Катастрофа DC-9 в Нью-Хоупе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Северо-западная Алабама</span>ruen, Масл-Шолс</span>ruen (Алабама) </td></tr><tr><th style="">Остановки в пути</th><td class="" style=""> Хантсвилл</span>ruen (Алабама) </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Хартсфилд-Джексон, Атланта (Джорджия) </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> SO242 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> N1335U </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 17 сентября1970 года(первый полёт) </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 81 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 4 </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 22 </td></tr> </table> Катастрофа DC-9 в Нью-Хоупе — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в понедельник 4 апреля1977 года в городке Нью-Хоуп, округ Полдинг (штат Джорджия). Авиалайнер McDonnell Douglas DC-9-31 авиакомпании Southern Airways</span>ruen совершал рейс SO242 по маршруту Масл-Шолс</span>ruen—Хантсвилл—Атланта, а на его борту находились 85 человек — 81 пассажир и 4 члена экипажа. Через несколько минут после вылета из Хантсвилла в районе Рома самолёт попал в сильную грозу. Обильный град и ливневый дождь повредили оба двигателя и привели к их отказу. Экипаж принял решение совершить вынужденную посадку на шоссе в районе городка Нью-Хоуп, однако при пробеге лайнер врезался в деревья и строения, в результате чего полностью разрушился. В катастрофе погибли 63 человека на борту самолёта и ещё 9 на земле, то есть всего 72 человека. Это крупнейшая авиакатастрофа в штате Джорджия.



Самолёт

McDonnell Douglas DC-9-31 (регистрационный номер N1335U, заводской 47393, серийный 608) был выпущен в 1970 году (первый полёт совершил 17 сентября). 29 июня 1971 года поступил в авиакомпанию Southern Airways</span>ruen. Оснащён двумя двухконтурными турбовентиляторными двигателями Pratt & Whitney JT8D-7A с силой тяги 12 600 фунтов</span>ruen (56 кН) каждый. На день катастрофы налетал 15 405,6 часов[1][2].

Рейс 242 Southern Airways

Последствия катастрофы
Общие сведения
Дата

4 апреля 1977 года

Время

16:19 EST

Характер

Вынужденная посадка на шоссе

Причина

Отказ двигателей из-за сложных погодных условий

Место

Нью-Хоуп, Полдинг (Джорджия, США)

Координаты

33°57′45″ с. ш. 84°47′13″ з. д. / 33.96250° с. ш. 84.78694° з. д. / 33.96250; -84.78694 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=33.96250&mlon=-84.78694&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 33°57′45″ с. ш. 84°47′13″ з. д. / 33.96250° с. ш. 84.78694° з. д. / 33.96250; -84.78694 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=33.96250&mlon=-84.78694&zoom=14 (O)] (Я)

Погибшие

72 (63 в самолёте + 9 на земле)

Раненые

22

Воздушное судно


Разбившийся самолёт за несколько месяцев до катастрофы

Модель

McDonnell Douglas DC-9-31

Авиакомпания

Southern Airways</span>ruen

Данные на двигатели[2]
№ Серийный
номер 		Установлен
на самолёт 		Наработка
СНЭ ПКР
1 P-656922 28 мая 1976 года 18 555,6 часов,
31 647 циклов 		2336,2 часов,
3608 циклов
2 P-657686 13 декабря 1976 года 12 942,3 часа,
21 374 цикла 		878,7 часов,
1270 циклов

Самолёт был оборудован погодным радаром модели RDR-1E системы «Бендикс» (англ. Bendix). При вылете из Хантсвилла в его топливных баках находилось 14 300 фунтов топлива[3].

Экипаж

Самолётом управлял опытный экипаж, состав которого был таким:

