Катастрофа Let L-200 в Брянске

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рейс 50 Аэрофлота

Let L-200D Morava, по конструкции аналогичный разбившемуся
Общие сведения
Дата

4 сентября 1965 года

Время

10:38 МСК

Характер

Отказ двигателя, сваливание при посадке

Причина

Превышение ресурса двигателя

Место

дом 52 по улице Плеханова, Брянск (РСФСР, СССР)

Воздушное судно
Модель

Let L-200D Morava

Авиакомпания

Аэрофлот (Московское управление СПиМВЛ ГА, Быковский ОАО)

Пункт вылета

Гомель

Остановки в пути

Брянск

Пункт назначения

Быково, Москва

Рейс

Ф-50

Бортовой номер

СССР-34469

Дата выпуска

сентябрь 1961 года

Пассажиры

2

Экипаж

1

Погибшие

1

Раненые

2

Выживших

2

Катастрофа Let L-200 в Брянске — авиационная катастрофа пассажирского самолёта Let L-200D Morava компании Аэрофлот, произошедшая в субботу 4 сентября 1965 года на окраине Брянска, погиб 1 человек.





Самолёт

Let L-200D Morava с регистрационным номером CCCP-34469 (заводской — 170830) выпущен в Чехословакии в сентябре 1961 года и передан заказчику — Главному управлению гражданского воздушного флота при Совете министров Советского Союза. На момент происшествия эксплуатировался в Быковском объединённом авиационном отряде (175 лётный отряд) Московского управления спецприменений и местных воздушных линий гражданской авиации. Его общая наработка составляла 1606 лётных часов[1].

Катастрофа

2 сентября самолёт выполнил пассажирский рейс Ф-49 из Москвы (аэропорт Быково) в Гомель с промежуточной посадкой в Брянске, пилотировал его Г.К. Кудрявцев. На следующий день пилот начал готовиться к выполнению обратного рейса Ф-50 в Москву, когда выяснилось, что если нажать на кнопку № 2, то в правом двигателе возникала тряска, частота вращения падала до 400 оборотов в минуту. О выявленной неисправности было доложено диспетчеру и начальнику участка инженерно-авиационной службы Гомельского объединённого авиаотряда (ИАО ГОАО), после чего вылет борта 34469 отменили. Утром следующего дня (4 сентября) в 08:30 МСК пилот Кудрявцев доложил диспетчеру, что вместе с авиатехником он устранил неисправность двигателя, зачистив контакты магнето, и получил разрешение на вылет. В 09:28 МСК рейс Ф-50 с двумя пассажирами и пилотом на борту вылетел из Гомельского аэропорта[1].

В 10:30 МСК, следуя на высоте 300 метров, рейс Ф-50 вошёл в зону Брянского аэропорта, и пилот запросил условия посадки. Однако через минуту-полторы Кудрявцев доложил, что у самолёта «перебои в правом двигателе», и в 10:33 сообщил, что «правый двигатель зафлюгирован». Когда в 10:34 диспетчер спросил, где находится самолёт, пилот ответил: Нахожусь на окраине города. В 10:36 диспетчер спросил об условиях полёта, на что получил ответ: скорость 160, высота 170. В 10:37 пилот сообщил о следовании курсом 110°, после чего на связь больше не выходил[1].

Установлено, что, пройдя дальнюю приводную радиостанцию пилот Кудрявцев начал совершать левый поворот, то есть на рабочий двигатель, при выпущенных на 15° закрылках. Во время такого манёвра произошла потеря высоты, поэтому, повернув на 320°, авиалайнер оказался на опасно малой высоте. Пытаясь исправить ситуацию, пилот своими действиями привёл к падению скорости, в результате самолёт вошёл в штопор и врезался левой плоскостью крыла в крышу дома 52 на улице Плеханова, что в 6 километрах от аэропорта, и снёс ему веранду. Развернувшись на 180°, машина упала на улицу, носовая часть фюзеляжа разрушилась, все находившиеся на борту были тяжело ранены. Через два часа после происшествия пилот Кудрявцев умер в больнице от полученных травм, став единственной жертвой катастрофы[1].

Причины

Согласно заключению комиссии, одной из главных причин происшествия стало то, что самолёт допущен к полётам, хотя его правый двигатель имел наработку на 81 час больше установленного ресурса. Другой главной причиной стал допуск в аэропорту Гомель самолёта к полёту, несмотря на то, что не проводилось его технического осмотра, а также не выявлены причины тряски и падения оборотов двигателя. В Государственном научно-исследовательском институте гражданской авиации не смогли установить, чем вызваны такие неисправности. Не удалось установить, почему во время полёта отключился правый двигатель. Случайное выключение могло произойти разве что из-за того, что рычаг высотного корректора стоял в положении «богато». Однако все остальные рычаги и кнопки управления данным двигателем стояли в положении, которое соответствовало тому, что пилот сознательно отключил двигатель[1].

Ещё одной причиной катастрофы назван малый лётный опыт пилота Кудрявцева на двухмоторном самолёте (23 часа самостоятельного налёта на Let L-200), особенно в условиях полёта на одном двигателе. Из-за недостаточной практики пилот мог в спешке принять ошибочное мнение отключить двигатель. В результате при выполнении захода на посадку что машина потеряла поступательную скорость и сорвалась в штопор[1].

Напишите отзыв о статье "Катастрофа Let L-200 в Брянске"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 [www.airdisaster.ru/database.php?id=1796 Катастрофа Л-200 'Морава' МУ СПиМВЛ ГА в Брянске (борт СССР-34469), 04 сентября 1965 года.] (рус.). AirDisaster.ru. Проверено 11 января 2015.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Let L-200 в Брянске

И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.