Катастрофа L-749 под Лимой

<tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Общие сведения</th></tr><tr><th style="">Дата</th><td class="dtstart" style=""> 27 апреля1966 года </td></tr><tr><th style="">Время</th><td class="" style=""> 08:05 (13:05 GMT) </td></tr><tr><th style="">Характер</th><td class="" style=""> Столкновение с горой </td></tr><tr><th style="">Причина</th><td class="" style=""> Ошибка экипажа </td></tr><tr><th style="">Место</th><td class="locality" style=""> гора Талаула (Talaula), Яуйос, 61 миля (113 км) юго-восточнее Лимы (Перу) </td></tr><tr><th style="">Координаты</th><td class="" style=""> 12°25′ ю. ш. 76°09′ з. д.12.417° ю. ш. 76.1583° з. д. / -12.417; -76.1583    </td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Воздушное судно</th></tr><tr><th style="">Модель</th><td class="" style=""> Lockheed L-749A Constellation</span>^ru_en </td></tr><tr><th style="">Авиакомпания</th><td class="" style=""> LANSA</span>^ru_en </td></tr><tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Хорхе Чавес</span>^ru_en, Лима </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Алехандро Веласко Эстете, Куско </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> LP-501 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> OB-R-771 </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 27 мая1947 года(начало эксплуатации) </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 43 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 6 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 49 (все) </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 0 </td></tr> </table> Катастрофа L-749 под Лимой — авиационная катастрофа пассажирского самолёта Lockheed L-749A Constellation перуанской национальной авиакомпании LANSA, произошедшая в среду 27 апреля1966 года в Андах в сотне километров от Лимы (Перу). Жертвами происшествия стали 49 человек.

Самолёт

Lockheed L-749A Constellation с заводским номером 2521 был выпущен в 1947 году, причём изначально он являлся моделью L-649. Лайнеру присвоили бортовой номер N104A и 27 мая передали заказчику — американской авиакомпании Eastern Air Lines. В 1950 году его переделали в модель 749A.

10 января 1961 года борт N104A выкупила California Airmotive Corp, которая в 1962 году сдавала его американским авиакомпаниям Great Lakes Airlines и Admiral Airways (с 20 апреля), после чего в октябре того же года самолёт вернулся к California Airmotive. Также в 1964 году борт N104A эксплуатировался в Trans California Airlines и Cadelair Properties Corp, прежде чем в апреле 1965 года не был приобретён перуанской авиакомпанией Líneas Aéreas Nacionales S. A. (LANSA). После перерегистрации бортовой номер сменился на OB-R-771.

Общая наработка борта OB-R-771 составляла 48 799 часов, в том числе 2415 часов с момента последнего капитального ремонта и 130 часов с момента последнего периодического проверки (проводилась 11 апреля 1966 года). В журнале технического обслуживания были отдельные замечания, но их своевременно устраняли, хотя всё же в обтекателях воздушных винтов позже нашли небольшие отложения и грязь из-за некачественной очистки при ремонтах.

Экипаж

Лётный экипаж состоял из четырёх человек:

• Командир воздушного судна — 36-летний американец Уильям Джонс (англ. William Jones). Имел квалификацию пилота самолётов Douglas B-23 Dragon, Douglas DC-3, Curtiss-Wright C-46 Commando и Lockheed L-749A Constellation. По маршрут из Лимы в Куско и обратно с января 1965 по 15 марта 1966 года (последний раз) летал 112 раз. Имел общий налёт 14 684 часа, в том числе 1461 час по приборам и 5522 часа ночью. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа составлял 191, 11 и 6 часов соответственно. Стоит отметить, что его поставили в данный экипаж заранее, но предыдущим вечером (26 апреля) он прилетел достаточно поздно, а домой добрался лишь к полуночи. Однако пилот, которого поставили взамен, был не в курсе об этом, поэтому утром 27 апреля был недоступен. Тогда выслали автомобиль за первоначально назначенным командиром, которого забрали из дома примерно в 06:30. То есть отдых пилота перед роковым рейсом составлял всего шесть с половиной часов, а сна ещё меньше.
• Второй пилот — 22 года. Его налёт на 22 ноября 1965 года (прохождение последнего медосмотра) составлял 963 часа; общий налёт на Lockheed L-749A Constellation ко дню происшествия был 875 часов. Налёт за последние 60 и 30 дней составлял 217 и 136 часов соответственно.
• Пилот-стажёр — 42 года, имел квалификацию пилота самолётов Curtiss-Wright C-46 Commando, Douglas C-47 Skytrain и Douglas DC-3, а в данном полёте проходил ознакомление с Lockheed L-749A. Его общий налёт составлял 7665 часов.
• Бортинженер — 31 год. Имел общий налёт 1995 часов. Налёт за последние 90, 30 дней и 24 часа составлял 228, 126 и 6 часов соответственно.