  • Командир воздушного судна (КВС) — 54-летний Уильям У. Маккензи (англ. William W. McKenzie). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании Southern Airways 16 лет (с 12 октября 1960 года). Имел лицензию гражданского пилота на одно- и многомоторные самолёты, а также бортинженера и пилота-инструктора. Имел действующую квалификацию для полётов на DC-3, M-404 и DC-9. До командира DC-9 был повышен 23 февраля 1977 года. В связи с дальнозоркостью носил контактные линзы. Налетал 19 380 часов, 3205 из них на DC-9. Налёт за последние 90, 30 суток и 24 часа соответственно 124,7, 90,4 и 8,6 часов, все на DC-9[4].
  • Второй пилот — 34-летний Лайман У. Кил (англ. Lyman W. Keele). Опытный пилот, проработал в авиакомпании Southern Airways 4 года (с 12 февраля 1973 года). В 1966 году после окончания университета в Неваде</span>ruen ушёл в авиацию ВМС США, подготовку проходил на авиабазе Пенсакола</span>ruen. Ветеран войны во Вьетнаме, проходил службу на авианосце «USS Hancock» и совершил свыше сотни боевых вылетов по целям в Северном Вьетнаме. Имел бронзовую и золотую Воздушные медали, а также Похвальную медаль военно-морского флота</span>ruen. После ухода с флота, с 12 февраля 1973 года начал работать в гражданской авиакомпании Southern Airways. Имел лицензию гражданского пилота на одно- и многомоторные самолёты, а также бортинженера. Имел действующую квалификацию второго пилота DC-9. Налетал 3878 часов, 235 из них на DC-9. Налёт за последние 90, 30 суток и 24 часа соответственно 191,7, 84,2, и 8,6 часов, все на DC-9[4][5].

В салоне самолёта работали две стюардессы:

  • Энн М. Лемойн (англ. Anne M. Lemoine), 26 лет — старшая стюардесса. В авиакомпании Southern Airways с 15 мая 1972 года. Была квалифицирована для работы на M-404 и DC-9. налетала 3562 часа. 29 октября 1976 года прошла переподготовку, на следующий день после которой продемонстрировала свои навыки по открыванию аварийных выходов в салоне и окон в кабине пилотов[4][6].
  • Сэнди М. Уорд (англ. Sandy M. Ward), 22 года. В авиакомпании Southern Airways со 2 января 1977 года. Была квалифицирована для работы на M-404 и DC-9. Налетала 2750 часов. 28 октября 1976 года проходила переподготовку, а 24 ноября того же года продемонстрировала свои навыки по открыванию аварийных выходов в салоне и окон в кабине пилотов[6].

Хронология событий

Полёт к Атланте

McDonnell Douglas DC-9-31 борт N1335U выполнял регулярный внутренний пассажирский рейс SO242 (позывные Southern 242 или S242) из Масл-Шолса (Алабама) в Атланту (Джорджия) с промежуточной остановкой в Хантсвилле (Алабама). Вылет из Масл-Шолса был произведён в 15:21[* 1], а в 15:44 лайнер благополучно приземлился в Хантсвилле. В 15:51 с 81 пассажиром и 4 членами экипажа на борту рейс 242 вылетел в Атланту. Согласно имеющемуся на борту плану полёта, самолёт должен был следовать под радиолокационным контролем на эшелоне FL170 (17 000 футов или 5,2 км) до всенаправленного радиомаяка Ром (в 133,3 километрах) юго-восточнее Хантсвилла и в 85,2 километрах северо-западнее аэропорта Атланты), после прохождения которого снижаться по схеме захода на полосу №26 аэропорта Атланты. Расчётная продолжительность полёта была всего 25 минут[7].

После вылета экипаж в 15:54:35 перешёл на связь с диспетчером круга, который в 15:54:39 дал разрешение подниматься до эшелона FL170, а в 15:55:14 также дал разрешение следовать прямо на радиомаяк Ром. В 15:55:58 речевой самописец зафиксировал, что командир обратил внимание на заполненный экран радиолокатора, так как полёт проходил в условиях дождя. В 15:56:00 диспетчер предупредил рейс 242, что метеолокатор показывает осадки от умеренных до сильных, эко от которых в 9 километрах впереди по маршруту полёта. Экипаж ответил, что они сейчас итак летят сквозь дождь, а осадки впереди выглядят не тяжелее, чем те, в которых они сейчас находятся. Однако диспетчер сообщил, что по данным метеолокатора впереди пилотов ожидает хоть и не сплошной грозовой фронт, но погодные условия похоже более сложные, чем те, в которых рейс 242 находился сейчас. В ответ с самолёта передали: Окей, спасибо[7].

