Катастрофа DC-6 под Уилмингтоном
| Рейс 2511 National Airlines | ||||||||||
| Траектория рейса 2511 после Уилмингтона | ||||||||||
| Общие сведения | ||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата | ||||||||||
| Время |
02:38 EST | |||||||||
| Характер | ||||||||||
| Причина |
Взрыв бомбы (возможно, убийство-самоубийство) | |||||||||
| Место |
| |||||||||
|
|
На 5 января 1960 года National Airlines зафрахтовала у авиакомпании Pan American World Airways реактивный авиалайнер Boeing 707-121 с бортовым номером N710PA. Этот самолёт должен был выполнить беспересадочный рейс № 610 из Нью-Йорка в Майами по перевозке группы пассажиров. Время вылета из аэропорта Айдлуайлд по расписанию было 21:15 EST[* 1], но «Боинг» прибыл из Майами с задержкой, поэтому вылет перенесли на час позже. Далее в ходе предполётной проверки выяснилось, что в фонаре кабины в заднем правом окне (со стороны второго пилота) есть трещина, что требовало замену окна. Эти работы могли продлиться 8 часов, поэтому авиакомпания National Airlines для доставки пассажиров была вынуждена использовать два своих винтовых самолёта: Lockheed L-188A Electra борт N5003K, на который сели 76 пассажиров, и Douglas DC-6B борт N8225H, на который сели 29 пассажиров[5][6].
В 23:34 Lockheed Electra, выполняя рейс 610, вылетел из Нью-Йорка в Майами. В ту же минуту от перрона отъехал DC-6, который выполнял дополнительный рейс NA-2511. Согласно поданному экипажем плану полёта, после вылета из Нью-Йорка рейс 2511 должен был следовать до радиомаяка «Койл» (англ. Coyle), затем по воздушному коридору V-1 («Виктор 1») до Уилмингтона (Северная Каролина), потом до Уэст-Палм-Бич (Флорида), а от него уже по воздушному коридору V-3 до Майами; эшелон полёта был определён как 18 000 фут (5500 м). После получения разрешения от диспетчера, рейс 2511 вырулил на исполнительный старт в начале полосы «31 левая» (31L), после чего экипаж получил следующее разрешение: Нэйшнэл двадцать пять одиннадцать, диспетчер разрешает следовать до пересечения «Вульф» (англ. Wolf) через радиомаяк «Айдлуайлд». Вектор от радиомаяка «Айдлуайлд» один один ноль [110°], [воздушный коридор] Виктор шестнадцать [V-16]. После пересечения «Вульф» сохраняйте три тысячи [3000 фут (910 м)], радиомаяк «Айдлуайлд» пересечь на двух тысячах [2000 фут (610 м)]. Далее диспетчер потребовал повторить это сообщение, что и было выполнено, тем самым подтвердив получение разрешения. Перейдя на частоту диспетчера взлёта и посадки («Айдлуайлд—вышка»), экипаж получил разрешение на взлёт. С 29 пассажирами и 5 членами экипажа на борту «Дуглас» взлетел с полосы 31L[6].
После выполнения взлёта экипаж установил связь с диспетчером выхода и получил от него направление для выхода на коридор V-16, а затем перешёл на связь с Нью-Йоркским центром управления воздушным движением. Диспетчер в «Нью-Йорк—центр» определил по радиолокатору, что самолёт находится на 6 миль (9,7 км) к востоку от Пойнт-Плезанта, после чего дал прямое направление на радиомаяк «Койл», что экипаж и стал выполнять, продолжив набор высоты. Когда с рейса 2511 доложили о прохождении «Койла» на эшелоне 16 000 фут (4900 м), диспетчер дал разрешение подниматься до заданного эшелона 18 000 фут (5500 м)[6].
Далее полёт проходил нормально и в соответствии с планом, а экипаж периодически докладывал на землю о своём местонахождении. При этом, в соответствии с политикой National Airlines, пилоты докладывали эту информацию не только в центры управления воздушным движением, но и диспетчерам своей авиакомпании[6].
В 02:13 6 января рейс 2511 установил связь с офисом авиакомпании в Уилмингтоне (штат Северная Каролина) и доложил, что Кинстон</span>ruen был пройден на эшелоне 18 000 футов, Уилмингтон оценивается в 02:30, а следующим пунктом обязательного донесения (ПОД) будет Азалия (англ. Azalea). В ответ диспетчер передал значение давления в Уилмингтоне для настройки высотомера — 30,17 дюйма (766 мм) рт. ст. В 02:27 экипаж доложил в Вашингтонский диспетчерский центр о прохождении Уилмингтона в 02:27 на эшелоне 18 000 футов, рассчитывает пройти Азалию в 03:02, а следующим пунктом на маршруте будет Гейтуэй. В 02:31 EST эта же информация была доложена в офис авиакомпании в Уилмингтоне, при этом экипаж также добавил, что сейчас они прошли радиомаяк Каролина-Бич. Больше борт N8225H на связь уже не выходил и на вызовы не отвечал[6].
