Катастрофа DC-8 в Джидде

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 2120 Nigeria Airways

Разбившийся самолёт за 2 года до катастрофы
Общие сведения
Дата

11 июля 1991 года

Время

08:38 UTC

Характер

F-NI (пожар на борту)

Причина

Взрыв и воспламенение при взлёте шины левого шасси

Место

в 2,8 км от аэропорта имени короля Абдул-Азиза, Джидда (Мекка, Саудовская Аравия)

Координаты

21°40′12″ с. ш. 39°09′02″ в. д. / 21.6702306° с. ш. 39.1505778° в. д. / 21.6702306; 39.1505778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=21.6702306&mlon=39.1505778&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 21°40′12″ с. ш. 39°09′02″ в. д. / 21.6702306° с. ш. 39.1505778° в. д. / 21.6702306; 39.1505778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=21.6702306&mlon=39.1505778&zoom=14 (O)] (Я)

Погибшие

261 (все)

Воздушное судно
Модель

Douglas DC-8-61

Авиакомпания

Nigeria Airways

Принадлежность

Nationair

Пункт вылета

Международный аэропорт имени короля Абдул-Азиза, Джидда (Саудовская Аравия)

Пункт назначения

Международный аэропорт имени Садика Абубакара III, Сокото (Нигерия)

Рейс

NG 2120

Бортовой номер

C-GMXQ

Дата выпуска

12 февраля 1968 года (первый полёт)

Пассажиры

247

Экипаж

14

Выживших

0

Катастрофа DC-8 в Джидде — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в четверг 11 июля 1991 года в Джидде (Саудовская Аравия). Авиалайнер Douglas DC-8-61 авиакомпании Nigeria Airways выполнял чартерный рейс NG 2120 (позывной — Nigerian 2120) по маршруту Джидда—Сокото; он вёз паломников, возвращавшихся в Нигерию после хаджа в Мекку. Через несколько минут после вылета из аэропорта имени короля Абдул-Азиза на борту самолета начался пожар, поэтому пилоты предприняли попытку вернуться обратно в Джидду. Однако на подходе к аэропорту объятый огнём авиалайнер рухнул на землю в 2,8 километрах от взлётной полосы. Погибли все находившиеся на его борту 261 человек — 247 пассажиров и 14 членов экипажа.

На 2016 год это крупнейшая катастрофа самолёта Douglas DC-8, а также крупнейшая катастрофа в истории авиации Канады (самолёт и экипаж принадлежали канадской авиакомпании Nationair).





Самолёт

Douglas DC-8-61 (регистрационный номер C-GMXQ, заводской 45982, серийный 345) был выпущен фирмой «McDonnell Douglas» и свой первый полёт совершил 12 февраля 1968 года. Оснащён четырьмя двигателями Pratt & Whitney JT3D-3B (Q). Принадлежал авиакомпании Nolisair, которая сдавала его в аренду различным авиакомпаниям. Изначально под б/н N8769 самолёт летал во флоте Eastern Air Lines, затем во флоте Japan Airlines, в связи с чем его б/н сменился на JA8057. С января по ноябрь 1984 года самолёт эксплуатировался авиакомпанией Capitol Air (борт N4582N). С декабря того же года его взяла в аренду канадская авиакомпания Nationair (борт C-GMXQ). Периодически авиалайнер кратковременно сдавался в лизинг авиакомпаниям: Air Algérie (c 20 июня 1985 года по 20 февраля 1986 года), Icelandair (с 20 февраля по 26 сентября 1986 года), Sudan Airways (в 1988 году), Hispania Lineas Aereas (с 3 июня по 6 июля 1988 года) и Air Jamaica (в 1989 году)[1][2].

В июле 1991 года у Nationair в мокрый лизинг его взяла нигерийская авиакомпания Nigeria Airways. Это значит, что канадская авиакомпания обеспечивала перевозки самолётом, экипажем, техническим персоналом и страховкой, а номер рейса и покрытие расходов на топливо, ремонт и сборы аэропортов относились к нигерийской авиакомпании. 3 июля борт C-GMXQ с дозаправкой в Афинах (Греция) прибыл в Джидду и с 4 июля начал выполнять чартерные рейсы из Джидды в африканские страны (Гана, Гвинея и Нигерия), перевозя мусульманских паломников, возвращавшихся домой после хаджа[3].

Всего на день катастрофы авиалайнер совершил 30173 цикла «взлёт-посадка» и налетал 49318 часов.

Экипаж

На самолёте работал канадский экипаж. Состав экипажа рейса 2120 был таким[4][5]:

В салоне самолёта работали 11 бортпроводников.