В 15:56:37 второй пилот сказал про показания радиолокатора: Не могу разобрать. Это похоже на дождь. Билл, что думаешь? Там похоже просвет (англ. I can't read that, it just looks like rain, Bill. What do you think? There's a hole.). На это командир ответил: Там и правда есть просвет. Это всё, что я вижу. [после небольшой паузы] Судя по всему у нас хороший радар. Я уверен, что надо прямо по курсу… следующие несколько миль — это оптимальный путь для полёта (англ. there's a hole right here. That's all I see. … Then coming over, we had pretty good radar. I believe right straight ahead...there the next few miles is about the best way we can go.). В 15:57:36 диспетчер вызвал рейс 242 и спросил: …вы похоже сейчас в сложной ситуации. Какие ваши условия полёта?. На это с самолёта передали: У нас пасмурно, турбулентность… и я бы сказал умеренный дождь. В 15:57:47 диспетчер подтвердил получение информации, после чего дал указание рейсу 242 переходить на связь с диспетчерским центром в Мемфисе[7]. В 15:58:10 экипаж установил связь с Мемфиским центром управления воздушным движением (Мемфис-центр). В 15:58:32 командир сказал: Пока погода не ухудшается, а потому с нами всё будет в порядке. Второй пилот согласился: Да, и это хорошо[8].

Однако в 15:58:26 диспетчерский центр в Мемфисе всем рейсам по SIGMET сообщил о штормовом предупреждении в районе Теннесси, юго-востока Луизианы, Миссисипи, северной и западной Алабаме, а также в прибрежных водах, после чего посоветовал следить за информацией от радиомаяков в радиусе 241 километра зоны SIGMET. Затем в 15:58:45 диспетчер дал указание рейсу 242 переходить на связь с Атлантским центром управления воздушным движением (Атланта-центр). После этого командир прокомментировал: Поехали …держись, ковбой (англ. Here we go … hold 'em cowboy). Далее в 15:59:06 экипаж установил связь с диспетчерским центром в Атланте (сектор 39) и сообщил, что он поднимается с одиннадцати до семнадцати [тысяч футов]. На это диспетчер сказал: …Понял. Ожидайте после Рома снижение по глиссаде к полосе 26. Экипаж рейса 242 подтвердил получение информации. После диспетчер в Атланте в промежутке 15:59:18—16:02:03 обсудил с рейсом TWA584 авиакомпании Trans World Airlines выполнение последним обхода грозы с востока между Чаттанугой (Теннесси) и Ромом (Джорджия)[8].

В 16:00:30 дождь настолько усилился, что его шум был слышен на речевом самописце рейса 242. В 16:02:57 командир сказал: Я думаю, нам лучше лететь здесь помедленней… (англ. I think we'd better slow it up right here in this…). Второй пилот на это ответил: Надо где безопаснее (англ. Got ya covered). В 16:03:01 диспетчер сектора 30 центра в Атланте связался с рейсом авиакомпании Eastern Air Lines, который уже прошёл штормовую зону северо-западнее Рома, и спросил: Как прошёл ваш полёт по этому маршруту? Стали бы рекомендовать его всем остальным? (англ. How would you classify your ride through that line up there? You 'recommend anyone else come through it?). На это с самолёта Eastern Air Lines ответили: Это конечно не слишком удобный [вариант], но и ничего такого опасного не заметили (англ. it was not too comfortable but we didn't get into anything we would consider the least bit hazardous). Тогда в 16:03 диспетчер сектора 30 довёл эту информацию до рейса 242. Через 11 секунд речевой самописец шум ослабевшего дождя. В 16:03:20 экипаж перешёл на связь с Атлантой на новой частоте и доложил о высоте 17 [тысяч футов][8].

В 16:03:48 командир сказал: Выглядит мощно, никто не сунется сюда —, а через 6 секунд, не расслышав вопрос второго пилота, спросил — увидеть что?. Второй пилот повторил: Это разве не просвет?. Командир ответил: Это вовсе не просвет. Видишь?. В 16:04:05 речевой самописец вновь зафиксировал шум дождя, а через три секунды второй пилот спросил: Ты думаешь стоит начинать обходить сейчас?. Тогда командир сказал: Будем поддерживать полёт на 285 узлах. Второй пилот подтвердил новую скорость[8].

Отказ двигателей

В 16:04:30 на речевом самописце был записан шум дождя с градом, а через 20 секунд рейс 242 доложил в Атланту о снижении скорости полёта. В 16:05:53 второй пилот сказал: Каким путём будем следовать — пробьёмся здесь или возвращаемся? Я не знаю, где мы сможем пройти, Билл. Командир ответил: Я только знаю, что мы должны выбраться отсюда. Тогда второй пилот сказал: Да, прямо по этой полосе. Далее в 16:06:01 командир сказал: Прямо сейчас всё чисто здесь слева. Я думаю, мы сможем там сейчас пробиться. Второй пилот в 16:06:02 ответил: Понятно, туда и направляемся[9].