Через несколько минут фермер Ричард Рэндольф (англ. Richard Randolph) и его жена Лотти (англ. Lottie Randolph), живущие в городке Боливия из соседнего округа Брансуик, услышали взрыв, после чего, выглянув в окно, увидели, как на их поле рухнул яркий огонь, который затем продолжал гореть примерно пять минут. Когда рассвело, их сын Макартур (англ. McArthur) сбегал на поле, где обнаружил обломки самолёта. Когда сам Ричард Рэндольф подошёл к месту падения, то понял, что разбился самолёт компании National Airlines, при этом никто на борту не выжил. Так как в доме Рэндольфов телефона не было, фермер сел в грузовик и помчался в центр Боливии, откуда примерно в 07:00 позвонил в Уилмингтон в офис авиакомпании и сообщил, что в полутора милях к северо-западу от своего дома (около 2½ км) обнаружил обломки авиалайнера[7]. Впоследствии в этих обломках был опознан борт N8225H[6].
Известные жертвы
- Вице-адмирал Эдвард Оррик Макдоннелл — кавалер Медали Почёта (1914), а также первый человек, который выполнил взлёт на самолёте с установленной на линкоре катапульты (1919).
Расследование
Изучение обломков
Обломки самолёта были разбросаны на большой территории близ Боливии. Также отдельные фрагменты обнаружили у Кура-Бич, который расположен на 16 миль (26 км) к востоку от Боливии. Так как фюзеляж разрушился на мелкие части, следователям пришлось прибегнуть к трёхмерной реконструкции, для чего найденные обломки доставляли в Уилмингтонский аэропорт, где монтировали на выполненном из проволоки и дерева каркасе, имеющего контуры и размеры самолёта DC-6B[8].
Из найденных в Кура-Бич обломков имелись два больших участка с правой стороны фюзеляжа в районе заднего туалета, а также внутренняя стенка с вешалками для одежды, расположенная возле этого туалета. Нашли в Кура-Бич и фрагмент корневой части крыла, 3 из 4 кислородных баллона из салона и одно трёхместное сидение. Остальные фрагменты у Кура-Бич относились к конструкции фюзеляжа, включая части пластиковых иллюминаторов, спасательный жилет, шторки, куски правой туалетной двери и так далее[8].
Как удалось установить, разрушение самолёта началось с отделения части правой стороны фюзеляжа у передней кромки крыла, при этом вместе с обшивкой вырвало и часть пассажирского салона. На одном из фрагментов были найдены 13 порезов, которые были нанесены вращающимися на высокой скорости лопастями. То есть этот фрагмент при отделении ещё и настолько быстро отлетел, что попал под воздушный винт № 3 (правый внутренний). Пол в этом районе относительно не пострадал, за исключением вырванного фрагмента шириной около 50 дюймов (1300 мм) и длиной 14 дюймов (360 мм), расположенного у правого борта между рядами кресел № 6 и 7. Края пола, примыкающего к этому отделившемуся фрагменту, были неровные и сильно деформированы. Часть коврового покрытия в этой части также оторвало[8][9].
Патологоанатомическая экспертиза
На борту находились 34 человека, но на месте падения были найдены только 32 тела. 9 января пилот Холл Уотерс (англ. Hall Watters) из местных авиалиний при пролёте вдоль берега Атлантического океана обнаружил в воде у устья реки Кейп-Фир и на удалении 16 миль (26 км) от места падения самолёта кучу мусора. Среди этого мусора было обнаружено ещё одно тело с рейса 2511. Идентификация личности установила, что это был один из пассажиров — 32-летний Джулиан Эндрю Фрэнк (англ. Julian Andrew Frank). То, что его нашли на большом удалении от основного места катастрофы, сразу привлекло к нему большое внимание следователей. 13 января было найдено последнее тело, которое находилось в районе падения самолёта на удалении около 1000 ярдов (900 м) от фюзеляжа[7][10][11][12].