Катастрофа

Хронология событий

Экипаж прибыл в аэропорт из отеля в 05:00[* 1] утра и стал готовиться к вылету. Этот день выдался довольно жарким, и к 08:00 температура воздуха составляла около 30°С, а температура нагретого солнцем бетонного покрытия аэродрома — и того выше. В 8 с небольшим часов утра рейсу 2120 было дано разрешение на движение к ВПП №34L. После получения разрешения на взлёт в 08:27:58 экипаж отпустил тормоза и самолёт под управлением второго пилота начал разгоняться по полосе. Примерно через 15 секунд (08:28:13), когда скорость была около 93 км/ч, все в кабине услышали хлопок с левой стороны. Второй пилот доложил командиру, что лопнула одна из шин шасси. В ответ КВС спросил, не задействованы ли случайно тормоза, на что получил отрицательный ответ. Так как по показаниям приборов не было никаких неисправностей, а скорость составляла более 148 км/ч, то командир промолчал, приняв решение не прерывать взлёт. В 08:28:26 скорость достигла 166,7 км/ч. В 08:28:43 КВС доложил о достижении V1 (скорость принятия решения о прекращении или продолжении взлета), а через пару секунд все услышали прерывистый шум, заметно отличавшийся от ранее услышанного, и самолёт начал вибрировать. Бортинженер (по другим данным — второй пилот) его прокомментировал: Это шимми [крутильные колебания колесной стойки]. Как будто вы скачете на одной из тех штук. В 08:28:49 командир дал команду на подъём. Самолёт оторвал носовое шасси от полосы и начал набор высоты. В этот момент многие свидетели увидели под самолётом пламя, которое исчезло внутри после уборки шасси. Диспетчер аэропорта, однако, пламени не увидел из-за большой удалённости (около 1100 метров) вышки от полосы №34L[4][6].

Через некоторое время бортинженер доложил, что загорелись четыре индикатора низкого давления («LOW-PRESSURE»), ещё через 12 секунд загорелась индикация нарушения герметизации («LOSING PRESSURIZATION»). В течение нескольких минут в кабине стали загораться различные сигналы системы безопасности, в том числе отказа спойлеров, пневмотормоза, падения давления в гидросистеме. В связи с этим в 08:29:35 командир связался с диспетчером в Джидде[6].

КВС Это Нэйшнэйр два один два ноль [Nationair 2120], мы хотели бы просто выровняться в двух тысячах футов [601 метр]… если это возможно. У нас возникла небольшая проблема с герметизацией. Я хотел бы просто выровняться на… две тысячи, …футов.

При вызове диспетчера КВС случайно назвал позывной Nationair 2120 вместо Nigerian 2120, что стало одной из роковых ошибок, так как диспетчер неправильно идентифицировал данный рейс у себя на радаре и принял за него рейс SVA768 авиакомпании Saudi Arabian Airlines, который возвращался в Джидду[6].

Диспетчер Снижайтесь до трёх тысяч футов [914 метров], три тысячи футов, курс один три ноль [130].
КВС Окей. Курс один три ноль и… вы хотите чтобы мы поднялись на три тысячи футов?
Диспетчер Направление один два ноль [120]. Курс один два ноль.
КВС Окей. Один шесть (!) ноль [160], и мы теряем гидравлику, сэр. Мы хотим, …необходимо вернуться и сесть в Джидде.
Диспетчер Подтвердите, Нигерия два один два ноль… покидание этой области…
КВС Окей, сэр… у нас возникли… проблемы. Занимаем три тысячи футов, меняем направление.

Диспетчер думал, что работает с саудовским рейсом, тогда как экипаж нигерийского рейса продолжал выполнять его команды, не обратив внимание, что те были даны без указания позывных[6].

К этому времени в салоне уже стоял резкий запах гари, а бортпроводники обнаружили, что пол в задней части салона нагрелся. Вскоре дым стал просачиваться в салон. Несмотря на проблемы с гидросистемой, экипаж смог поднять и выровнять самолёт на высоте 914 метров, после чего командир связался с диспетчером и доложил, что они возвращаются в аэропорт. В этот момент его прервал второй пилот и заявил, что они объявляют чрезвычайную ситуацию. Примерно в это же время в кабину пришла бортпроводница и доложила, что в салоне задымление, на что командир велел ей предупредить пассажиров, что самолёт возвращается в аэропорт. Через несколько секунд второй пилот прокричал: У меня нет элеронов. В ответ командир ответил: Так, погодите, есть [управление]. Через несколько секунд в 08:33:33 запись на бортовых самописцах оборвалась, так как пожар под салоном разрушил провода[6].