С 16:04:42 по 16:06:20 диспетчерский центр в Атланте координировал примерный маршрут полёта рейса TWA584 и его высоту для перехвата входного вектора 313° от радиомаяка Атланты. В 16:06:30 диспетчер сказал рейсу 584: Я смотрю на погоду к северо-западу от этого места и к северу от Рома, но вижу только её край.… Сохраняйте 15 000 (4,6 км). С рейса 584 ответили: Сохраняем 15 000; наблюдаем хорошую погоду на один и два часа. Тем временем в 16:06:41 на борту рейса 242 второй пилот сказал: Надо пройти через этот просвет. Примерно в это же время диспетчер передал рейсу 242 снижаться и занимать эшелон FL140, но когда командир в 16:06:46 спросил второго пилота, кому эта команда, тот ошибочно решил, что самолёту TWA. Лишь когда диспетчер повторил указание, экипаж самолёта Southern Airways подтвердил начало снижения. На речевом самописце при этом вплоть до 16:09:13 был зафиксирован сильный шум дождя, причём в промежутке 16:07:57—16:08:33 самописец временно не работал. С 16:07:00 по 16:08:01 диспетчер в Атланте четырежды попытался вызвать рейс 242, но те не отвечали. Затем в 1608:37 второй пилот, вероятно, посоветовал командиру вернуть режим двигателей, а в 16:08:42 сообщил диспетчеру, что они ожидают дальнейших указаний. Тогда диспетчер в 16:08:49 дал указание сохранять высоту 15 000 футов, на что в 16:08:55 ему ответили, что постараются[9].

В 16:09:15 экипаж доложил диспетчеру, что у них лопнуло лобовое стекло и что они постараются снизиться с 15 до 14 [тысяч футов] (с 4,6 до 4,3 км). В 16:09:36 второй пилот сказал: На левом двигателе нет оборотов. Тогда диспетчеру было доложено о выключении левого двигателя, на что диспетчер сказал, что у них также перестал работать транспондер, ответчик 5623. В 16:09:43 второй пилот сказал: Мой код ответчика 5-6-2-3, скажите им, что я на высоте 14. В 16:09:59 командир скомандовал отключить автопилот, после чего второй пилот сказал, что взял управление. В 16:10:00 центр в Атланте дал указание снижаться до 4000 метров, но в 16:10:04 второй пилот сказал об отказе второго двигателя, что было сообщено в Атланту. Когда диспетчер переспросил, с самолёта доложили об отказе обоих двигателей[9][10].

Один из пассажиров в салоне имел квалификацию пилота гражданской авиации и сидел на левой стороне чуть впереди воздухозаборника левого двигателя. Со слов этого пассажира, полёт проходил нормально, пока самолёт не столкнулся с сильной турбулентностью и обильными осадками. Затем в законцовку крыла ударила молния, а потом пошёл град, который становился всё крупнее и интенсивнее. Также после удара молнии, но до начала града свет в салоне погас. Продолжительность турбулентности составила примерно минуту-две, а дождя — от 45 до 60 секунд, столько же длился и град. Когда начался град, то в передней части правого двигателя раздался хлопок, после чего этот двигатель остановился. Затем из левого двигателя раздался звук помпажа, а потом хлопок, после чего и этот двигатель также остановился. На воздухозаборнике левого двигателя при этом были видны вмятины[11].

Планирование сквозь дождь

В 16:10:14 второй пилот сказал: Ладно, Билл, получи нам вектор на место посадки. В 16:10:16 с рейса 242 запросили: Дайте нам вектор захода на посадку в Атланте. В ответ диспетчер передал: Придерживайтесь по-прежнему юго-западного курса. TWA слева от вас в 14 милях на 14 тысячах и говорит, что там ясно. В 16:10:27 с рейса 242 спросили у центра в Атланте, надо ли поворачивать налево, на что диспетчер сказал, что попытается вывести их прямо на авиабазу Доббинс</span>ruen. Второй пилот тут же сказал командиру, что знает эту авиабазу, поэтому в 16:10:38 с самолёта запросили: Дайте нам направление на Доббинс, если возможно. В 16:10:41 диспетчер в Атланта-центр дал указание переходить на частоту 126,9 (Атланта-подход) для получения направления на Доббинс, что экипаж подтвердил в 16:10:45[10].

