Катастрофа DC-7 в Дуале
| Рейс 153 Caledonian Airways | ||||||||||
 Douglas DC-7C компании Caledonian Airwaysruen</span> | ||||||||||
| № | Заводской номер |
Установлен на самолёт |
Наработка | |
|---|---|---|---|---|
| КР | СНЭ | |||
| Двигатели | ||||
| 1 | 26015/01 | 1962 | 267 часов 55 минут | 9355 часов 55 минут |
| 2 | 41523/02 | 1961 | 1064 часа 53 минуты | 8580 часов 53 минуты |
| 3 | 36231/08 | 1961 | 956 часа 53 минуты | 7931 час 53 минуты |
| 4 | 83502/01 | 1962 | 375 часов 53 минуты | 5319 часов 53 минуты |
| Воздушные винты | ||||
| 1 | 89802 | 1961 | 390 часов 53 минуты | 11 902 часа 53 минуты |
| 2 | 21929 | 1961 | 1583 часа 18 минут | 11 125 часов 18 минут |
| 3 | 38831 | 1961 | 956 часа 53 минуты | 11 431 час 53 минуты |
| 4 | 87015 | 1962 | 267 часов 59 минут | 12 068 часов 19 минут |
Экипаж
Экипаж самолёта состоял из 10 человек и имел следующий состав[2][1]:
- Командир воздушного судна — капитан Артур Уильямс (англ. Arthur Williams). 41 год, общий налёт 11 587 часов, в том числе 287 часов на DC-7. Налёт за последние 90 дней — 199 часов 35 минут.
- Второй пилот — капитан Ален Фрост (англ. Allen Frost). 39 лет, общий налёт 10 249 часов, в том числе 227 часов на DC-7. Налёт за последние 90 дней — 185 часов 5 минут
- Третий пилот — капитан Джеральд Уолман (англ. Gerald Walman). 39 лет, общий налёт 7187 часов 30 минут, в том числе 187 часов 30 минут на DC-7.
- Штурман — Фрэнсис Стронг (англ. Francis Strong)
- Бортинженеры
- Стюардессы
Все члены экипажа характеризовались как достаточно опытные, а до Caledonian Airways они работали в авиакомпаниях BOAC, BKS</span>ruen, Silver City</span>ruen и American Airlines. Все они имели квалификацию для полётов на четырёх-двигательных самолётах. Точно определить расположение членов экипажа в момент взлёта невозможно, но наиболее вероятно, что в левом кресле (командира) сидел второй пилот Фрост, в правом кресле — командир Уильямс, на месте штурмана — Фрэнсис Стронг, а на месте бортинженера — Томас Макартур. Такое предположение базируется на том, что Фрост проходил повышение квалификации под присмотром Уильямса, а так как взлёт проходил ночью и с высокой загрузкой, то обязанности бортинженера исполнял Макартур, который был самым опытным, по сравнению с коллегами[1].
Катастрофа
Самолёт выполнял чатерный международный рейс CA153/CA154 по круговому маршруту Люксембург — Хартум — Лоренсу-Маркиш — Дуала — Лиссабон — Люксембург. Из Люксембурга вылет был произведён 1 марта в 22:12[* 1], а уже 2 марта в 07:57 лайнер приземлился в аэропорту Хартум</span>ruen (Судан). Здесь стоянка составила около часа, после чего в 09:05 «Дуглас» поднялся в воздух и ровно через десять часов в 19:05 того же дня приземлился в аэропорту Лоренсу-Маркиш</span>ruen (Португальская колония Мозамбик). Здесь стоянка составила уже чуть более полутора суток, что позволяло экипажу как следует отдохнуть. 4 марта в 08:00 самолёт вылетел из Лоренсу-Маркиша и в 16:45 приземлился в аэропорту Дуалы</span>ruen (Камерун). До этого полёты по маршруту проходили без отклонений[3].
Всего на борту находились 101 пассажир и 10 членов экипажа. В Дуале имелась достаточно длинная взлётно-посадочная полоса 12/30 протяжённостью 2850 метров. Экипаж выбрал полосу 12 для взлёта в юго-юго-восточном направлении. К тому времени уже стояла тёмная безлунная ночь, так как закат был в 17:35, а вечерние сумерки закончились в 17:56. В 18:02 были запущены двигатели, а в 18:05 самолёт отъехал от перрона и направился к началу полосы 12. По указанию диспетчера рейс 153 задержался у предварительного старта примерно на 7 минут, так как в 18:13 в аэропорту приземлился Douglas DC-4 борт F-BBDK авиакомпании Air Afrique</span>ruen. На небе в это время стояла переменная облачность высотой от 400 метров, влажность 79 %, ветер слабый северо-западный (5 узлов 290°), температура воздуха 28,8° C. По сообщению экипажа африканского DC-4, к юго-востоку от аэропорта наблюдались кучево-дождевые (грозовые) облака, хотя небо над аэродромом и зоне посадки на полосу 30 (взлёта с полосы 12) было чистым. DC-7 занял исполнительный старт в начале полосы 12, после чего диспетчер услышал увеличение оборотов двигателя, что производилось для очистки свечей зажигания и двигателей после продолжительной работы на холостом ходу. Подготовка двигателей заняла несколько минут, после чего в 18:20 рейс 153 выполнил взлёт. Диспетчер наблюдал за взлётом, а в ходе расследования сообщил, что взлёт выполнялся с выключенными посадочными фарами, при этом длина разбега по полосе составила 2400 метров[3][2][1].
