Катастрофа Let L-410 под Костромой

Рейс 637 Аэрофлота
Let L-410M компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	4 декабря 1984 года
Время	08:13 МСК
Характер	Упал после взлёта из-за дезориентации экипажа
Причина	Точно не установлена
Место	близ Гридина, 11 км от аэропорта Сокеркино, Костромская область (РСФСР, СССР)
Координаты	57°43′ с. ш. 41°08′ в. д.57.717° с. ш. 41.133° в. д. / 57.717; 41.133
Воздушное судно
Модель	Let L-410MA (Л-410МА)
Авиакомпания	Аэрофлот (УГАЦ, Костромской ОАО)
Пункт вылета	Сокеркино, Кострома
Остановки в пути	Южный, Иваново
Пункт назначения	Баратаевка, Ульяновск
Рейс	Ф-637
Бортовой номер	CCCP-67225
Дата выпуска	17 июня 1977 года
Пассажиры	8
Экипаж	2
Погибшие	10 (все)
Выживших	0

Катастрофа Let L-410 под Костромой — авиационная катастрофа пассажирского самолёта Let L-410MA (Лет Л-410МА) компании Аэрофлот, произошедшая во вторник 4 декабря 1984 года близ Костромы, при этом погибли 10 человек.

Самолёт

Let L-410M Turbolet с регистрационным номером CCCP-67225 (заводской — 770706, серийный — 07-06) был выпущен 17 июня 1977 года заводом «Let» в Чехословакии. Лайнер передали заказчику — Министерству гражданской авиации Советского Союза, которое в августе направило его в Костромской (193-й) объединённый авиационный отряд Управления гражданской авиации центральных районов. Пассажировместимость салона составляла 8 мест. В августе 1980 года самолёт доработали до модели L-410MA. Общая наработка борта 67225 составляла 3534 часа и 3007 циклов «взлёт-посадка».

Экипаж

• Командир воздушного судна — Вюртц Виктор Игоревич
• Второй пилот — Звегинец Николай Петрович

Катастрофа

Самолёт выполнял регулярный пассажирский рейс Ф-637 из Костромы в Ульяновск с промежуточной посадкой в Иваново. В 08:08 в утренних сумерках рейс 637 с 8 пассажирами (в том числе неоформленный Владимир Лебедев — руководитель полётов диспетчерского центра Костромского аэропорта) и 2 членами экипажа на борту вылетел из аэропорта Сокеркино с магнитным курсом 137°. Небо над районом в это время было затянуто слоистыми облаками с нижней границей 220 метров, ветер 280° 5 м/с, морось, дымка, видимость до 4 километров. Экипаж доложил о взлёте, на что диспетчер дал указание подниматься до высоты 1800 метров. Затем через 35 секунд после первого доклада о взлёте экипаж вновь доложил о нём. Диспетчер спросил пилотов, поняли ли они указание подниматься до высоты 1800 метров, но ответа не последовало. Все попытки диспетчера вызвать рейс 637 оказались безуспешными.

Как было установлено по данным с параметрического самописца, когда спустя 1 минуту 10 секунд от момента взлёта самолёт поднялся на высоту 200 метров, то он вошёл в облака, поэтому экипаж перешёл на полёт по приборам. Следующие 70 секунд самолёт летел в облачности без отклонений и поднялся до 530 метров, после чего экипаж выполнил правый доворот на курс 150° в сторону Приволжска, о чём было доложено на землю. Но после выполнения данного доворота и выхода из правого крена, авиалайнер начал быстро входить уже в левый крен, который всего за 20 секунд достиг 55°. Возможно, что пилоты это заметили по изменению курса, так как спустя 2 минуты 50 секунд от взлёта (30 секунд от начала поворота) крен перестал расти и за следующие 6 секунд уменьшился до 20-25°. Однако пилоты словно не понимали в каком положении пространстве находится их самолёт, так как левый крен вновь быстро увеличился и достиг 73°, при этом машина начала снижаться с вертикальной скоростью до 50 м/с, а приборная скорость превысила максимально допустимую 410 км/ч и достигла 485 км/ч. Пилоты попытались прекратить такое снижение отклонениями руля высоты, что вместе с уменьшением крена привело к тому, что возникла вертикальная перегрузка, а вертикальная скорость снижения только возросла.

На высоте 200 метров авиалайнер вышел из облаков, что позволило экипажу сориентироваться и вывести машину из снижения, а также исправить крен. Но так как поступательная скорость превышала максимально допустимую, а пилоты впервые управляли самолётом на такой высокой скорости, да ещё на столь малой высоте, поэтому они, вероятно, испугались создать отрицательные перегрузки, а потому не стали отклонять руль высоты уже вниз. Между тем, когда на высоте 60 метров крен был исправен, то есть крыло заняло горизонтальное положение, произошёл быстрый прирост подъёмной силы, в результате чего авиалайнер взмыл вверх и поднимаясь с вертикальной скоростью 20-25 м/с снова вошёл в облака.

