Катастрофа L-188 на Гуаме
| Рейс 702 Air Manila | ||||
 Разбившийся самолёт за 2½ года до катастрофы | ||||
| Общие сведения | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата | ||||
| Время |
14:47 GMT | |||
| Характер |
Сваливание при взлёте | |||
| Причина |
Ошибка экипажа (преждевременная уборка закрылков) | |||
| Место |
| |||
| № | Заводской номер |
Наработка, часы | |
|---|---|---|---|
| КР | СНЭ | ||
| Двигатели | |||
| 1 | 500905 | 7440 | неизвестно |
| 2 | 500787 | 3879 | неизвестно |
| 3 | 501063 | 1084 | 20 419 |
| 4 | 501092 | 3975 | неизвестно |
| Воздушные винты | |||
| 1 | P1092 | 829 | 3736 |
| 2 | P254 | 1583 | 24 499 |
| 3 | P081 | 1139 | 23 167 |
| 4 | P135 | 40 | неизвестно |
Максимальный взлётный вес самолёта составлял 113 000 фунтов (51 260 кг), а максимальный посадочный — 95 650 фунтов (43 390 кг). Для аэродрома Агана, из которого выполнялся роковой рейс, максимальный вес при взлёте без закрылков был определён как 85 000 фунтов (38 560 кг)[1].
Экипаж
- Командир воздушного судна — 46-летний Роберто Хавалева (англ. Roberto Javaleva). В авиакомпании Ait Manila с 16 сентября 1964 года, а 18 декабря 1971 года получил квалификацию командира самолёта L-188. Его общий налёт составлял 10 016 часов, в том числе 2422 часа 45 минут в должности командира L-188. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа соответственно 153 часа 35 минут, 62 часа 40 минут и 0 часов[5].
- Второй пилот — 40-летний Эрнесто Насион (англ. Ernesto Nacion). В авиакомпании Ait Manila с 17 апреля 1968 года, а 10 марта 1975 года получил квалификацию резервного командира самолёта L-188. Его общий налёт составлял 8906 часов 44 минуты, в том числе 2037 часов 21 минута на L-188. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа соответственно 125 часов 20 минут, 58 часов 30 минут и 0 часов[6].
- Бортинженер — 32-летний Йохнстан Явалева (англ. Johnsthan Javaleva). В авиакомпании Ait Manila с 28 февраля 1969 года, а 27 ноября 1974 года получил квалификацию бортинженера самолёта L-188. Его общий налёт составлял 5593 часа 17 минут, в том числе 193 часа 25 минут на L-188. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа соответственно 156 часов 20 минут, 64 часа 50 минут и 1 час 5 минут[6].
- Сменный пилот — 33-летний Сальвадор Белло (англ. Salvador Bello). В авиакомпании Ait Manila с 1 февраля 1970 года, имел квалификацию пилота и бортинженера, а 24 сентября 1974 года получил квалификацию второго пилота самолёта L-188. Его общий налёт составлял 6051 час 50 минут, в том числе 81 час 18 минут на L-188. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа соответственно 125 часов 20 минут, 58 часов 30 минут и 1 час 5 минут[6][7].
- Штурман — 46-летний Ромео Альмарио (англ. Romeo Almario). В авиакомпании Ait Manila с 31 марта 1976 года[7].
Помимо них, в состав экипажа входили два техника, один мастер погрузки и четыре бортпроводника[7].
Хронология событий
Полёт к Гуаму
Самолёт выполнял чартерный грузопассажирский рейс UM-702 по доставке персонала и оборудования с острова Уэйк (США) в Манилу (Филиппины) с промежуточной посадкой в Агане (Гуам). 3 июня в 21:09[* 1] рейс 702 вылетел с Уэйка[8].
На подходе к Гуаму экипаж связался с офисом авиакомпании Pan American World Airways (выполняла обслуживание самолётов компании Air Manila, в том числе выдачу прогнозов погоды) и сообщил, что скоро выполнит посадку, а самолёту требуется обслуживание. Что за проблемы на борту, экипаж никому не сообщал, в том числе диспетчерским центрам на Гонолулу и в Агане[8].