Самолёт в это время находился примерно в 18 километрах от аэропорта и на высоте около 671 метра над Джиддой, когда огонь прожёг фюзеляж и пол салона, в результате чего первые тела пассажиров начали выпадать из самолёта. А диспетчер лишь только в это время понял, какой рейс на самом деле объявил чрезвычайное положение. Тогда он дал рейсу NG 2120 прямой заход на любую ВПП. В самом самолёте уже бушевал пожар. Отдельные пассажиры попытались открыть двери аварийных выходов, но на высокой скорости это было сделать невозможно. Несмотря на значительные повреждения конструкции экипаж, вероятно, ещё имел возможность управлять лайнером. Примерно в 08:36, когда рейс 2120 был в 16 километрах к югу от аэропорта, командир связался с вышкой и уже в третий раз объявил чрезвычайную ситуацию: Нигерия два один два ноль объявляет чрезвычайную ситуацию, у нас пожар, мы в огне, мы садимся на базу немедленно! (англ. Nigeria two-one-two-zero declaring an emergency, we are on fire, we are on fire, we are returning to base immediately!). Из-за отказа оборудования экипаж понял, что самолёт разобьётся, поэтому командир, чтобы хоть как-то смягчить удар, выпустил шасси. По свидетельствам очевидцев, объятый пламенем лайнер внезапно клюнул носом вниз и в 08:38 под углом 70° врезался в землю и взорвался, не долетев до полосы 2875 метров[6][7].

DC-8 разрушился на мелкие обломки на участке длиной около 600 метров. Из-за жары в 31°C и сильного пожара на месте катастрофы идентификация погибших была значительно затруднена; в частности, из 14 членов экипажа были опознаны лишь 9. Отдельные обгоревшие тела были найдены в 16 километрах от аэропорта, что свидетельствовало о том, что самолёт начал разрушаться за несколько минут до падения. В катастрофе погибли все находившиеся на борту лайнера 247 пассажиров и 14 членов экипажа.

На 2016 год это вторая среди крупнейших авиационных катастроф в истории Саудовской Аравии (после катастрофы L-1011 в Эр-Рияде, 301 погибший). Также это крупнейшая катастрофа: самолёта Douglas DC-8; в истории авиакомпаний Nationair и Nigeria Airways; и в истории канадской авиации вообще[7][8].

Запись переговоров

Запись переговоров с момента получения разрешения на взлёт и до обрыва записи в 08:33:33[9].

Расследование

Выводы комиссии

Комиссией были сделаны следующие выводы[1]:

  1. Структурная схема развёртывания труда команды была плохо организована и носила разрозненный характер.
  2. Имеющийся обслуживающий персонал не был квалифицирован или допущен для выполнения работ по подготовке самолётов к полётам.
  3. Выпуск самолётов к рейсу проводился инженерами, не имевшими соответствующей практики, а их основная функция заключалась в эксплуатации самолёта в качестве членов лётного экипажа.
  4. Непригодный к полёту самолёт был подписан как пригодный инженером, который не принимал участия в подготовительных работах.
  5. Давление в шинах №2 и №4 было ниже уровня, минимально необходимого для полётов. В других шинах давление, вероятно, также было ниже минимального.
  6. Обслуживающий персонал был осведомлён о низком давлении в шинах, но не устранил неисправности.
  7. Механик изменил только отчёт о фактическом низком давлении, измеренном авиационным специалистом 7 июля, за 4 дня до катастрофы.
  8. Нет никаких доказательств, что давление в шинах было проверено с помощью специального манометра после 7 июля.
  9. Главному механику было известно о низком давлении в шинах.
  10. Лица, которые знали о низком давлении, имели недостаточные знания об опасности при работе шин, имевших низкое давление.
  11. Проектный менеджер знал о низком давлении в шинах, но не имел квалификации, чтобы оценить его значение.
  12. Проектный менеджер отвечал за график самолёта и график полётов и предписал отправку самолёта без обслуживания шин.
  13. Главный механик, который был осведомлён о требованиях и просил азот для обслуживания шин, не отменил решение руководителя проекта.
  14. Нет никаких свидетельств того, что данный экипаж был проинформирован о низком давлении в шинах.
  15. Самолёт вылетел из аэропорта в непригодном для полётов состоянии.
  16. При разгоне по взлётно-посадочной полосе нагрузка от недокачанной шины №2 передалась на расположенную с ней на одной оси шину №1, в результате чего из-за перекоса, перегрева и чрезмерной нагрузки структура оболочки шины №1 была ослаблена.
  17. Из-за значительной деформации и ослабления структуры шина №1 лопнула почти в самом начале старта.
  18. Передача нагрузки с лопнувшей шины №1 на недокачанную шину №2 привела к тому, что из-за сильного прогиба и перегрева шина №2 также лопнула.
  19. Точная причина, почему колесо №2 продолжило вращаться, не установлена. Трение колеса и элементов тормозной системы о взлётно-посадочную полосу создало достаточно тепла, чтобы нагреть остатки шины выше температуры возгорания. В результате остатки резиновой оболочки воспламенились.
  20. Колёса №1 и №2 были значительно повреждены, и по крайней мере одна часть обода колеса №1 ударила по корпусу, врезавшись в левую створку.
  21. Экипаж был осведомлён о необычных признаках в начале и в течение разгона, однако командир продолжил взлёт.
  22. Самолёт не был оснащён системами предупреждения, которые бы обеспечили экипаж адекватной информацией, на основании которой тот бы принял решение прекратить взлёт из-за лопнувших шин.
  23. Командир не получил достаточно оснований для прерывания взлёта.
  24. Экипаж убрал шасси, действуя в соответствии с установленными компанией правилами, в результате чего загоревшиеся остатки резины оказались в непосредственной близости с гидравлическими и электрическими системами.
  25. Доказано, что колесо подожгло соседние колёса, гидравлические жидкости, магниевые сплавы и топливо. Топливо воспламенилось в результате прожига центрального топливного бака.
  26. Огонь в шинном отсеке усилился и стал распространяться. Пол салона был разрушен, а системы управления разорваны.
  27. Топливо увеличило интенсивность огня, пока незадолго до падения структурная целостность планера не была нарушена.
  28. Вопросы по обслуживанию и работе шин недостаточно рассматриваются при обучении и квалификации лётных экипажей и технического персонала.
  29. Инструкции эксплуатанта воздушного судна недостаточно отражали информацию о недостаточном давлении в шинах по сравнению с инструкциями по обслуживанию от авиастроителей.
  30. Инструкции технического обслуживания и документации по эксплуатации для DC-8 не содержат достаточной информации для надлежащего обслуживания и эксплуатации авиационных шин.