Согласно показаниям диспетчера, самолёт поднимался медленно, а вскоре были видны только его навигационные огни на малой высоте, которые затем скрылись за деревьями, а через пять секунд небо осветила яркая вспышка. Летя в полной темноте самолёт подошёл к границе джунглей, после чего в 2040 метрах от торца полосы 30 (2500 метров от точки взлёта) и в 405 метрах левее продолжения её оси, на высоте 22 метров над уровнем её торца врезался в дерево диаметром около 20 см. Экипаж попытался уклониться от джунглей, но через 72 метра «Дуглас» врезался левой плоскостью крыла в ещё два дерева. Теряя высоту и входя в левый крен, «Дуглас» пролетел ещё 130 метров, после чего в 18:21 под углом 21° врезался в левый берег протекающего через джунгли ручья (приток реки Вури), и взорвался. Вытекшие из баков топливо и масло разлились по поверхности воды и загорелись. Выступающая над водой часть самолёта была уничтожена пожаром, а все 111 человек на борту погибли[3][4]. Это крупнейшая катастрофа в истории самолётов DC-7, а на тот момент также была крупнейшей авиакатастрофой в Камеруне (в настоящее время — вторая)[5].
Расследование
Камерун стал независимым государством всего за пару лет до авиакатастрофы в Дуале, а ранее его восточная часть была одной из колоний Франции. В связи с этим расследование причин катастрофы было решено проводить в Париже, хотя авиакомпания и была из Великобритании. Изучение обломков значительно осложняло расположение места падения — болото с мангровыми зарослями, из-за чего технику было невозможно использовать. К тому же в основном работы по извлечению обломков производились во время отлива[4].
Навигационные документы
В ходе расследования было установлено, что на документах, выпущенных Агентством по безопасности аэронавигации в Африке, а также Jeppesen, из всех препятствий вблизи Дуальского аэродрома указан только курсовой радиомаяк. Эти документы были и на борту G-ARUD. Но в данном регионе также выполняла полёты и французская авиакомпания Air France, и вот на её картах данного аэродрома были указаны ещё и высокие деревья примерно в конце взлётно-посадочной полосы[4]..
Загрузка самолёта
Изучая лист погрузки следователи обнаружили, что экипаж не учёл запасы масла в мотогондолах, а это 762 кг, а также упустил из виду 765 литров или 530 кг топлива. Также вес пассажиров был фактически на 37 кг выше, а запас запчастей при этом на 10 кг ниже, чем в документах. Заодно не был рассчитан расход топлива на руление по аэродрому и разбег по полосе. По оценке комиссии, топлива на это было израсходовано 179 кг. Таким образом, фактический вес DC-7 в момент взлёта был на 1140 кг выше, чем было указано в документах по погрузке. На основании этих данных была определена центровка самолёта, которая составила 29,5 %, при рекомендуемой 32,5 % для вылета данного самолёта из Дуалы[4].
Обломки
По изучению обломков были сделаны следующие выводы[4]:
- Фюзеляж
- Разрушился при столкновении с деревьями и при падении в ручей. Пожара в полёте не было, так как затонувшие части практически не имели следов пожара.
- Двигатели
- Отказов или пожара в полёте не было.
- Воздушные винты
- Разрушения в полёте не было, лишь винт № 2 (левый внутренний) отделился при столкновении с деревьями.
- Шасси
- В момент катастрофы были убраны и зафиксированы.
- Закрылки
- При столкновении с деревьями отделились от крыльев. Проведённые позже во Франции исследования показали, что в момент катастрофы закрылки были убраны. Хотя рычаг закрылков в кабине был установлен на положение 10°, по мнению комиссии ситуация развивалась столь скоротечно, что закрылки ещё не успели выпуститься.
- Руль направления
- Был сильно повреждён огнём, вероятно возникшим после столкновения с землёй. Отдельные части руля были обнаружены среди деревьев.