Стоянка в Агане
В 02:11 4 июня самолёт приземлился в Агане, где встал у терминала, а экипаж сообщил, что зафлюгирован воздушный винт № 2 (левый внутренний). После выгрузки пассажиров, «Локхид» был отведён и припаркован в северной части перрона. Техники авиакомпании Pan Am предложили свои услуги, но оба техника из экипажа рейса 702 ответили отказом, после чего самостоятельно приступили к ремонту. По свидетельствам очевидцев, техники на втором двигателе открыли панель размерами 10×15 дюймов (25×38 см), расположенную позади воздушного винта, после чего заглянув внутрь заметили: Здесь сухо. Далее они взяли канистру CAL-TEX, объёмом 5 галлонов, после чего сперва залили в самолёт около галлона жидкости, а затем ещё раз. После этого один из техников пошёл в кабину, откуда несколько раз задействовал флюгирование винта. Лопасти вращались нормально, поэтому панель закрыли. Также один из работников обслуживающего персонала заметил, как перед запуском двигателей близ задней кухни техник из экипажа проводил замену коврового покрытия, хотя заявки на это не было[8].
Пока техники занимались вторым двигателем, наземный персонал заправил самолёт. По расчётам в баках оставалось ещё чуть больше 1000 фунтов (450 кг) топлива марки JP-4 (при вылете из Уэка — около 21 000 фунтов (9500 кг); расчётный расход топлива до Гуама — 19 930 фунтов (9040 кг)), а в Агане залили ещё примерно 23 600 фунтов (10 700 кг) авиакеросина типа A1, который совместим с JP-4. После завершения всех необходимых работ, в салон сели 33 пассажира — филиппинские рабочие, работавшие по контракту, в том числе 9 — в Федеральном управлении гражданской авиации США. Экипаж нормально запустил все четыре двигателя. Общий вес авиалайнера по оценке составлял 111 600 фунтов (50 620 кг), что находилось в пределах допустимого[9][1][10].
Взлёт и катастрофа
Погодные условия в это время, согласно данным на 05:00 GMT, были хорошие: переменная облачность на высотах 1800 фут (550 м) и 20 000 фут (6100 м), видимость 7 миль (11 км), температура воздуха 87 °F (31 °C), точка росы 72 °F (22 °C), ветер 120° 8 узлов, давление аэродрома 29,82 дюйма (757 мм) рт. ст.. На севере и востоке от аэропорта наблюдались кучево-дождевые облака, которые продвигались на запад[11]. Рейс 702 проследовал к концу полосы «6 левая» (6L) длиной 10 015 фут (3053 м), после чего с правым поворотом вырулил на неё. Согласно показаниям очевидцев, лайнер пробежал по полосе около 7500 фут (2300 м) прежде чем поднялся в воздух[9].
Однако уже во время пробега, либо по его завершению, свидетели увидели, что зафлюгировался воздушный винт № 3 (правый внутренний), а один очевидец даже услышал, как поменялся шум работы винтов. Поднявшись за 22 секунды до 100 фут (30 м), «Локхид» стал заваливаться вправо, потеряв боковую устойчивость, при этом нос круто задрался вверх. Быстро теряя высоту, лайнер спустя ещё 8 секунд на высоте 390 фут (120 м) над уровнем моря ударился хвостом о возвышенность на удалении около 4300 фут (1300 м) от торца полосы, после чего промчавшись по ней 220 фут (67 м) врезался в насыпь высотой 13 фут (4,0 м), а потом снёс ограждение аэропорта. Далее борт RP-C1061 пересёк шоссе, сбив при этом пикап, который сразу взорвался, после чего в 04:47:48 упал на открытом пространстве между жилых районов и на удалении 4900 фут (1500 м) от полосы (13°29′ с. ш. 144°49′ в. д. / 13.4917° с. ш. 144.817° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=13.4917&mlon=144.817&zoom=14 (O)] (Я), высота 390 фут (120 м) над уровнем моря)[9][3][10].
Мы увидели горящий самолёт и всё, о чём мы могли думать — бежать..Оригинальный текст (англ.)We saw the airplane on fire and all we could think of was to run.