Последствия

Катастрофа рейса NG 2120 стала одной из причин прекращения деятельности авиакомпании Nationair, которая в мае 1993 года объявила себя банкротом, задолжав кредиторам приблизительно $ 75 000 000. В 1997 году Роберт Обадиа (англ. Robert Obadia), владелец Nationair и её материнской авиакомпании Nolisair, признал свою вину в восьми пунктах судебного иска по обвинению в мошенничестве в отношении деятельности авиакомпании[10].

Память

Памяти рейса 2120 посвящён мемориал, установленный в главном административном здании международного аэропорта Торонто.

Культурные аспекты

Катастрофа была показана в 11-м сезоне канадского документального сериала Расследования авиакатастроф в серии Ад в пустыне.

См. также

Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-8 в Джидде"

Примечания

Комментарии

  1. ↑ Здесь и далее указано Всемирное координированное время — UTC

Источники

  1. ↑ 1 2 [aviation-safety.net/database/record.php?id=19910711-0 DC-8-61 C-GMXQ] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjCiclq Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].
  2. ↑ [www.planespotters.net/airframe/Douglas/DC-8/45982/C-GMXQ-Nationair C-GMXQ Nationair Douglas DC-8-61 - cn 45982 / 345]
  3. ↑ [www2.gol.com/users/daleh/nationair/chrono.html The Jeddah Crach. Chrono] (англ.). Nationair Canada History Page. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjEjfbv Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].
  4. ↑ 1 2 Accident Prevention, p. 2.
  5. ↑ [www2.gol.com/users/daleh/nationair/memorial.html The Jeddah Crach. Memorial Page] (англ.). Nationair Canada History Page. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjFF82t Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 Accident Prevention, p. 3.
  7. ↑ 1 2 [www2.gol.com/users/daleh/nationair/crash.html The Jeddah Crach] (англ.). Nationair Canada History Page. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjGBa0u Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].
  8. ↑ Accident Prevention, p. 4.
  9. ↑ [www2.gol.com/users/daleh/nationair/transcript.html Voice Recorder Transcripts Nationair Flight 2120] (англ.). Nationair Canada History Page. Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjH4exJ Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].
  10. ↑ [www.radio-canada.ca/nouvelles/14/14802.htm "Robert Obadia doit verser 234 000 $ à ses créanciers" – Radio-Canada Nouvelles:]

Ссылки

  • [aviation-safety.net/database/record.php?id=19910711-0 Описание катастрофы на Aviation Safety Network]
  • [flightsafety.org/ap/ap_sep93.pdf Tire Failure on Takeoff Sets Stage for Fatal Inflight Fire and Crash] (англ.). Accident Prevention. Flight Safety Foundation (September 1993). Проверено 3 марта 2013. [www.webcitation.org/6FLjHrBXH Архивировано из первоисточника 24 марта 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-8 в Джидде

Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Катастрофа_DC-8_в_Джидде&oldid=80559624»