Далее в 16:10:50 второй пилот сказал о включении зажигания для запуска вспомогательной силовой установки (ВСУ). В 16:10:52 экипаж через другой самолёт (Learjet 999M) попытался вызвать Атланта-подход, но затем электричество отключилось, при этом в в 16:10:56 на 2 минуты 4 секунды прекратили работу бортовые самописцы. Пока рейс 242 был обесточен, с 16:11:17 по 16:12:50 его трижды вызывал диспетчер Атланта-центр, в 16:12:00 попытался вызвать диспетчер в Атланта-подход, а через 10 секунд попытался и рейс TWA584. Однако все эти попытки на данном промежутке времени были безуспешными. Затем в 16:13:00 бортовые самописцы вновь начали работу, то есть экипаж смог запустить ВСУ и восстановить работу электросистем самолёта. В 16:13:03 командир сказал: Так, продолжим, после чего в 16:13:04 вызвал Атланта-подход: …Атланта, вы слышите Саутерн 242?. Диспетчер ответил: Саутерн 242, Атланта… продолжайте. С самолёта передали: …мы потеряли оба двигателя. Дайте нам направление на ближайшую площадку. Мы на 7000 футах (2,1 км). Тогда в 16:13:17 диспетчер подхода сообщил: Саутерн 242, понял. Поворот вправо на курс 100°, это направление на Доббинс, прямой заход на полосу 11… Вы сейчас в 15, то есть в 20 милях (37 километров) к западу от Доббинса. В ходе этой радиопередачи второй пилот спросил у командира: Что с погодой в Доббинсе, Билл? Как это далеко? Как это далеко? Командир лишь передал на землю: Окей, направление 140 и 20 миль. В 16:13:35 диспетчер подхода поправил: …занимайте курс 120°, Саутерн 242, поворот правый на 120°. С самолёта ответили: Окей, поворот правый на 120° и… вам наш ответчик не передаёт сигнал о чрезвычайной ситуации?. Одновременно с этим второй пилот сказал: Объявляй чрезвычайную ситуацию, Билл. В 16:13:45 диспетчер передал: Я не получаю его, хотя вижу на радаре, что вы в 20 милях западнее Доббинса[10].

В 16:14:03 второй пилот сказал: Запусти же эти двигатели. Потом в 16:14:24 экипаж вызвал диспетчера: Слушайте, серьёзно, мы потеряли оба двигателя и я не… уверен, что понимаем ситуацию… У нас… всего два двигателя. Как далеко сейчас до Доббинса? Когда диспетчер ответил, что расстояние 19 миль, с самолёта сообщили, что они следуют на высоте 5800 футов со скоростью 200 узлов. В 16:14:45 диспетчер спросил: Саутерн 242, у вас хоть один двигатель работает? В ответ передали: Ответ отрицательный, двигателей нет. В 16:15:04 командир сказал второму пилоту: Только не снижай скорость, на что тот ответил: Нет, не буду. Затем командир дал указание выпустить закрылки, после чего речевой самописец зафиксировал звук движения рычага. В 16:15:11 второй пилот сказал: Получилось, значит гидравлика работает. Какая погода в Доббинсе? В 16:15:18 командир спросил у диспетчера в Атланта-подход о погоде в Доббинсе, на что тот сказал пока подождать. В 16:15:46 диспетчер передал: Саутерн 242, погода в Доббинсе — на 2000 переменная и примерно на 7000 сплошная, видимость 7 миль. С самолёта передали: Понял, мы сейчас у 4600 (1,4 км). Когда диспетчер сказал, что до аэродрома ещё 17 миль, с рейса 242 передали: Я не знаю, дотянем ли мы до него[12].