Спасательные работы
Как впоследствии показала патологоанатомическая экспертиза, большинство людей на борту при ударе получили травмы, из-за которых 10 пассажиров и 6 членов экипажа погибли сразу. Возникший на месте падения мощный пожар сразу охватил авиалайнер. В 04:53 к месту происшествия прибыли первые спасательные расчёты, а в 04:55 прибыл первый пожарный автомобиль. Пожарные расчёты аэропорта приехали с задержкой, так как на воротах из аэропорта сменили замок, а ключи ещё не всем раздали, поэтому в данной ситуации пришлось эти ворота сносить. Но когда пожар был взят под контроль, спасать уже было некого, так как все те, кто ещё оставался в живых на борту позже задохнулись в дыму, либо сгорели в огне[12][13].
Все находящиеся в самолёте 33 пассажира и 12 членов экипажа погибли. 46-й жертвой стал водитель сбитого автомобиля. Кроме того на земле были ранены обломками и получили ожоги от пожара мать с сыном, но они оба выжили[9].
По масштабам на момент событий эта авиакатастрофа занимала второе место на Гуаме, после катастрофы американского Douglas DC-6 в 1960 году (80 погибших)[14].
Расследование
Изучение обломков
Бортовые самописцы оказались повреждены в пожаре. К тому же фольга в параметрическом самописце перезаписывалась уже пятый раз, поэтому данные разных полётов накладывались друг на друга, что осложняло их расшифровку[3].
При ударе о землю хвостом произошло отделение хвостовой части, а при столкновении с препятствиями повредило лопасти воздушных винтов. Шасси при ударе были убраны и зафиксированы, закрылки находились в полётном положении. При изучении силовых установок было определено, что двигатели № 1, 2 и 4 работали в момент удара, а у двигателя № 3 воздушный винт находился в зафлюгированном положении. Датчик топлива двигателя № 3 был сильно повреждён в пожаре, а потому нельзя было определить, поступало ли топливо в двигатель. Изучение остальных частей данного двигателя не выявило на них никаких признаков отказа или нарушений в работе. Часть тросов управления данной силовой установки сгорела в пожаре[15].
Техническое состояние самолёта
Изучение записей по проверкам показало, что борт RP-C1061 всегда регулярно проходил необходимое техническое обслуживание, которое выполнялось в соответствие с действующими директивами. Всё необходимое оборудование было установлено. За последние четыре рейса до 3 июня по самолёту были следующие замечания[1].
| Дата | Неисправность | Что сделано |
|---|---|---|
| 24.5.1976 | Нет индикации обратной тяги двигателя № 3 | Найден оборванный провод в патроне лампочки. После подключения проверена работоспособность — O.K. |
| 26.5.1976 | Крутящий момент двигателя № 3 колеблется от 500 фунтов (230 кг) | Очищен штепсельный разъём измерителя крутящего момента, заменены индикаторы № 3 и 4, а также заменён клапан индуктора № 3, застрявший в верхнем положении (!). Проверена работа на земле — O.K. |
| 31.5.1976 | У № 3 мощность скачет при взлёте и в крейсерском полёте | Откалиброваны фазовые индикаторы A и B, а также очищены 5-й, 10-й и 14-й выпускные клапаны. Проверена работа на земле — O.K. |
| 2.6.1976 | Проверить характеристики производительности Показания мощности двигателя № 3 всё ещё колеблются |
Мощность проверена и откалибрована. Найдена потеря в штепсельном разъёме измерителя крутящего момента; контакты зачищены. При наземном запуске проверены показания — O.K. |
Что за отклонения в работе были обнаружены после вылета из Уэйка точно определить не оказалось возможным, так как бортовой журнал сгорел в катастрофе, а никаких его копий в Гуаме не оставляли и в авиакомпанию не отправляли. Но неисправность была, раз по пути до Гуама экипаж зафлюгировал воздушный винт № 2, а позже техники выполнили ремонт. После завершения обслуживания в аэропорту Агана техники из авиакомпании Pan Am спросили у авиатехников из Air Manila, что за проблемы по работе самолёта, на что им ответили: Пропеллер, но сейчас всё окей[16]. Судя по тому, что неисправность устранили заливкой масла, а после проверили работу системы флюгирорования, наиболее вероятно, что данный отказ был вызван отсутствием масла в механизме регулирования шага винта[17].