Здесь стоит отметить одну важную конструктивную особенность применявшихся на самолётах Л-410 авиагоризонтов АГБ-2 — при предельном крене 80° их индикация отключаются. В результате при повторном подъёме авиагоризонты уже не выдавали правильных показаний, а потому летя в облаках без видимых внешних ориентиров пилоты потеряли ориентацию в пространстве. В результате поднявшись до высоты 520 метров самолёт затем вновь начал снижаться. Когда он опять вышел из облаков, то экипаж снова вывел его из крена, но в очередной раз не смог предотвратить быстрый набор высоты. Снизившись до высоты 60 метров лайнер опять ушёл ввысь в облака. Но на сей раз он поднялся только до 320 метров, после чего с крутым креном более 80°, то есть почти с вертикальным крылом в очередной раз начал быстро снижаться. При этом экипаж снизил режим двигателей, благодаря чему приборная скорость не превышала 320 км/ч.

Когда самолёт на высоте 200 метров уже в третий раз вышел из облаков, экипаж также убрал крен. Но так как теперь скорость была в полтора раза ниже, а двигатели работали на малом режиме, возникла просадка, в результате которой вертикальная скорость снижения лишь снизилась с 40 до 10 м/с. Затем летящий с магнитным курсом 340° L-410 на скорости 320 км/ч врезался правой плоскостью крыла в сосну, высота которой достигала 24 метров, потом через два метра — ещё в одну, при этом лайнер ещё и развернуло вправо на 10-15°. Далее правая плоскость врезалась уже в две ели и отделилась, после чего самолёт начал быстро вращаться вправо вокруг продольной оси, при этом врезаясь в ряд деревьев и разрушаясь. Развернувшись так на 330°, машина рухнула на землю, промчалась по ней, а затем врезалась в сетчатый забор на железобетонных столбах и остановилась. Катастрофа произошла в 08:13 близ деревни Гридино и в 11 километрах юго-восточнее (азимут 139°) аэропорта вылета. Весь полёт продлился 4 с половиной минуты от момента разбега. Все 10 человек на борту погибли.

Расследование

Как было установлено в ходе расследования, из-за неправильной загрузки у самолёта была нарушена центровка, которая выступала за максимально допустимый задний предел на 2,6 % САХ. Однако лайнер был управляем, а комиссия сделала вывод, что нарушение пределов центровки не повлияло на исход полёта. Пилотажные приборы, в том числе основные и резервный авиагоризонты, выключатели коррекции и указатели поворота до разрушения самолёта были включены и работали. Согласно выводам медицинской экспертизы, пилоты находились в стрессовом состоянии (так называемая «шоковая почка»), что могло сыграть свою роль, повлияв на их действия во время развития аварийной ситуации, а также когда был начат вывод лайнера из последнего снижения, закончившийся столкновением с деревьями.

На основании данных с параметрического самописца были проведены лётные и тренажёрные испытания, согласно которым удалось установить, что до высоты 530 метров экипаж следовал верным показаниям авиагоризонтов. Но когда самолёт был выведен из планового правого крена и начал входить во всё увеличивающийся левый, который вскоре достиг предельной величины, то эта ситуация типична, когда авиагоризонт начал неправильно отображать крен самолёта, как словно произошёл так называемый медленный «завал» авиагоризонта. Но так как техническая экспертиза показала, что авиагоризонты были исправны, а гироскопы вращались, то с учётом конструктивных особенностей авиагоризонтов АГБ-2 была выдвинута версия, что пилот, который выполнял управление, за четыре-пять минут до полёта в ходе выполнения технологических операций на аэродроме заранее включил авиагоризонт, а когда выполнял контрольную карту, то по ошибке выключил. Затем в полёте эту ошибку заметили, а потому авиагоризонты были включены. Но это произошло уже после того как начала развиваться аварийная ситуация, а до этого у пилотов не было информации о неправильных показаниях авиагоризонтов и потому они не перешли на дублирующие приборы. Однако когда крен достиг 80°, то авиагоризонты отключились, из-за чего у экипажа теперь снова не было информации о положении авиалайнера.

Причины

Так как малые воздушные суда не оборудуются речевыми самописцами, то и полную картину катастрофы следователи установить не смогли, а потому точная причина катастрофы не была установлена. Есть лишь версия, что перед взлётом были по ошибке отключены авиагоризонты, из-за чего на последних была нарушена индикация крена, что в условиях полёта в облаках привело к потере экипажем пространственной ориентации. Свою роль в катастрофе сыграл конструктивный недостаток авиагоризонтов АГБ-2, у которых при достижении предельного крена отключается система индикации, из-за чего у экипажа не оказалось приборов, которые бы отображали точное положение самолёта в пространстве.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Let L-410 под Костромой

В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.