Экспертиза тела Джулиана Фрэнка показала, что у него оторвало нижние конечности, а при рентгеновском изучении выяснилось, что плоть нашпиговало различными кусочками металла, включая латунные фрагменты и обрывки жил электрических проводов, а некоторые кости переломало сразу в нескольких местах. Помимо этого, на коже нашли сильные ожоги и следы порошкообразного вещества, похожего на образующееся при выстреле с очень малого расстояния. Некоторые фрагменты этого тела нашли на обломках самолёта в районе перегородки у заднего туалета[11][13]. В правой руке нашли кусочки чёрного хрупкого вещества. Экспертиза показала, что это был диоксид марганца, использовавшийся в электрических батарейках. Следы диоксида марганца нашли и на некоторых пассажирских сидениях[14].
Анализ данных
Экспертиза систем и двигателей показала, что самолёт до момента аварийной ситуации был полностью исправен и никаких отказов или нарушений в работе на борту не было. Погодные условия в регионе также были нормальными и не могли стать фактором, приведшим к катастрофе[14]. Хотя всё-таки стоит отметить сильный западный-юго-западный ветер, скорость которого на эшелоне полёта 18 000 футов достигала 100 узлов, а на высотах с 18 000 до 12 000 футов — 85 узлов. Этим и объяснялось, почему некоторые лёгкие обломки не удалось обнаружить, так как сильный ветер унёс их на очень большое расстояние[15].
После предварительного изучения обломков, 9 января 1960 года следователи пришли к выводу, что разрушение самолёта началось ещё в воздухе[7]. Рассматривались такие версии, как отделение лопасти, которая пробила фюзеляж, вызвав взрывную декомпрессию, усталостное разрушение конструкции, взрыв паров топлива или кислородных баллонов, попадание молнии, а также диверсия. Но при более тщательном осмотре было определено, что произошёл взрыв в пассажирском салоне, причём настолько мощный, что вырвал кусок фюзеляжа и отбросил его на крыло. Анализ нанесённых повреждений привёл к выводу, что этот взрыв не мог быть инициирован парами топлива, а только взрывчатым веществом. В вентиляционных отверстиях пассажирского салона и на найденном в Кура-Бич спасательном жилете удалось найти следы карбоната натрия, нитрата натрия, а также сложные смеси соединений сульфида натрия. Эти вещества образуются после взрыва заряда динамита, а найденные в пассажирских сидениях и отдельных телах частицы диоксида марганца были из электрической батареи[15]. 15 января было объявлено, что причиной катастрофы стал взрыв заряда динамита, расположенного в салоне под трёхместным сидением в 7-м ряду у правого борта (место 7F)[7]. 20 января 1960 года расследование было передано ФБР, которое определило, что бомба находилась в сумке синего цвета.
Тело найденного на большом удалении от места катастрофы пассажира имело серьёзные травмы, в том числе отрыв конечностей, переломы и сильные ожоги, которые были нанесены ещё при жизни, а также проникновение в тело различных металлических фрагментов, включая обрывки проводов. То есть Джулиан Фрэнк сидел ближе всех к центру взрыва[14]. Он сидел на месте 7F, когда примерно в 02:33 под ним сработала бомба. Оторванный кусок фюзеляжа врезался в крыло, попав под воздушные винты. Самолёт потерял управление и войдя в крутой правый поворот помчался вниз, а аэродинамические перегрузки быстро достигли критического значения, после чего конструкция лайнера начала разрушаться. Примерно в 02:38 «Дуглас» врезался в землю в полутора милях к северо-западу от Боливии[16].
Джулиан Эндрю Фрэнк
В этой истории особого внимания заслуживает сидевший над бомбой Джулиан Эндрю Фрэнк (англ. Julian Andrew Frank). Он родился 2 февраля 1927 года и значительную часть жизни провёл в Уэстпорте (Коннектикут), после чего перебрался в Нью-Йорк, где работал адвокатом; был женат и растил двоих детей. За пару месяцев до гибели застраховал свою жизнь от несчастных случаев на 900 000 долларов, а выгодоприобретателем была указана его жена. В то время это была распространённая практика, а сам Джулиан даже иногда шутил: Если я умру, то моя жена будет самой богатой женщиной в мире (англ. If I die, my wife will be the richest woman in the world). Впрочем, некоторые его знакомые впоследствии вспоминали, как незадолго до гибели Джулиан Фрэнк рассказывал о своих снах, согласно которым сделал вывод, что умрёт в авиакатастрофе[17].
У него были большие амбиции, за 1959 год он сумел заработать 10 000 долларов, а также нередко хвастался, что его заработки в последнее время достигают 14 000 долларов в месяц, на которые он сумел купить в Нью-Йорке жильё и перевезти туда семью. Казалось бы, у него не было никаких поводов для самоубийства[17].