Техническое состояние борта RP-C1061 в момент катастрофы точно определить не удалось, как и нарушения в работе его систем за последние два дня. Однако обращает внимание, что в последнее время участились записи о колебаниях мощности в двигателе № 3. Всё что сделали авиатехники, так это заменили клапан индуктора. однако даже после этого выходная мощность не была стабильной во всех полётах, вплоть до 4 июня. По правилам, если скачут температура на входе газовой турбины, либо выходная мощность, экипаж должен перевести рычаг управления данным двигателем в положение «Малый газ» или «Стоп»[17].
Тесты
Правила авиакомпании гласили, что если во время взлёта до достижения скорости принятия решения (V1) откажет двигатель, то взлёт надо прерывать, в противном случае взлёт надо продолжать. Но в данном случае командир самолёта мог принять решение продолжать взлёт, понадеявшись на большой запас длины полосы. Безопасная скорость взлёта для самолёта с таким весом и такой же конфигурацией закрылков, как на рейсе 702, была определена в 123 узла. Теперь следователям надо было определить длину полосы, необходимую для безопасного взлёта рейса 702[13].
Данные были получены как в реальных взлётах, так и путём продувок в аэродинамической трубе, после чего на основании полученных данных производили расчёты для веса самолёта, наклона полосы и погодных условий, которые были на момент происшествия. В итоге получили следующие результаты[18].
| Скорость | Положение закрылков | Дистанция для достижения данной скорости | ||
|---|---|---|---|---|
| 4 двигателя | 3 двигателя | 3 двигателя спустя 2000 фут (610 м) | ||
| VR (подъём) (V2−5=118 узлов) |
Взлётное | 3650 фут (1110 м) | 6000 фут (1830 м) | 4850 фут (1480 м) |
| Убраны | 3350 фут (1020 м) | 5800 фут (1770 м) | 4350 фут (1330 м) | |
| V2 (отрыв) (123 узла) |
Взлётное | 4050 фут (1230 м) | 6750 фут (2060 м) | 5550 фут (1690 м) |
| Убраны | 3675 фут (1120 м) | 6450 фут (1970 м) | 5000 фут (1520 м) | |
| V2+5 узлов (128 узлов) |
Взлётное | 4500 фут (1370 м) | 7550 фут (2300 м) | 6500 фут (1980 м) |
| Убраны | 4050 фут (1230 м) | 7050 фут (2150 м) | 5650 фут (1720 м) | |
| Скорость | Высота[* 2] | Конфигурация самолёта (работают 3 двигателя) | ||
|---|---|---|---|---|
| Закрылки выпущены шасси выпущены |
Закрылки выпущены шасси убраны |
Закрылки убраны шасси убраны | ||
| VR (подъём) (V2−5 узлов) |
0 фут (0 м) | 5,6° | — | — |
| 50 фут (15 м) | 2,0° | 3,9° | −0,5° | |
| 100 фут (30 м) | 1,4° | 3,3° | −1,0° | |
| V2 | 0 фут (0 м) | 5,6° | — | — |
| 50 фут (15 м) | 2,3° | 4,2° | 2,5° | |
| 100 фут (30 м) | 1,7° | 3,8° | 2,0° | |
| V2+5 узлов | 0 фут (0 м) | 5,6° | — | — |
| 50 фут (15 м) | 2,5° | 4,6° | 4,1° | |
| 100 фут (30 м) | 2,0° | 4,2° | 3,6° | |
Завод-изготовитель предоставил следующие значения по времени работы отдельных систем[19].
- Время уборки шасси
- На скорости V2 (123 узла) — 9,5 секунд;
- На скорости 190 узлов — 9,7 секунд.
- Время уборки закрылков
- С максимального положения при скорости 170 узлов — 15,5 секунд;
- Со взлётного положения (78 %) при скорости 190 узлов — 12,5 секунд.