В 16:16:11 второй пилот попросил командира, чтобы тот узнал у диспетчера, есть ли аэропорт ближе Доббинса. Командир не расслышал вопроса, поэтому второй пилот вновь повторил свою просьбу. Тогда 16:16:25 с самолёта спросили: …есть ли какой-либо аэропорт между нами и Доббинсом?. Диспетчер ответил, что ничего ближе Доббинса нет, поэтому 16:16:34 с самолёта передали: Я сомневаюсь, что у нас получится, но мы делаем всё возможное. Но потом диспетчер сказал, что есть ещё Картерсвиль</span>ruen, от которого рейс 242 находится в 18 километрах к югу, тогда как от Доббинса — в 27 километрах к западу. Тогда в 16:16:45 экипаж запросил направление на Картерсвиль, на что диспетчер передал: Хорошо, поворот влево на курс 360°, это прямой… прямой заход на Картерсвиль. В 16:16:53 рейс 242 спросил, какой посадочный курс полосы. Диспетчер подхода сказал; Подождите, на что экипаж спросил, а как долго ждать, но диспетчер вновь сказал: Подождите. Тогда в 16:17:08 командир сказал второму пилоту, что они будут выполнять посадку вне аэродрома, на что второй пилот сказал, что надо найти свободное шоссе. Командир предложил садиться на первом же поле, но второй пилот отказался. В 16:17:35 командир сказал: Смотри, там шоссе, и без автомобилей. Однако когда второй пилот спросил его: Там справа оно прямое?, на что командир ответил: Нет[12]. Тем не менее второй пилот принял решение: Мы должны сесть на него[13].

Катастрофа

В 16:17:44 диспетчер в Атланте передал: Саутерн 242, схема полосы… в Картерсвиле… 360°, заход с севера и юга, уровень аэродрома 756 футов и… полезная длина 3200 футов. Однако в 16:18:02 с рейса SO242 было передано последнее радиосообщение: Мы садимся на шоссе, у нас нет выбора[11]. Шоссе, которое выбрал экипаж, являлось государственным шоссе №92</span>ruen (в настоящее время этот участок относится к шоссе 381), а посадка на него выполнялась в северо-северо-восточном направлении близ городка Нью-Хоуп (округ Полдинг, Джорджия). Пилоты при этом были вынуждены ориентироваться через разбитые градом лобовые стёкла[14].

16:18:07 2П Закрылки.
КВС Они на пятидесяти.
2П Ох… Билл, я надеюсь, мы сможем это сделать.
16:18:14 2П Я смогу, я смогу.
16:18:15 2П Я собираюсь сесть прямо на того парня.
16:18:20 КВС Там же впереди автомобиль.
16:18:20 2П Я знаю, Билл, я сейчас всё контролирую.
КВС Окей.
16:18:30 КВС Не затягивай.
2П Я совершаю ошибку.
16:18:31 2П Мы должны сделать это сейчас.
16:18:34 2П Я смогу.
16:18:36 Звук удара.
16:18:43 Конец записи.

Законцовкой левой плоскости крыла лайнер врезался в два дерева у шоссе к юго-юго-востоку от Нью-Хоупа. Промчавшись 0,8 миль по шоссе, авиалайнер врезался левой плоскостью в ещё одно дерево, уже в самом городке. Далее обеими сторонами крыла рейс SO242 на протяжении 174 метров начал сносить столбы и деревья по обеим сторонам шоссе, после чего левая стойка шасси выкатилась на обочину. Почти одновременно левая сторона крыла врезалась в насыпь, при этом от удара самолёт развернуло влево и вынесло с шоссе. Далее авиалайнер промчался по городку ещё 384 метра, прежде чем остановился. Поле обломков имело размеры около 580 на 90 метров и было сориентировано примерно по магнитному курсу 25°. В процессе движения по шоссе и через городок лайнер врезался в деревья, кусты, столбы, заборы, дорожные знаки и топливораздаточные колонки на автомобильной заправочной станции, а также в пять легковых и один грузовой автомобили[14][15].

Катастрофа произошла в светлое время суток. На борту самолёта на месте погибли оба пилота (от обширных травм) и 60 пассажиров (20 — от обширных травм, 31 — от отравления дымом и ожогов, 9 — от сочетания травм), то есть 62 человека. Позже в течение месяца умер ещё один пассажир, но в отчёте его не учли, так как по тогдашним нормативам под смертельно раненными подразумевались погибшие более, чем спустя 7 дней после катастрофы (в настоящее время этот срок увеличен до 30 дней). Выжили обе стюардессы и 20 пассажиров. Кроме того, погибли также 9 жителей городка Нью-Хоуп (один из них умер в течение месяца и в официальном отчёте также отнесён к «смертельно раненным»). Таким образом, всего в катастрофе погибли 72 человека[11]. Это крупнейшая авиационная катастрофа в штате Джорджия[16].