Однако вскоре выяснилось, что незадолго до этого на финансовой бирже Фрэнк потерял сразу 600 000 долларов, после чего Джулиан и стал покупать различные страховые полисы на крупные суммы. К тому же он был нечист на руку и даже организовал фальшивую контору, под прикрытием которой занимался жульничеством и мошенничеством с ипотеками. На момент гибели Фрэнк даже находился под следствием, а Нью-Йоркская ассоциация адвокатов рассматривала вопрос об его исключении. Таким образом, фактически у него были основания для самоубийства, поэтому, возможно, он и пронёс на борт с собой бомбу. В окне самолета, на котором он должен был лететь, была обнаружена трещина, и предназначенный для рейса Boeing 707 был заменен на Douglas DC-6, поэтому погибли 29 пассажиров, а не все 105[17].
ФБР не смогло доказать причастность Джулиана Фрэнка ко взрыву бомбы, а организатор катастрофы рейса 2511 официально до сих пор не определён[17].
См. также
Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-6 под Уилмингтоном"
Примечания
Комментарии
- ↑ Здесь и далее указано Североамериканское восточное время (EST).
Источники
- ↑ [www.abcdlist.nl/DC67LINE.html Douglas DC-6 / DC-7 Line Numbers] (англ.). Airbus, Boeing, Convair and Douglas Production List. Проверено 19 ноября 2015.
- ↑ [www.planelogger.com/Aircraft/View?registration=N8225H&DeliveryDate=08.12.52 Registration Details For N8225H (National Airlines) DC-6B] (англ.). Plane Logger. Проверено 19 ноября 2015.
- ↑ 1 2 CAB Report, p. i
- ↑ CAB Report, p. ii
- ↑ CAB Report, p. 1
- ↑ 1 2 3 4 5 6 CAB Report, p. 2
- ↑ 1 2 3 4 Ben Steelman. [www.starnewsonline.com/article/20100105/ARTICLES/1054003 50 years later, locals recall mysterious circumstances of NAL Flight 2511 plane crash] (англ.). Wilmington NC: Latest news, sports, weather (5 January 2010). Проверено 19 ноября 2015.
- ↑ 1 2 3 CAB Report, p. 3
- ↑ CAB Report, p. 4
- ↑ CAB Report, p. 7
- ↑ 1 2 CAB Report, p. 8
- ↑ [news.google.com/newspapers?id=MeMrAAAAIBAJ&sjid=K2cFAAAAIBAJ&pg=6542,893838&hl=ru Law Eyed To Prevent Plane Bombin] (англ.), Kentucky New Era (13 January 1960). Проверено 19 ноября 2015.
- ↑ CAB Report, p. 9
- ↑ 1 2 3 CAB Report, p. 10
- ↑ 1 2 CAB Report, p. 11
- ↑ CAB Report, p. 12
- ↑ 1 2 3 4 [murderpedia.org/male.F/f/frank-julian-andrew.htm Julian Andrew FRANK] (англ.). Murderpedia. Проверено 19 ноября 2015.
Литература
- [specialcollection.dotlibrary.dot.gov/Document?db=DOT-AIRPLANEACCIDENTS&query=(select+713) NATIONAL AIRLINES INC , DOUGLAS DC-6B, N 8225H, NEAR BOLIVIA, NORTH CAROLINA, JANUARY 6, 1960] (англ.). Совет по гражданской авиации (14 May 1956). Проверено 19 ноября 2015.
- [books.google.ru/books?id=8UoEAAAAMBAJ&pg=PA29&lpg=PA29&dq=Julian+Andrew+Frank&source=bl&ots=g4IUzJ-K_M&sig=0uvqeYJvHEVPZg8bJVIvzXn3PhQ&hl=ru&sa=X&ved=0CEAQ6AEwBGoVChMI_c-speWcyQIVIQNzCh3MhQw7#v=onepage&q=Julian%20Andrew%20Frank&f=false Air widow's unexpected horror] (англ.), Life (25 January 1960), стр. 29—31. Проверено 19 ноября 2015.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-6 под Уилмингтоном
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
- Брансуик (округ, Северная Каролина)
- События 6 января
- Январь 1960 года
- Массовые убийства в США
- Нераскрытые убийства в США
- Взрывы бомб на авиалайнерах
- 1960 год в Северной Каролине
- Убийства, совершённые в 1960 году
- Авиационные происшествия с Douglas DC-6
- Авиационные происшествия в США 1960 года
- Авиационные происшествия National Airlines
- Авиационные происшествия в Северной Каролине
Навигация