Анализ данных
Были ли нарушения в работе двигателя № 3 при полёте с Уэйка на Гуам, а если были, то почему экипаж не сообщал об этом, следователи определить не смогли. Но велика вероятность, что во время взлёта произошёл сбой в работе данного двигателя, поэтому экипаж его остановил, при этом воздушный винт был автоматически, либо вручную зафлюгирован, что увидели свидетели. Остановка одной из четырёх силовых установок приводит к снижению общей мощности, поэтому интенсивность разгона снизилась, а самолёту понадобилось большая дистанция для набора скорости, но экипаж принял решение не прерывать взлёт, посчитав, что запас длины полосы позволит его выполнить. Проведённые тесты показали, что самолёту для взлёта на трёх двигателях понадобится примерно 6700 футов, тогда как полоса имела в длину 7500 футов, то есть запас длины действительно был. К тому же на такое решение командира могло повлиять ещё и то обстоятельство, что авиакомпания Air Manila не имела на Гуаме ремонтной базы, а потому неисправный двигатель можно было починить лишь на Филиппинах. Спустя шесть секунд с момент остановки двигателя рейс 702 поднялся в воздух[17][20][21].
Однако едва приподнявшись самолёт вдруг круто задрал нос и начал снижаться. Как показало изучение обломков, в момент удара о землю шасси и закрылки были убраны, то есть самолёт фактически находился уже в полётной конфигурации. Уборка шасси и закрылков позволяет снизить аэродинамическое сопротивление, а значит быстрее набрать скорость. Однако уборка шасси и закрылков должна выполняться на скорости не ниже минимальной установленной скорости взлёта (V2), так как уборка закрылков снижает подъёмную силу крыла, поэтому и угол подъёма снижается[20].
На небольшой высоте достаточно велико влияние экранного эффекта, вследствие которого, как показали тесты, от поверхности земли траектория подъёма имеет наклон 5,6°. Обманутый таким быстрым набором высоты экипаж мог начать преждевременную уборку шасси и закрылков, не учтя при этом, что взлёт осуществлялся лишь на трёх двигателях из четырёх. Однако в процессе подъёма экранный эффект пропадает, а значит снижается и скороподъёмность. Если при этом угол выпуска закрылков меньше установленного для текущей скорости, то авиалайнер начнёт снижаться, последствия чего могут быть катастрофическими. Спасти ситуацию можно было чуть опустив нос, что позволило бы набрать необходимые несколько узлов, чтобы достичь безопасной скорости взлёта. Однако экипаж, внимание которого было отвлечено на отказавший двигатель, решил сохранить скороподъёмность, для чего наоборот поднял нос. Это увеличение угла тангажа приводит к тому, что аэродинамическое сопротивление уже значительно возрастает, а скорость полёта наоборот снижается, что приводит к ещё большему снижению подъёмной силы. Продолжая терять высоту, «Локхид» при пролёте над возвышенностью зацепил деревья и рухнул на землю[22][21].
Причины
- Члены лётного экипажа имели необходимые сертификаты и квалификацию, в соответствии с инструкциями и требованиями, принятыми в республике Филиппины.
- Самолёт изначально был зарегистрирован и сертифицирован в США Федеральным управлением гражданской авиации, а после перерегистрирован и пересертифицирован на Филиппинах.
- Лётную годность борта RP-C1061 определить не удалось.
- Транспондер самолёта отказал перед вылетом из Манилы и не был отремонтирован.
- Загруженное на борт топливо представляло собой смесь авиакеросина типов «JP-4» и «Jet A». Это смесь имела низкую температуру воспламенения — 30 °F (−1 °C), — и обладала таким опасным свойством, как быстрое распространение огня.
- Происшествие способствовало частичному выживанию. 28 человек на борту самолёта пережили момент столкновения с землёй, но не смогли убежать или спастись от быстрого распространяющегося пожара.
- Борт RP-C1061 вылетел из Манилы с неразрешённой проблемой — пониженной выходной мощностью в силовой установке № 3.
- Самолёт прибыл на Гуам с зафлюгированным воздушным винтом № 2.
- Единственной процедурой, выполненной при обслуживании двигателя/воздушного винта № 2, было добавление масла.