- Рули высоты
- Были повреждены, но проведённые исследования позволили установить, что пружинный механизм правого руля высоты находился в заклиненном состоянии. До этого уже был случай 7 апреля 1961 года, когда DC-7C голландской авиакомпании KLM (борт PH-DSL) был вынужден прервать взлёт также из-за заклинивания правого руля высоты. По результатам того инцидента фирмой-изготовителем был выпущен отчёт, который однако не требовал проверки данного механизма на всех DC-7. Также были проведены тестовые полёты по проверке влияния заклинивания одного из рулей высоты на управление самолётом.
- Электрическая система
- На изоляции отсутствовали признаки горения, нарушения целостности либо электрической дуги. Диспетчер аэропорта подтвердил, что все огни самолёта горели вплоть до столкновения с землёй. На основании этого комиссия пришла к мнению, что в электросистеме не было отказов или возгораний, которые могли бы привести к катастрофе.
- Приборная панель
- Трубки Пито оказались разрушены, либо забиты корой деревьев. Указатель воздушной скорости и авиагоризонт были разрушены и забиты речным песком, поэтому узнать их показания или проверить работоспособность было невозможно. Органы управления были сильно повреждены, либо их могли сместить в период работ по разбору обломков, поэтому узнать их точное положение также оказалось невозможно.
- Огнетушители
- Огнетушители всех очередей были полностью опустошены, но они могли опустеть из-за разрушения после ряда столкновений. Поэтому нельзя точно определить, активировали пилоты систему пожаротушения до столкновения. Переносной огнетушитель в кабине находился на своём месте и не был использован.
- Топливо
- Образцы топлива, взятые в аэропорту Дуала показали, что оно соответствует нормам и не могло привести к катастрофе. На самом месте катастрофы топлива было найдено совсем немного, а собранные образцы не хранились как следует и вскоре испарились, из-за чего все необходимые тесты по проверке топлива на борту провести не удалось. Те немногие тесты, что были проведены, также показали, что топливо не являлось причиной катастрофы.
Отклонённые версии
На основании проведённых исследований и тестов комиссия отклонила следующие версии о причинах катастрофы[6][7]:
- Диверсия
- Отказ одного или нескольких двигателей
- Флаттер управляющих поверхностей
- Нарушение в работе шасси — носовое и правое основное шасси были найдены в убранном и зафиксированном положении
- Нарушение в работе закрылков — все закрылки в момент удара были убраны
- Разрушение конструкции — никаких обломков до столкновения с деревьями найдено не было
- Отказ прибора (-ов) — хотя точно определить показания приборов в момент катастрофы комиссия не смогла, но не было найдено никаких признаков, что имел место отказ одного или нескольких приборов
- Отказ в электросистеме — признаков какого-либо отказа найдено не было, хотя исключать эту версию полностью комиссия не стала
- Инцидент в кабине — версия, что кому-то из пилотов стало плохо или он потерял работоспособность, слишком маловероятна, но и её комиссия также не стала полностью исключать.
- Усталость экипажа — графики работы и отдыха членов экипажа за последние 7 и 30 дней показали, что экипаж достаточно отдохнул перед полётом.
- Нарушение загрузки — несмотря на фактический перегруз в 1040 кг вес лайнера всё равно находился в пределах нормы, а скорости V2 (скорость отрыва от земли) для массы по факту и по документам составляют соответственно 126 и 124,6 узла, то есть отличие настолько мало, что не могло привести к катастрофе.
Отклонения в пилотировании
Хотя все системы самолёта работали исправно, в ходе расследования был отмечен ряд отклонений в работе экипажа[7]:
- Неиспользование посадочных огней — не было найдено никакого объяснения, почему экипаж при взлёте не включил посадочные огни. В изданном авиакомпанией руководстве однако допускалось неиспользование данных огней, если они мешают экипажу, например, в туман.
- Отклонение с курса взлёта — на момент первого столкновения с деревьями самолёт отклонился на 405 метров влево от продолжения оси полосы или на 9°. Даже если экипаж не принимал поправку на боковой ветер, отклонение не могло превысить 2°.
- Разница между положением закрылков и рычага управления ими — рычаг в кабине был установлен на 10°, тогда как закрылки были полностью убраны. То, что закрылки были убраны, можно объяснить только достижением скорости в 141 узел, так как согласно руководству, изданному в авиакомпании Sabena и которое использовали пилоты Caledonian Airways, полная уборка производится лишь при скорости V2+15 (126+15=141). При этом в руководстве также было оговорено, чтобы при полётах в ночное время полностью закрылки убирались лишь при достижении высоты 400 футов (122 метра).