Расшифровка переговоров

Переговоры и записи с речевого самописца рейса SO 242 в течение последних 15 минут.

Причины катастрофы

Расследованием причин катастрофы рейса SO242 занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Окончательный отчёт расследования был опубликован 26 января 1978 года.

Из результатов расследования NTSB[17][18][19]:

  1. Рейс 242 по пути из Хантсвилла в Атланту неподалёку от Рома попал в сильную грозу, когда снижался с 17 до 14 000 футов.
  2. Из-за обильного попадания дождя и града в двигатели самолёта в последних произошло падение оборотов ниже, чем необходимо для нормальной работы генераторов, в результате чего произошло временное отключение электроэнергии на 36 секунд.
  3. Затем частота вращения ротора в как минимум одном из двигателей увеличилась до значения, необходимого для нормальной работы генератора, поэтому электроснабжение самолёта восстановилось.
  4. Такое увеличение частоты вращения двигателя (-ей) могло быть вызвано перемещением рычага (-ов) управления двигателем (РУД).
  5. Первоначальное падение оборотов привело к тому, что в обоих двигателях резко замедлили вращение компрессоры высокого давления.
  6. Резкое замедление частоты вращения компрессоров высокого давления, судя по всему, было вызвано перемещением РУДов и попаданием в двигатели большого количества воды.
  7. Такое резкое изменение работы компрессора привело к тому, что в двигателе возник помпаж, который заставил отклониться вперёд лопатки шестой ступени компрессора низкого давления, при этом данные лопатки врезались в лопатки пятой ступени статора, из-за чего несколько лопастей и лопаток разрушились.
  8. Кусочки лопастей и лопаток влетели в компрессор высокого давления и причинили серьёзные повреждения двигателей.
  9. Двигатели продолжали работать в режиме тяги. Это обстоятельство в сочетании с повреждениями компрессора привели к тому, что возник перегрев турбинных секций в обоих двигателей, после чего произошёл отказ двигателей.
  10. Вновь произошёл сбой электроснабжения, который продлился 2 минуты 4 секунды, пока не была запущена вспомогательная силовая установка.
  11. После того, как повторная попытка запуска двигателей оказалась неудачной, происшествие стало неизбежным, так как в авиакомпании Southern Airways не проводили обучение и подготовку лётных экипажей по выполнению вынужденной посадки в условиях, когда все двигатели не работают.
  12. Перед вылетом из Хантсвилла лётный экипаж не получал информации о грозе к западу от радиомаяка Ром.
  13. В течение полёта к Рому экипаж не получал никакой информации о наличии штормовой погоды к западу от Рома, разве что только на мониторе бортового радиолокатора.
  14. Основываясь только на показаниях бортового радиолокатора, командир рейса 242 поначалу решил, что наблюдаемый шторм к западу от Рома не очень мощный для пролёта через него.
  15. Сделав такой первоначальный вывод, командир принял решение о вхождении в шторм близ Рома.
  16. Нет убедительных доказательств, что на такие решения и действия повлияла усталость экипажа.
  17. Решение командира о входе в шторм основывалось, вероятно, только на отображении погоды на радиолокаторе.
  18. Ещё как минимум за 20 минут до того, как рейс 242 вылетел из Хантсвилла, Национальная метеорологическая служба с помощью своих радиолокаторов определила, что в районе Рома находится очень мощный шторм с градом и высотой облаков до 40 000 футов (12 километров).
  19. Диспетчеры авиакомпании Southern Airways не ознакомились с информацией от системы штормовых предупреждений о ситуации в районе Рома и не предупредили экипаж, что на маршруте полёта будут опасные погодные явления.
  20. В диспетчерском центре в Атланте не имели достаточно информации о штормовой обстановке близ Рома.
  21. Обзорные радиолокаторы диспетчерского центра в Атланте имели ограниченные возможности по отображению сложных погодных условий.
  22. Из-за таких ограничений радиолокаторов диспетчеры в Атланте недостаточно хорошо понимали ситуацию с погодой в районе Рома.
  23. Диспетчеры в Атланте не знали, что рейс 242 летит через шторм. В свою очередь, пилоты рейса 242 не запрашивали у диспетчеров никакой информации.
  24. Часть людей на борту выжила в происшествии.
  25. Стоит отметить хорошую работу стюардесс, которые сами начали подготовку пассажиров к аварийной посадке, благодаря чему выжило значительное число людей.