В салоне работали две стюардессы.

Катастрофа

Самолёт выполнял регулярный внутренний пассажирский рейс LP-501 из Лимы в Куско. Согласно полученному разрешению, экипаж после взлёта с полосы 15 должен был выполнять набор высоты, следуя по курсу 190°, после чего на удалении 9 морских миль (17 км) от аэропорта выполнять левый поворот и далее следовать по курсу 120°. В 07:40 по местному времени (12:40 GMT), на 10 минут позже расписания, рейс 501 с 43 пассажирами и 6 членами экипажа вылетел из аэропорта Хорхе Чавес («Лима—Кальяо»). Его расчётный вес составлял 90 572 фунта (41 083 кг) (к моменту происшествия снизился до 89 174 фунта (40 449 кг)) при максимальном допустимом 94 100 фунтов (42 700 кг). По данным метеостанций в Лиме, Писко и Куско, погода на маршруте ожидалась хорошая: слабый ветер, ясное небо, видимость 16—30 км, горы открыты, температура воздуха 19° C.

В 07:57 экипаж установил связь с диспетчерским центром в Лиме и доложил: Покинули Лима—Кальяо в 12:40 Зулу, поднимаемся, рассчитываем [пройти] Аякучо в 13:37 Зулу [08:37 по местному времени]. Это было последнее сообщение с борта OB-R-771. Начиная с 08:40 диспетчеры в Лиме и Куско несколько раз попытались вызвать рейс 501, однако экипаж уже не отвечал.

В 08:00—08:05 жители посёлка Сан-Педро-де-Пилас увидели самолёт, который летел на столь малой высоте, что один из свидетелей даже смог прочитать на нём «LANSA». Раньше местные жители видели другие самолёты, но те следовали на гораздо большей высоте, а этот летел уже ниже вершин. Двое свидетелей заметили, как «Локхид» с небольшим левым креном обогнул горы, летя при этом над долиной на восток. Все четыре двигателя, судя по звуку, при этом работали нормально.

Организованными поисками 28 апреля обломки борта OB-R-771 были обнаружены на юго-восточном склоне горы Талаула (Talaula, точка 12°25′ ю. ш. 76°09′ з. д.12.417° ю. ш. 76.1583° з. д. / -12.417; -76.1583   ) на высоте 12 600 фут (3800 м) и в 61 морской миле (113 км) от аэропорта вылета. В 08:05 по местному времени авиалайнер врезался в гору, разрушился и частично сгорел, а все находящиеся в нём 49 человек погибли. В числе погибших — 4 американских преподавателя, которые добровольцами вызвались поехать в Эквадор по обмену.

На то время по масштабам эта авиакатастрофа занимала второе место в стране.

Расследование

Изучение обломков

Самолёт врезался в юго-восточный склон горы крутизной около 35°, следуя при этом по курсу 340° с круто поднятым носом. Удар был почти плашмя, нижней частью фюзеляжа, после чего взорвались топливные баки. В этот момент авиалайнер находился в полётной конфигурации и совершал правый поворот, а все его четыре воздушных винта вращались с частотой около 2400 об/мин, что соответствует максимальной мощности двигателей. Сами обломки расположились компактно, а значит разрушения конструкции до столкновения со скалой не было.

