/United_Flt_615.htm The Crash of United Airline Flight #615] (англ.). Offering Aviation History & Adventure First-Hand! (22 November 2014). Проверено 10 июня 2015.
- ↑ 1 2 [www.check-six.com/Crash_Sites/UAL_Flight_615_passenger_list.htm The Passenger List of United Air Lines Flight 615] (англ.). Offering Aviation History & Adventure First-Hand! (22 November 2014). Проверено 10 июня 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Report, p. 1.
- ↑ 1 2 Report, p. 3.
- ↑ 1 2 3 4 5 Report, p. 2.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 4.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 5.
Литература
- [specialcollection.dotlibrary.dot.gov/Document?db=DOT-AIRPLANEACCIDENTS&query=(select+500) UNITED AIR LINES, INC., NEAR OAKLAND, CALIFORNIA, AUGUST 24, 1951] (англ.). Совет по гражданской авиации (6 March 1952). Проверено 10 июня 2015.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-6 под Оклендом
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
- Юнион-Сити (Калифорния)
- События 24 августа
- Август 1951 года
- 1951 год в Калифорнии
- Авиационные происшествия в Калифорнии
- Авиационные происшествия в США 1951 года
- Авиационные происшествия с Douglas DC-6
- Авиационные происшествия United Airlines
- Авиационные происшествия вследствие столкновения с землёй в управляемом полёте
Навигация