По мнению NTSB, причиной катастрофы, вероятно, стал полный и уникальный по своей сути отказ обоих двигателей, когда авиалайнер следовал через область сильной грозы. Двигатели отказали из-за попадания в них большого объёма воды и града, а также движений рычагов управления двигателями, в результате чего произошёл помпаж, а затем и сильное повреждение конструкции компрессора двигателя[19].

Катастрофе способствовали те обстоятельства, что экипаж не получил своевременной информации от диспетчеров авиакомпании о сложных погодных условиях на маршруте, после чего командир, ориентируясь на показания бортового радиолокатора, принял решение не огибать грозу, а пройти через неё. Также сказались и ограничения управления воздушным движением Федерального управления гражданской авиации, так как отсутствовало своевременное распространение информации в режиме реальном времени для лётных экипажей об опасных погодных явлениях[20].

Культурные аспекты

См. также

Аналогичные происшествия

Напишите отзыв о статье "Катастрофа DC-9 в Нью-Хоупе"

Примечания

Комментарии

  1. ↑ Здесь и далее указано Североамериканское восточное время — EST

Источники

  1. ↑ [www.planespotters.net/airframe/McDonnell-Douglas/DC-9/47393/N1335U-Southern-Airways N1335U Southern Airways McDonnell Douglas DC-9-31 - cn 47393 / 608]
  2. ↑ 1 2 NTSB Report, p. 52.
  3. ↑ NTSB Report, p. 9.
  4. ↑ 1 2 3 NTSB Report, p. 50.
  5. ↑ Tiffany Keele Grana. [ashevilleoralhistoryproject.com/2013/05/04/co-pilot/ “The Daughter of Southern Airways Flight 242’s First Officer Finally Speaks Out”–by Clifford Davids] (англ.). CONFESSIONS OF AN ORAL HISTORIAN (4 May 2013). Проверено 27 декабря 2014.
  6. ↑ 1 2 NTSB Report, p. 51.
  7. ↑ 1 2 3 NTSB Report, p. 2.
  8. ↑ 1 2 3 4 NTSB Report, p. 3.
  9. ↑ 1 2 3 NTSB Report, p. 4.
  10. ↑ 1 2 3 NTSB Report, p. 5.
  11. ↑ 1 2 3 NTSB Report, p. 7.
  12. ↑ 1 2 NTSB Report, p. 6.
  13. ↑ 1 2 Bruce Landsberg. [www.aopa.org/News-and-Video/All-News/1998/August/1/Deadly-Surprise Deadly Surprise] (англ.). Aircraft Owners and Pilots Association (1 August 1998). Проверено 24 декабря 2014.
  14. ↑ 1 2 NTSB Report, p. 17.
  15. ↑ [lessonslearned.faa.gov/ll_main.cfm?TabID=1&LLID=49&LLTypeID=0 Southern Airways Flight 242 at New Hope, Georgia. Accident Overview] (англ.). Федеральное управление гражданской авиации США. Проверено 25 декабря 2014.
  16. ↑ [aviation-safety.net/database/dblist.php?Country=N|GA ASN Aviation Safety Database] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 25 декабря 2014.
  17. ↑ NTSB Report, p. 39.
  18. ↑ NTSB Report, p. 40.
  19. ↑ 1 2 NTSB Report, p. 41.
  20. ↑ NTSB Report, p. 42.
  21. ↑ [rutube.ru/video/cb5df44b1e4d8da4f4e71020a9ab9d75/ Расследование авиакатастроф: Южная буря] (рус.). Rutube. Проверено 27 декабря 2014.

Ссылки

  • [aviation-safety.net/database/record.php?id=19770404-1 Описание катастрофы на Aviation Safety Network]
  • [www.fss.aero/accident-reports/dvdfiles/US/1977-04-04-US.pdf Southern Airways, Inc., DC-9-31, N1335U, New Hope, Georgia, April 4, 1977] (англ.). National Transportation Safety Board (26 January 1978). Проверено 25 декабря 2014.


 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: NTSB Report
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-9 в Нью-Хоупе

На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Катастрофа_DC-9_в_Нью-Хоупе&oldid=81623877»