Тестовые полёты

Для определения примерной высоты полёта самолёта перед катастрофой были проведены несколько тестовых полётов, после чего сравнивали их с показаниями очевидцев. Так было определено, что рейс 501 за несколько минут до происшествия следовал на высоте 12 600 фут (3800 м).

Анализ данных

Согласно установленному маршруту полётов из Лимы в Куско, рейс 501 после вылета из аэропорта должен был сперва следовать с курсом 190°, пока на удалении 9 миль от аэропорта не совершит левый поворот на 70°, после чего следовать вдоль склона хребта Кебрада-де-Канете (Quebrada-de-Canete), затем прямым курсом на Аякучо, а от него уже на Куско. Этот маршрут позволяет самолётам успеть набрать безопасную высоту при максимальной мощности двигателей. после чего уже пересекает Анды.

Но через несколько минут его увидели пролетающим на небольшой высоте близ посёлков Сан-Педро-де-Пилас (высота 8638 фут (2633 м) над уровнем моря) и Тамара (высота 9294 фут (2833 м) над уровнем моря). Лайнер направлялся по курсу около 100°, а его двигатели при этом работали нормально. Однако впереди находились высокие горные пики, поэтому экипаж направился над долиной реки Рио-Омас (Rio Omas).

Сопоставив магнитный курс 100° (фактический 107°) с курсом вылета 190° было обнаружено, что они пересекаются на удалении 7 миль от аэропорта. Выполняя полёт в хороших погодных условиях командир самолёта принял решение спрямить маршрут и не долетая двух миль до до установленной точки поворота отклонился от заданного маршрута, повернув сразу к горам. Пилот надеялся, что при ясной погоде успеет набрать высоту, а благодаря хорошей видимости обойти отдельные горные пики. Но так как самолёт был почти полностью загружен, то высоту он набирал с трудом, поэтому при пролёте горы Хуамантанга (Huamantanga) высотой 12 952 фут (3948 м) он успел подняться только до 12 000 фут (3700 м). Далее обходя гору авиалайнер направился к долине между гор, вытянутой по магнитному курсу 80° и сперва сужающейся, но затем расширяющейся, однако окружённой горами с высотами 12 510 фут (3813 м), 12 516 фут (3815 м), 14 291 фут (4356 м), 14 557 фут (4437 м) и 14 908 фут (4544 м). В этом районе самолёт по расчётам мог подняться до 13 000 фут (3960 м).

По изучению обломков было установлено, что в момент удара самолёт следовал по курсу 340°. Возможно, когда пилот понял, что он ещё не набрал необходимой высоты, чтобы подняться над горами, он стал выполнять полёт по восходящей спирали. Но отвернув влево на 100° он увидел в непосредственной близости склон одной из гор — Талаула, расположенной у северной стороны. Пытаясь спастись, пилоты ввели свой самолёт в крутой крен и круто подняв нос, чтобы уйти в сторону. Однако эти меры оказались запоздалыми, поэтому через несколько секунд «Локхид» ударился о горный склон и разрушился.