- По наблюдениям очевидцев, все четыре двигателя нормально запустились и продолжали работать, пока самолёт не оторвался от взлётно-посадочной полосы.
- Перед началом взлёта закрылки были выпущены до взлётного положения.
- Разгон до скорости взлёта (V2) выполнялся с пониженным ускорением из-за значительного запаса длины полосы.
- В процессе взлёта зафлюгировался воздушный винт № 3. Это произошло до того, как была достигнута скорость подъёма передней стойки шасси (VR).
- Запас длины полосы позволял после флюгирования воздушного винта нормально прервать взлёт. Но командир самолёта принял решение продолжать взлёт.
- Авиалайнер оторвался на удалении 7500 фут (2300 м) от начала полосы и поднялся до примерно 100 фут (30 м).
- Перед тем, как самолёт достиг максимальной высоты, экипаж убрал шасси и закрылки.
- «Локхид» не успел разогнаться до скорости, с которой можно было продолжать подъём при конфигурации с убранными закрылками.
- В верхней точке траектории полёта самолёт высоко задирает нос, что приводит к потере воздушной скорости и поперечной устойчивости.
- Из-за преждевременной уборки закрылков авиалайнер не успел подняться до необходимой высоты, чтобы безопасно пролететь над окружающей местностью.
Расследованием занимался Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB, США), который пришёл к выводу, что виновником катастрофы стал экипаж, который убрал закрылки на слишком низкой высоте, притом, что ещё во время пробега по полосе зафлюгировался воздушный винт № 3. Из-за этого авиалайнер уже не мог продолжать набор высоты и безопасно пролететь над окружающей местностью. Способствовало катастрофе ошибочное решение командира самолёта продолжать взлёт, когда до достижения VR (скорость подъёма передней стойки) произошло флюгирование воздушного винта № 3[24].
Никаких рекомендаций по предотвращению подобных происшествий в будущем в отчёте NTSB указано не было[24].
См. также
Напишите отзыв о статье "Катастрофа L-188 на Гуаме"
Примечания
Комментарии
- ↑ Здесь и далее по умолчанию указано Среднее время по Гринвичу (GMT).
- ↑ Разные значения даны для учёта эффекта влияния земли
Источники
- ↑ 1 2 3 4 Report, p. 4.
- ↑ [www.planelogger.com/Aircraft/View?Registration=RP-C1061&DeliveryDate=00.06.74 Registration Details For RP-C1061 (Air Manila International) L-188 Electra-A] (англ.). Plane Logger. Проверено 2 декабря 2015.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 7.
- ↑ 1 2 Report, p. 23.
- ↑ Report, p. 20.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 21.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 22.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 2.
- ↑ 1 2 3 4 Report, p. 3.
- ↑ 1 2 3 [news.google.com/newspapers?nid=1454&dat=19760604&id=Oms0AAAAIBAJ&sjid=IhMEAAAAIBAJ&pg=5649,874167&hl=ru Air crash at Guam airport kills 46] (англ.), Star-News (4 June 1976), стр. 2. Проверено 27 декабря 2015.
- ↑ Report, p. 6.
- ↑ Report, p. 9.
- ↑ 1 2 Report, p. 10.
- ↑ [aviation-safety.net/database/record.php?id=19760604-0 ASN Aircraft accident Lockheed L-188A Electra RP-C1061 Guam-Agana NAS (NGM)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 27 декабря 2015.
- ↑ Report, p. 8.
- ↑ Report, p. 5.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 13.
- ↑ Report, p. 11.
- ↑ Report, p. 12.
- ↑ 1 2 Report, p. 14.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 16.
- ↑ Report, p. 15.
- ↑ Report, p. 17.
- ↑ 1 2 3 Report, p. 18.
Литература
- [www.ntsb.gov/investigations/AccidentReports/Pages/AAR7706.aspx Air Manilla, Inc., Lockheed L-188A Republic of the Philippines Registry, RP-C1061, Guam, Marianas Islands, June 4, 1976] (англ.). Национальный совет по безопасности на транспорте (26 September 1977). Проверено 27 декабря 2015.
Отрывок, характеризующий Катастрофа L-188 на Гуаме
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
Навигация