- Малая высота полёта — столкновение с деревьями произошло на высоте 72 фута (22 метра) и при этом в 16 тысячах футов (4900 метров) от точки отрыва от земли. Даже если бы ещё в момент пробега по полосе на скорости выше V1 (скорость принятия решения) отказал один из двигателей, самолёт всё равно в точке удара был бы на 300 футов выше. Максимальную высоту полёта установить не удалось, а потому неизвестно, летел самолёт горизонтально до удара о деревья, либо произошла потеря высоты.
Стоит отметить, что согласно показаниям двух очевидцев на вышке аэропорта — диспетчера и дежурного электрика — пробег самолёта по полосе был слишком долгим, хотя и не смогли его точно оценить. Среди причин такого долгого пробега могли быть отказ одного из двигателей, чрезмерно высокий угол выпуска закрылков (создаётся момент на пикирование), проблемы с началом отрыва носовой стойки, а также намеренное достижение скорости более высокой, нежели V2. Последний вариант достаточно часто применялся при взлёте на малонагруженном самолёте, так как в этом случае повышается управляемость из-за большего запаса относительно Vmca (минимальная воздушная скорость для управления самолётом). Но в случае с рейсом 153 производился взлёт почти полностью загруженного самолёта и при выпущенных на 10° закрылках, поэтому последний вариант был отклонён. Варианты об отказе двигателя и о высоком угле выпуска закрылков в ходе расследования также были отклонены. Таким образом оставался только вариант о сложности выполнения процедуры по подъёму передней стойки. Исследования не нашли подтверждения, что это могло быть вызвано задымлением или пожаром в кабине, отказом в электроцепях или отвлечение на ложные признаки пожара. В то же время проведённые во Франции испытания показали, что эту задержку могло вызвать заклинивание пружинного механизма правого руля высоты. Дело в том, что в последнем случае пилотам для подъёма передней стойки шасси надо тянуть на себя штурвальную колонку с усилием 40—45 кгс, тогда как обычно на это требуется усилие в 10—14 кгс (может отличаться в зависимости от центровки и веса самолёта). Экипаж мог оказаться не готов к такому увеличению сопротивления от штурвала, что и привело к задержке[7].
Причины
26 июля 1963 года французская комиссия в Париже выпустила отчёт по катастрофе рейса 153, в котором указала, что не может точно определить причину катастрофы. Есть лишь версия, что её могло вызвать заклинивание пружинного механизма рулей высоты, что потребовало увеличения прикладываемых к штурвалу усилий. Не готовый к такому экипаж мог затянуть пробег по полосе, а после уборки закрылков произошла потеря высоты. Был ли на борту отказ какого-либо из приборов и могло ли это привести к катастрофе, комиссия также не смогла установить в виду полного разрушения приборов[8][7].
Среди рекомендаций комиссия отметила скорейшую модернизацию пружинного механизма рулей на всех самолётах DC-7, обязательное применение бортовых самописцев на всех многодвигательных самолётах, внедрение в аэропорту Дуалы дополнительных огней в районе выходного радиомаяка, а также посоветовала построить дополнительные дороги для улучшения транспортной ситуации в регионе[8][9][7].
Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-7 в Дуале"
Примечания
Комментарии
- ↑ Здесь и далее указано Среднее время по Гринвичу (GMT).
Источники
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.british-caledonian.com/G-ARUD.html Accident Report Caledonian Airways DC-7C, G-ARUD 4th March 1962] (англ.) 1. British Caledonian BCal. Проверено 25 ноября 2014.
- ↑ 1 2 ICAO Circular, p. 37.
- ↑ 1 2 3 ICAO Circular, p. 36.
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.british-caledonian.com/G-ARUD2.html Accident Report Caledonian Airways DC-7C, G-ARUD 4th March 1962] (англ.) 2. British Caledonian BCal. Проверено 26 ноября 2014.
- ↑ [aviation-safety.net/database/record.php?id=19620304-0 ASN Aircraft accident Douglas DC-7C G-ARUD Douala Airport (DLA)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 25 ноября 2014.
- ↑ ICAO Circular, p. 38.
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.british-caledonian.com/G-ARUD3.html Accident Report Caledonian Airways DC-7C, G-ARUD 4th March 1962] (англ.) 3. British Caledonian BCal. Проверено 16 декабря 2014.
- ↑ 1 2 ICAO Circular, p. 44.
- ↑ ICAO Circular, p. 45.
Литература
- [mtc.gov.kz/images/stories/contents/071_vol_1_en.pdf ICAO Accident Digest No.14 Volume I, Circular 71-AN/63] (англ.) 36—45. International Civil Aviation Organization (August 1966). Проверено 22 ноября 2014.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-7 в Дуале
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
Навигация