Причины

Выводы

• Экипаж были должным образом сертифицирован, а его командир имел значительный опыт полётов на данном самолете и маршруте. Он не значился в составе экипажа для данного полёта, но был поставлен в последнюю минуту, так как назначенный для данного полёта пилот не был должным образом предупреждён, а потому был недоступен. При этом командир закончил свои обязанности поздним вечером предыдущего дня, а продолжительность его отдыха не превышала 6 часов 30 минут.
• Сертификат лётной годности воздушного судна был действителен, а периодические проверки проводились своевременно. Однако отдельные вспомогательные системы работали дольше установленного срока. Общий взлётный вес был в установленных пределах.
• Погодные условия на маршруте были очень хорошими, в том числе ясное небо и никакого тумана.
• Связь между самолётом, диспетчерской вышкой и центром управления воздушным движением в Лиме была нормальной. Последнее сообщение было получено диспетчерским центром в Лиме в 07:57. Ни в одном из докладов экипаж не сообщал об отходе от плана полёта, либо о возникших проблемах.
• Согласно установленным процедурам по полётам на маршруте Лима—Куско, после вылета из аэропорта самолёт сперва должен следовать по курсу 190°, на удалении 9 миль от аэропорта совершает левый поворот, после чего следует вдоль склона хребта Кебрада-де-Канете (Quebrada-de-Canete), затем прямым курсом на Аякучо, а от него уже на Куско.
• Самолёт наблюдался над Сан-Педро-де-Пилас, когда следовал по курсу около 100°, после чего выполнил поворот влево, чтобы уклонится от горы Хуамантанга, так как следовал ниже её вершины. а затем направился по курсу 80°.
• Обломки были повёрнуты на курс 340°, находясь в 5 морских милях (8 км) к северо-востоку от посёлка Сан-Педро-де-Пилас и в 29 морских милях (54 км) северней нормальной трассы. Самолёт врезался в склон крутизной 35° с большим углом тангажа, который был равен, либо круче наклона местности, и на небольшой скорости.
• Не было найдено доказательств, что на борту до столкновения был отказ или неисправность оборудования. Двигатели в момент катастрофы работали на максимальных оборотах.
• Был сделан вывод, что пилот принял решение спрямить маршрут и в 7 милях (13 км) от Лимы направился прямо на Куско, но попал в ловушку в горной долине, когда из-за недостаточной скороподъёмности не успел набрать необходимую высоту, а вернуться назад не смог из-за нехватки места для манёврирования.

Следственная комиссия пришла к выводу, что виновником катастрофы стал командир самолёта, в действиях которого были следующие нарушения:

• Нарушив установленные положения выбрал неправильный маршрут полёта для рейса 501;
• Неверно рассчитал скороподъёмность самолёта, так как Locheed L-749 со взлётным весом брутто 90 572 фунта (41 083 кг) неспособен за 25 минут полёта с момента взлёта набрать необходимую высоту, чтобы пройти над вершинами Кордильер, простирающихся на маршруте. В этих условиях можно выполнять полёт лишь ниже вершин, маневрируя между гор, что нарушает простейшие принципы безопасности полётов.
• Пилот решил, что сможет перелететь расположенные впереди горы. Критический момент наступил, когда следуя над посёлками Сан-Педро-де-Пилас и Тамара ниже вершин самолёт направился вдоль узкой долины реки Рио-Омаса в более высокий район. Пилот поначалу следовал выбранным курсом, пока не был вынужден обогнуть гору Хуамантанга, после чего влетел в небольшой зазор между гор. Продолжая следовать вперёд, он вскоре оказался среди крутых гор высотой свыше 14 000 фут (4300 м), которые самолёт оказался не способен перелететь из-за недостаточной высоты.
• Учитывая высокий опыт командира, который из Лимы в Куско и обратно летал не менее 112 раз, он мог переоценить технические возможности самолёта и свои личные способности. Суждение пилота могло быть рассеянным из-за недостаточного отдыха, а также отсутствия предполётной подготовки, так как его не должны были ставить в данный полёт. Отличные погодные условия также смогли стать фактором в выборе спрямлённого маршрута.
• Не было никаких доказательств отказа или неисправности на борту в течение последних двух минут, прошедших после пролёта Сан-Педро-де-Пиласа. Продолжая полёт на восток, лайнер влетел в узкую долину, где уже не было возможности развернуться, чтобы уйти от опасности.

Литература

• [aviation.mid.gov.kz/sites/default/files/pages/096_daydzhest_aviacionnyh_proisshestviy._no_18._tom_1_en_1.pdf Líneas Aéreas Nacionales S. A. (LANSA), Constellation L-749A, OB-R-771, accident on Mount Talaula, Department of Lima, Peru, on 27 April 1966.] (англ.) // AIRCRAFT ACCIDENT DIGEST No. 18 : ICAO Circular 96-AN/79. — Montreal: Международная организация гражданской авиации, 1970. — P. 86—95.

Рейс 501 LANSA

Lockheed L-749A Constellationruen, по конструкции аналогичный разбившемуся</span>

Отрывок, характеризующий Катастрофа L-749 под Лимой

Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.